Алмазная история (Великий алмаз, Большой алмаз)

Я отмахнулась от сестры.

— Да погоди ты! Мне попались дневники Флориана Кацперского. Чудо! Это надо переписать. Вот, гляди, истории, рассказанные старой ключницей. О том, как молодой граф де Нуармон наделал долгов и отправился в Индию на войну, а его долги выплачивала сестра, маркиза д'Эльбекю, и какие возникли сложности…

Вырвав у меня из рук изящно переплетённую тетрадь, Крыська безо всякого почтения отшвырнула её в сторону и, размахивая у меня под носом листками бумаги, яростно зашипела:

— О маркграфине мы уже читали, не отвлекайся, идиотка! Вот письмо Мартина родителям, отправленное из Кале. Он помчался вслед за пани Юстиной, та махнула в Англию, а он бросил якорь у мадемуазель Антуанетты. Вон из той кучки письмо, может, там и ещё есть.

— Тогда зачем ты развалила кучку? Сама идиотка! Они наверняка были сложены по порядку, а ты все перепутала. И слезь с моей ноги! Убери ногу, кому говорю!

— А куда мне её деть? Вокруг шеи замотать? Тут ногу поставить некуда, все письмами завалено. Ну читай же скорее!

Нет, я не стала торопиться, читала внимательно, вдумчиво, ведь именно сведений о мадемуазель Антуанетте нам так не хватало. Очень кстати, что вот в этой кучке обнаружилась переписка как раз того периода, когда Антуанетта появилась на горизонте. Именно переписка, а не односторонняя корреспонденция.

— Как хорошо, что в этой семье испокон веков ценили написанное слово! — торжественно заявила Кристина. — Смотри, Мартин получал письма в Кале, Париже, Нуармоне и все их заботливо сохранил, не растерял, не выбросил, а привёз обратно в Польшу, в родительский дом. Ведь не сами же они сюда прибежали?

— Не сами, — подтвердила я. — Оба брата так поступали. Взять хотя бы вот этот дневник Флорека, который ты так непочтительно отшвырнула. Не сомневаюсь, мы непременно найдём и письма, которые ему слали отсюда… Ага, вот как раз письмо от сестры, ответ на одно из его писем.

— Езус-Мария, что за марки! — схватилась за голову Крыська. — И я только теперь это обнаружила?!

— И хорошо, что только теперь. Марками займёшься потом. Не отвлекайся!

Часа через два мы рассортировали драгоценные письма рода Кацперских и уложили в хронологическом порядке. Только потом принялись читать. Ах, какое это было увлекательное чтение! Не заметили, как минула ночь, как наступило утро.

От случайных и сухих упоминаний о мадемуазель Антуанетте Мартинек быстро перешёл к похвалам девушке и восторгам. Как и следовало ожидать, вскоре последовала просьба к родителям дать своё родительское благословение на брак с этим чудом природы. Письма Мартинека мы читали вперемежку с письмами его старшего брата Флориана. Тот поначалу отмалчивался, а потом принялся высказывать предположения, что его братишка не иначе как спятил. Проблему разрешила ясновельможная паненка Юстина, авторитетно подтвердив высокие моральные и прочие качества француженки и полностью одобрив предстоящий марьяж. Очень понравились нам письма сестёр Мартина и Флорека, девиц хоть и крестьянских, но образованных. В их письмах почти не встречались орфографические ошибки.

Итак, в одну сторону летели ироничные письма Кацперских дев, а им в ответ Мартинек всячески превозносил свою невесту, особенно напирая на её хозяйственность. Уж такая она мастерица, вон, даже смастерила потрясающую подушечку для иголок — глаз не оторвёшь. И с таким вкусом её отделала ракушечками, такой красивый бархат выбрала — просто нет слов!

Видимо, не так уж много изделий смастерила собственноручно прекрасная Антуанетта, потому как о подушечке для иголок Мартин писал неоднократно, что дало повод сёстрам деликатно поиздеваться над влюблённым братцем. «Теперь, любезный братец, — писали девы Кацперские, — отпадёт потребность в портном, жёнушка-искусница станет тебя обшивать. Это какая же экономия в хозяйстве!» А вот письмо Флорека, написанное уже позже, когда братец Мартин привёз молодую супругу в замок Нуармон: «…а на игольницу из красного бархата Антуанетта не надышится и трясётся над ней, словно та золотая…» — Чего это они так расписывают несчастную подушку для иголок? — недоумевала Кристина. — Прямо помешались на ней.

