Пятница, когда раввин заспался

Но недавно их отношения претерпели перемену. Ни в прошлый, ни в позапрошлый четверг Мелвин не виделся с Розали, и всему виной её глупые страхи. Розали боялась, что муж, с которым она не жила, приставил к ней наемных соглядатаев.

— Даже не звони, Мел, — умоляла она Бронштейна.

— Так ведь от звонка вреда не будет, — увещевал он её. — Не думаешь же ты, что они станут возиться с твоим телефоном.

— Нет, не думаю, но я могу поддаться слабости, и все начнется по-новой.

Мелвин уступил. К тому же, страхи Розали в какой-то степени передались и ему. А ведь сегодня четверг. Нет, он просто обязан позвонить. Хотя бы узнать, нет ли каких новостей. Если бы только он мог поговорить с ней. Мелвин был уверен, что её желание, столь же пылкое, как и его собственное, наверняка окажется сильнее страха.

Всеми силами стараясь выглядеть непринужденно, Бекер вошел в кабинет и сказал:

— Слушай, Мел, едва не забыл: Солли просила непременно привезти тебя к нам, зовет ужинать.

Бронштейн усмехнулся. Месяц назад Эл и Солли случайно увидели Мела в обществе Розали и с тех пор всеми правдами и неправдами стараются залучать его к себе по четвергам.

— Ой, не наседай на меня, Эл. Мне хочется побыть одному.

— Собрался поужинать дома?

— Нет, куда там! Дебби поедет резаться в бридж, а я заскочу куда-нибудь перекусить и отправлюсь в кино.

— Знаешь, что, мальчик, приходи потом к нам, проведем вечер вместе. У Солли новые пластинки с заумной музыкой. Послушаем, а потом заглянем в бильярдную, сгоняем пару партий.

— Ладно, может, зайду, если буду проезжать мимо.

Бекер предпринял ещё одну попытку.

— Слушай, у меня идея получше. Что, если я позвоню Солли, скажу, что остаюсь в городе, и мы с тобой славно проведем вечерок. Пообедаем где-нибудь, пропустим по стаканчику, а потом сходим в кино или кегельбан?

Бронштейн покачал головой.

— Брось, Эл. Езжай домой и отдыхай себе. Я не пропаду. Может, ещё заеду к вам, — он встал из-за стола и обнял старшего партнера за плечи. Хватит сидеть, отправляйся. Я тут все запру. — И Мел тихонько подтолкнул Эла к двери.

Затем снял трубку и набрал номер. Долго слушал длинные гудки и, наконец, дал «отбой».

Осмотр закончился только в седьмом часу. Элспет поблагодарила медсестру в приемной за листок с диетой и памятку для беременных, после чего аккуратно свернула все это добро и засунула в сумочку. Уже собираясь уходить, она спросила, нет ли в здании телефона-автомата.

— В вестибюле стоит будка, но вы можете позвонить отсюда.

Элспет стушевалась и покраснела, а медсестра понимающе улыбнулась.

Войдя в будку, Элспет набрала номер и принялась молиться, чтобы Он был дома.

— Это я, дорогой, — сообщила она, услышав голос в трубке. — Нам необходимо встретиться, это очень важно.

Послушав немного, она продолжала:

— Нет, ты не понял. Я должна кое-что тебе сказать… Нет, не по телефону… Я в Линне, но скоро вернусь в Барнардз-Кроссинг. Мы можем поужинать вместе. Я хотела перекусить в «Прибое», а потом пойти в «Нептун», посмотреть кино.

Она кивнула, выслушав ответ, как будто собеседник мог видеть её.

— Да, знаю, в кино ты со мной не пойдешь, но ведь есть-то тебе надо, так почему бы не поужинать вдвоем? Я буду в «Прибое» часов в семь. Ну, пожалуйста, попробуй успеть. Если не придешь до половины восьмого, я буду знать, что ты не смог выбраться. Но ты уж постарайся, а?

Прежде чем отправиться на автовокзал, Элспет заглянула в кафетерий и дважды перечитала памятку для беременных. Убедившись, что усвоила немногочисленные и немудреные правила, она запихала брошюру за кожаную спинку сиденья. Оставлять её у себя было слишком опасно: не ровен час, миссис Серафино увидит.

6

В половине восьмого Яков Вассерман позвонил в дверь дома, в котором проживал раввин. Ему открыла миссис Смолл — маленькая шустрая женщина с головой, увенчанной копной белокурых волос, которая, казалось, мешала ей сохранять равновесие. У неё были большие голубые глаза и открытое лицо, которое не выглядело простоватым лишь благодаря маленькому, но твердому и решительному подбородку.

