Вор в роли Богарта

— Так, так, так… — произнес лучший в мире полицейский, какого можно только купить за деньги. — Бернард, сынок миссис Роденбарр, собственной персоной! Всякий раз, когда я его вижу, торчит, уткнувшись носом в книжку. Что более или менее объясняет, зачем молодому парню просиживать задницу в книжной лавке.

— Привет, Рэй.

— «Привет, Рэй»… Тебе следовало бы вложить в это больше энтузиазма, Берни. Иначе я вовсе не уверен, что ты рад меня видеть.

— Привет, Рэй!

— Вот так-то уже лучше… — подавшись вперед, он оперся локтями о прилавок. — Но ты всегда почему-то нервничаешь, когда я заглядываю к тебе в гости. Словно подвоха какого ждешь. Отчего это, а, Берни?

— Сам не пойму, Рэй.

— Я хочу сказать, ну какой тебе смысл нервничать? Респектабельный джентльмен, сроду не нарушал закона. Да ты должен прямо от счастья трепетать, когда твой закадычный друг полицейский заглядывает к тебе на работу.

— Закадычный… — пробормотал я.

— А что, Берн?

— Мне очень нравится это словосочетание, закадычный друг-полицейский. Нет, ей-богу, в нем что-то есть.

— Рад, что угодил, Берни. Можешь использовать всякий раз, как приспичит, дарю. А теперь ответь-ка мне на один вопросик.

— Если смогу.

— Видел когда-нибудь раньше эту штуку?

Он что-то держал под прилавком — что именно, я не видел.

— Еще бы, — ответил я. — Много раз. Это мой атташе-кейс. Но откуда ты знаешь Хьюго и с каких это пор у него на посылках?

— Ты это о чем, черт побери? Какие еще посылки?

— Просто не в силах подобрать другого слова. Я же говорил ему, что отдавать вовсе не к спеху, — я протянул было к кейсу руку, но Рэй отдернул свою. Я в недоумении уставился на него. — В чем, собственно, дело? — спросил я. — Ты отдаешь мне этот чертов кейс или нет?

— Еще не знаю. — Он положил кейс на прилавок и опустил пальцы на маленькие замки. — Как считаешь, что там внутри?

— Эмпайр-стейт-билдинг.

— Чего?

— Ребенок Линдберга. [12]Откуда мне знать? Я понятия не имею, что там лежит, Рэй. Когда Хьюго Кэндлмас заглядывал тут ко мне на днях, он сунул туда раскрашенные вручную гравюры, не хотел, чтобы помялись, ну и еще пару каких-то пакетиков, что были у него с собой.

— Не знал, что ты торгуешь еще и картинками, Берни.

— Я не торгую, — ответил я. — И не спрашивай меня, где он их раздобыл. Все, что я продал ему, — это томик стихов. За пять баксов с наценкой.

— И положил в кейс? Очень благородно с твоей стороны.

— Я просто одолжил ему этот кейс, Рэй. Приличный пожилой джентльмен, мой постоянный покупатель. Правда, с таких особо не разживешься, но поболтать с ним всегда приятно. Ну а потом он обязательно купит что-нибудь, так, по мелочи. Почему бы и нет. И все же к чему ты гнешь, а, Рэй? Ума не приложу.

Он щелкнул замками и открыл кейс.

— Ой, смотри-ка, а он, похоже, пустой!.. — протянул я. — Отличный фокус, Рэй, правда, немного устарел.

— Он только выглядит пустым, — сказал Рэй. — Но на деле это не так.

— Потому что в нем воздух, да? Это что ж у нас тут, урок физики, что ли?

— Вот сейчас задам тебе физику! — проворчал он. — Тут полно твоих отпечатков, Берни.

— Отпечатков с гравюр? — Я, щурясь, заглянул в кейс. — Что-то я их не вижу. Должно быть, стали прозрачными.

— Да не оттисков. Я хотел сказать, отпечатков пальцев!

— Моих пальцев?

— Полный набор!

— Очень мило, — ответил я. — Но не шибко удивительно. Это же мой кейс. Я ведь только что тебе сказал.

— Да, Берни, сказал. Это и удивительно, что ты признал данный факт.

— А почему бы мне его не признать? Чего тут стыдиться? Вещь, конечно, не от Луи Виттона, но, с другой стороны, вполне приличная. А если ты собираешься заявить мне, что она краденая, то все сроки уже давным-давно истекли. Этот кейс принадлежит мне вот уже лет восемь.

Он принял позу, имеющую отдаленное сходство с роденовским «Мыслителем», и долго, испытующе смотрел на меня.

