Шансон для братвы

«Ниссан» перепрыгнул через бордюр, расшвыривая комья грязи, пронесся по газону и выскочил на асфальт. Горыныч решил не возвращаться в салон и торчал из джипа наподобие лихого кавалериста, размахивая битой. Идущие по обочине люди бурно реагировали на такой сюрреализм и живенько освобождали проезд.

— Перехвати руль, я с крыши достану! — завопил Ортопед и полез в свое окно, волоча омоновскую дубину. Денис в ужасе перегнулся вперед и схватился за баранку. Благо «патруль» был набит электроникой, и Ортопед успел включить «круиз-контроль» [36]. Ноги экс-водителя мелькнули в проеме окна, и Рыбаков буквально впрыгнул на переднее сиденье.

— Давай жми! — донеслось сверху через полуоткрытый люк. — Братан, я иду! — Это уже относилось к Горынычу.

Ортопед распластался на крыше в районе задних дверей, намертво вцепившись левой рукой в багажник. Правая с дубинкой покачивалась в районе головы Горыныча, задевая того за ухо. Горыныч отмахивался, но не оборачивался. «Ниссан» опять нагнал «супостата». Дубинка и бита одновременно врезали по крыше, прогнув железо сантиметров на десять. Со второго удара Горыныч разбил заднее левое стекло на дверце. Ортопед «рихтанул» багажник.

Братки замахнулись еще раз.

Горыныч попал по заднему стеклу, Михаил промазал — дубина свистнула в миллиметре от носа Даниила и стукнула по дверце «ниссана».

— Осторожно, блин!

— Прости, братан! Диня, прижимай!

«Вольво» резко ушел вправо.

— Решеткой его, гада, решеткой! — Денис понял, что ему предлагают таранить «вольвуху» толстенной защитой из хромированных стальных труб на радиаторе. Владелец «вольво» снова попытался оторваться, чем задел водительский кураж Рыбакова. Он крутанул руль и буквально вбил задний бампер «вольво» в багажник, мгновенно превратившийся в гармошку.

Справа мелькнуло что-то большое, темное и яростно матерящееся. Денис понял, что бравый экипаж лишился Ортопеда, сорвавшегося с крыши в момент столкновения и улетевшего в придорожную канаву. Могучий браток, как разыгравшийся дельфин, поднял огромный фонтан брызг.

Рыбаков ударил по педали тормоза.

Не ожидавший этого Горыныч уехал из салона на внезапно распахнувшейся дверце. Петли не выдержали стодвадцатикилограммового бугая, и Горыныча продолжил поступательное движение вдоль капота «ниссана» уже с дверцей на поясе. Полет завершился на покореженном багажнике «вольво». Горыныч стукнулся об него, отскочил и с утробным рыком скатился в канаву, увлекая по пути выбирающегося Ортопеда.

Денис вырубил двигатель и выскочил из машины.

Со стороны обочины слышались невнятные возгласы и плеск.

— Быстро мотай отсюда! — рявкнул он оцепеневшему водителю искореженной «вольво». — Выберутся — убьют! — И кинулся к канаве.

На первый взгляд с коллегами было все в порядке.

Ортопед стоял спиной и стаскивал с лежавшего Горыныча изрядно помятую дверцу, одновременно громко крича, чтобы Денис не прекращал преследование и «добил бы гада».

— Да уехал он, — сказал Рыбаков. Горыныч, последний раз дернувшись, освободился от дверцы, сел и начал хохотать.

— А славно мы его, — боевой пыл у него прошел. — А не выпить ли нам по этому поводу?

Домой Денис добрался часов в шесть вечера, предварительно заехав с братками на автостанцию.

Ортопед с Горынычем довольно потягивались, ибо все случившееся служило для них невинным и забавным приключением. «Частично открытый» джип поставили в бокс и позвонили Комбижирику, который прибыл через полчаса и прослушал героическую сагу о приключениях трех богатырей. В исполнении Дениса неизмеримо возросла тяжесть прегрешений водителя «вольво». Закончив повествование словами «Сам понимаешь, стерпеть такое, что лампочку в рот засунуть, самому потом не вытащить...», Денис запоздало понял, что сказал лишнее — Комбижирик покрутил головой и уставился на светильник, что-то напряженно обдумывая.

— Почему не вытащить? — спросил он.

— Строение челюстей у нас такое... — объяснил Денис.

Комбижирик вроде успокоился и предложил подвезти куда надо.

Дениса высадили на Большом проспекте Петроградского района и умчались по своим делам, обещав позвонить на днях. Он прошелся по улице, отдыхая от пережитого, и бездумно заглядывал в магазины. В «Аметисте» ему приглянулись серьги за шесть тысяч долларов, и он приобрел их, ошарашив продавцов заявлением, что давно мечтал вставить такие в нижнюю губу.