— Входите, входите, мистер Вассерман. Я так рада видеть вас.

Услышав, кто пожаловал, поглощенный чтением раввин встал и вышел в прихожую.

— О, мистер Вассерман! Мы только что отужинали, но, может быть, вы примете участие в чаепитии? Завари чаю, дорогая.

Он провел гостя в комнату, а миссис Смолл отправилась ставить чайник. Положив свою книгу на столик, Дэвид вопросительно уставился на почтенного посетителя, и Вассерман заметил, что взгляд у раввина не только мягкий и добрый, но и проницательный. Старик нерешительно улыбнулся.

— Э… вот в чем дело, рабби. Прибыв в нашу общину, вы выразили желание присутствовать на заседаниях совета. Я всей душой поддержал вас. Оно и верно: если приглашаешь в общину раввина, он должен бывать на заседаниях, где намечаются и обсуждаются дела. Что может быть лучше? Но члены совета проголосовали против. И знаете, чем они это объяснили? Тем, что раввин — наемный служащий прихода. Допустим, обсуждаются его контракт и жалование. Не может же он присутствовать при этом. Ну, а что мы имеем в итоге? Вопрос не поднимался целый год и всплыл только на последнем заседании, когда я предложил обсудить ваш контракт на следующий год. Ведь до летних каникул осталось каких-нибудь два заседания.

Вошла миссис Смолл с подносом. Поухаживав за мужчинами, она налила чаю себе и села.

— Ну-с, и что же решили с контрактом? — осведомился раввин.

— Ничего не решили, — отвечал Вассерман. — Отложили до следующего собрания, сиречь, до воскресенья.

Раввин уставился на свою чашку и сосредоточенно свел брови, потом тихо проговорил, будто думая вслух:

— Нынче у нас четверг, до собрания ещё три дня. Если бы они одобрили контракт и голосование было простой формальностью, вы сообщили бы мне об этом в воскресенье. Будь вероятность одобрения высока, но не стопроцентна, вы, возможно, сказали бы мне об этом при следующей встрече, то есть, во время службы в пятницу вечером. Но в том случае, если голосование сулит неопределенные или даже неблагоприятные для меня результаты, вы не станете упоминать об этом в пятницу, чтобы не портить мне саббат. Следовательно, ваш сегодняшний приход может означать только одно: у вас есть основания считать, что мой контракт не будет продлен, верно?

Вассерман восторженно покачал головой, повернулся к супруге раввина и шутливо погрозил ей пальцем.

— Никогда не пытайтесь водить вашего супруга за нос, миссис Смолл. Он разоблачит вас в мгновение ока, — старик снова взглянул на раввина. — Нет, рабби, неверно. Точнее, не совсем верно. Позвольте, я объясню. В совете директоров сорок пять членов. Представляете себе эту ораву? В советах «Дженерал-электрик» или "Юнайтед Стейтс стил" и то столько не наберется. Но вы и без меня знаете, как созываются такие советы. Туда пихают всех мало-мальски видных людей, которые хоть чуть-чуть помогают храму или могут помочь в будущем. Считается, что это высокая честь. Сами того не заметив, вы в конце концов получите совет, состоящий из наиболее зажиточных прихожан. В других церквах и синагогах — та же картина. Из этих сорока пяти человек только пятнадцать являются на каждое собрание, ещё с десяток приходят от случая к случаю. А остальные — и вовсе раз в год. Если в воскресенье соберутся только пятнадцать завсегдатаев, мы получим подавляющее большинство голосов, возможно, семьдесят пять процентов. Почти для всех наших это была бы формальность, они бы проголосовали за контракт, и дело с концом. Но нам не удалось предотвратить недельную отсрочку. Такое решение казалось разумным, да и вообще мы всегда поступаем так при рассмотрении важных вопросов. Но оппозиция во главе с Элом Бекером что-то замышляет. Эл вас недолюбливает. Только вчера я узнал, что они не пожалели сил и обзвонили человек тридцать из тех, которые редко приходят на заседания. И, насколько я понимаю, дело не ограничилось увещеваниями. Давили, как могли. Вчера, когда Бен Шварц поведал мне об этом, я тоже принялся названивать, но опоздал. Большинство уже склонилось на сторону Бекера и его дружков. Вот как обстоят дела. Если на собрание, как обычно, придут одни завсегдатаи, мы без труда одержим победу. Но если Бекеру удастся созвать совет в полном составе… — Вассерман развел руками, заранее признавая поражение.