— Ну и скользкий же ты тип, что твой лед на тротуаре, — заметил он после паузы. — Я-то думал, ты хоть чуточку дрогнешь, когда я покажу тебе эту штуку, однако ничего подобного. Это ты звонил или нет?

— О чем ты?

— Не придуривайся. Честно скажу, как только мы обнаружили отпечатки и они оказались твоими, я ждал только одного: твоих объяснений. На тему того, как это они оказались на кейсе, принадлежавшем тому парню, Кэндлмасу. И знал, что легенда будет выдающаяся. Но ты превзошел все мои ожидания. Имеешь наглость утверждать, что это твой кейс! Да, мне нравится это, Берни. Ты молодец, смекалки тебе не занимать.

— Но это чистая правда.

— Правда, — кисло повторил он. — Какая, к дьяволу, правда?

— Ты не первый представитель закона, который задает мне тот же вопрос, — парировал я. — Что произошло с Кэндлмасом?

— А кто сказал, что с ним что-то произошло?

— Ой, ради бога, — фыркнул я. — К чему тогда обследовать совершенно пустой кейс на предмет обнаружения отпечатков? Ты нашел кейс в его квартире, и он сам мог бы объяснить, как он туда попал. Так что напрашивается один вывод: Кэндлмас ничего не сказал. Или его там просто не было, или же он был не в состоянии говорить вообще. Так что из двух?

Он смерил меня долгим пристальным взглядом.

— Не вижу причин скрывать от тебя, — наконец вымолвил он. — В любом случае через пару часов ты все равно узнал бы об этом из газет.

— Так он мертв?

— Если и нет, то очень ловко притворяется.

— Кто его убил?

— Не знаю, Берн. Думал даже, что это твоя работа.

— Не болтай ерунды, Рэй. Ты прекрасно знаешь, что это никак не мог быть я. Я не убийца. Это не в моем стиле.

— Знаю, — кивнул он. — Все те годы, что мы знакомы, всегда знал, что ты на такие штуки не способен. С другой стороны, всякое может случиться. К примеру, когда парня застают врасплох, грабящим чужую квартиру… Только не вешай мне лапшу на уши, что все дни и ночи напролет ты только и знаешь, что продавать книжки. Ты закоренелый вор, Берни. Ты найдешь что взломать, даже когда тебя закопают на шесть футов…

— Радужная перспектива. Ладно, расскажи мне о Кэндлмасе, — сказал я. — Как его убили?

— Какая разница? Убили и убили.

— Но почему ты так уверен, что это было убийство? Он же не мальчик. Может, это была естественная смерть.

— Ага. Или самоубийство. Напоролся на нож несколько раз подряд, а потом, видно, проглотил его, чтобы сбить полицию с толку.

— Так его ножом? Колотые раны?

— Во всяком случае, так говорит док. Обширное внутреннее кровоизлияние. И наружное тоже, — добавил он. — Весь ковер залит кровью.

Я поморщился. Мне стало страшно жаль Хьюго Кэндлмаса, но еще больше — того чудесного обюссонского ковра. И я выразил надежду, что покойный не слишком мучился.

— Еще как мучился, — заметил он. — Если его только предварительно не усыпили. Ну сам подумай: кто-то втыкает в тебя ножик, и не раз, а два-три. Как тут не мучиться, — он задумчиво нахмурился. — Правда, говорят, что после первого удара ножом наступает шок и остальных человек уже не чувствует, но кто его знает… Специалистам, конечно, видней. Однако не хотел бы испытать на собственной шкуре.

— Я тоже. И орудие убийства не найдено?

Он покачал головой.

— Нет, убийца унес с собой. Вот закончатся лабораторные исследования, тогда узнаем размер и форму лезвия вместе с именем и домашним телефоном парня, который произвел это оружие. Единственное, что я пока знаю наверняка, убили его точно ножом. По всей вероятности, длинным и тонким, но это всего лишь мои догадки.

— А как к тебе попало это дело, Рэй?

— Кто-то позвонил в участок около часа ночи. Приехали двое патрульных, видят: дверь заперта на целых три замка, а ключей у управляющего было всего два. Это целиком твоя вина, Берни.

— При чем тут я?

— Если б не ребята вроде тебя, люди не стали бы навешивать на двери по целых три замка. Да по всему городу расхаживают люди с карманами, битком набитыми ключами, таскают больше, чем могут унести, а причиной всему наши нью-йоркские воры. Как-то раз встретил женщину, так у нее в двери было целых шесть замков! Шесть! И когда утром она уходила, так пока запрет на все, глядишь, а время уже возвращаться. — Он удрученно покачал головой.