Страсти к накопительству у Дениса никогда не было.

Заработанные деньги он не складывал в кубышку, тратил как хотел и регулярно сидел на нуле. Но ни его, ни Ксению это не угнетало. Редкие моменты безденежья и вообще различные жизненные неурядицы воспринимались ими спокойно и философски. Оба они до момента знакомства друг с другом вели достаточно активный образ жизни, чуть не разочаровались в людях и совсем было разочаровались в возможности нормальной семейной жизни.

Денис был женат дважды, если можно назвать второй гражданский брак этим словом, Ксения тоже успела пару раз «сбегать замуж». На счастье, детьми в предыдущих браках они не обзавелись, хотя регулярно Денисова вторая так называемая «супруга» вопила о некоем «брошенном сыне», пытаясь доказать окружающим всю глубину своей несчастной женской доли и низость падения Рыбакова. «Отпрыска» она родила года через полтора после того, как «сливалась в экстазе» с Денисом последний раз, но такие мелочи Алину Кривулькину не смущали. Логический взгляд на происходящее был ей, увы, недоступен. Денис понимал, что основная вина лежит все-таки на нем — за год жизни с Алиной он купил ей две квартиры, автомобиль «БМВ» и огромное количество всяких побрякушек, параллельно обеспечив семью ее братца. По скудости интеллекта Алина восприняла это как должное, требовала еще, считая за счастье для любого мужчины находиться вблизи нее, и корчила из себя «роковую» женщину.

Через год, стряхнув наваждение, Денис с ужасом посмотрел на голубые тени и ярко-алую помаду, отсутствие талии и иксообразные ноги, и сбежал.

Очень удачно именно в момент прозрения Кривулькина увлеклась водопроводчиком из соседнего ЖЭКа и, закатывая глазки и придыхая, сообщила об этом Денису, мол, «сердцу не прикажешь». Тот воспринял это известие с «мужественной грустью», зато в душе возликовал и помчался «по бабам».

Алина, удивленная подобной легкостью расставания, попыталась было Дениса не отпустить — ровно через неделю она закатила дикую истерику на пару со своим заторможенным водопроводчиком прямо под окнами квартиры родителей Рыбакова. Сей абстрактный сюжет должен был продемонстрировать «тягу к справедливости» пьяненькой Кривулькиной, якобы узнавшей о любовных похождениях Дениса за период жизни с ней. Водопроводчик Равиль был приглашен в качестве массовки, однако с задачей не справился, сбившись на хриплое распевание народных татарских песен. Окружающую действительность он адекватно не воспринимал.

В дальнейшем до Дениса изредка доходили слухи о жизни бывшей пассии — то Алина выгнала водопроводчика и стала жить с электриком из того же ЖЭКа, то у нее в кавалерах объявился отставной прапорщик, то «мадама» ударилась в бизнес и совсем бросила пить.

В последнее Денис не поверил.

Зато о себе он с изумлением узнал, что является «латентным» [37] алкоголиком. Употребление малообразованной Алиной этого термина свидетельствовало о подключении к устному творчеству придурковатого брата-медика. Подружки Кривулькиной, внешне охая над ее рассказами, между собой крутили пальцем у виска, считая Алину непроходимой дурой с безумным комплексом собственной значимости и неотразимости.

Постоянные вопли Алины Кривулькиной о бессердечии бывшего «сюпруга», лишившего ее на старости лет материальной поддержки и оставившего ее ребенка «практически сиротой», не только не беспокоили Дениса, но доставляли определенное моральное удовлетворение. Круг ее знакомых он прекрасно знал, равно как и их отношение к задравшей нос Алине, которая, поимев на халяву материальное благосостояние, мгновенно почувствовала себя светской львицей. Хотя при написании слова «светский» сделала бы, как минимум, две ошибки. Родом она была из какого-то поселка под Мурманском и, вдобавок ко всем остальным достоинствам, была на шесть лет старше Дениса. Посмотрев как-то раз на «вероятную тещу», Рыбаков понял, что его полюбовница скоро в «это» превратится — необъятных габаритов «мамо» жевала с утра до вечера. К тому же очень быстро распался миф о невероятной сексуальности Кривулькиной и райском наслаждении от общения с нею. Побарахтавшись немного с подружками, Денис не мог без содрогания вспомнить нравоучительные речи и манерные позы Алины. Единственным напоминанием о совместной жизни с этой особой служили ее редкие звонки родителям Дениса, по времени странно совпадающие с полнолуниями, да пара писем, изобиловавших претензиями и грамматическими ошибками, из-за чего содержание, и так далекое от совершенства, совсем съеживалось.