— Из-за того, наверное, что девушка она была бедная, приданого не имела, вот и подчёркивали всячески её хозяйственные способности.

— Возможно. Старики Кацперские небось по-крестьянски на какое-то приданое рассчитывали, но в письмах нигде не жалуются.

Тут я вспомнила о главном.

— Погоди, ведь по нашим предположениям алмаз в это время у Антуанетты уже мог быть. Интересно, куда она его дела? Оставила в Кале или привезла в Нуармон?

— Если обнаружила, то обязательно захватила с собой, — была уверена Кристина.

— А если не обнаружила? Он мог так и остаться в проклятом саквояже жениха, бывшего жениха. А брошенная невеста увлеклась новым поклонником, нашим Мартинеком, в саквояжик могла и не заглянуть. Не знала, что алмаз оказался в её распоряжении. Ведь недаром же Хьюстон так упорно разыскивает жёлтый саквояжик!

— Логично, — немного подумав, согласилась Кристина. — Могло получиться и так: заглянула в жёлтую сумку только перед самым отъездом в Польшу, обнаружила в ней сокровище, забрала с собой и спрятала уже где-то здесь. А перед кончиной не успела никому сказать.

— Перед кончиной, как ты выразилась, уж непременно бы хоть кому-нибудь призналась.

— Необязательно. Во-первых, может, не было у неё такого доверенного лица. А во-вторых, откуда человеку знать, что наступает эта самая кончина? Всегда ведь надеется, что ещё не время…

— В таком случае перед нами открывается роскошная перспектива: перекопать весь чердак, не ограничиваясь одной корреспонденцией.

— Будь я законченной свиньёй… — ехидно начала Крыська и многозначительно замолчала.

— Ну!

— Я предоставила бы моей сестре одной рыться на чердаке. Плевать мне на алмаз, марок вполне хватит на лабораторию для Анджея.

— Марки являются составной частью общей наследственной массы, — не менее ядовито заметила я. — Не говоря уже о тех, что наклеены на конвертах с перепиской Кацперских. Переписка принадлежит Кацперским, значит, ограбишь их. А на прочие я имею такие же права, так что придётся поделиться со мной.

— Холера! Придётся, видно, искать эту дрянь.

Итак, к утру мы смогли просмотреть всю обнаруженную корреспонденцию, хотя так хотелось прочитать её не торопясь, с чувством и толком. И все равно запомнилось, что панич Пясецкий упал в колодец, но угодил в ведро и его, панича, извлекли живым. А норовистая кобылка Розалинда вбежала по лестнице в парадную гостиную Млынарских, по дороге сбросив барона Лестке, — врубился, балбес, в притолоку и перебил севрский фарфор. А панну Ясиньскую по ошибке заперли в гардеробной вместе с паном Здиховским, и теперь неизвестно, что делать, ибо последний женат и ожидает потомка. А сколько пришлось напереживаться, когда в последний момент выяснилось, что из двух дюжин яиц половина — болтуны или тухлые, куры же по зимнему времени неслись плохо и очень важный приём оказался под угрозой срыва. Повар графьев Залесских по всему саду гонялся с кухонным ножом за паничем Ястшембским, потому как шаловливый панич шутки ради взял да и встряхнул суфле, что готовилось на званый вечер. Потрясающее чтение! Подумалось: даже если и не найдём алмаз, стоило покопаться в старьё уже ради одного удовольствия.

— Ну как, поспим немного? Глаза сами закрываются! — заявила сестра. — И честно предупреждаю: если меня с работы погонят, пойду в содержанки к твоему Павлу, неважно, под видом тебя или себя. А там пусть себе удивляется и не понимает сколько ему угодно.

— Да, придётся, видно, дать тебе отдых. А отпроситься с работы не удалось?

— Нет, пришлось брать справку, что больна.

— Чем? — с невольным интересом спросила я.

— Пищевое отравление. Пойди докажи, что нет! Если надо, могу хоть целый день просидеть в сортире. Запасусь интересным чтением и просижу.

— Ладно, поспим немного. Эльжуня все равно разбудит на завтрак.