Лесь (вариант перевода Аванта+)

— Не знаю, — стойко ответил Лесь.

— Ну, ладно, а на кой черт вам этот нож?!

Лесь с недоумением осмотрел нож, прикидываясь, что видит его в первый раз в жизни.

— Не знаю, — Лесь твердо придерживался избранной позиции.

— А вы уверены, что вчера никого не зарезали?

Лесь уже хотел отчеканить свое «не знаю», но сообразил: если этой ночью кто-нибудь кого-нибудь зарезал, все будет свидетельствовать против него, а посему быстро сменил интонацию.

— Нет и нет. Ножа с собой не таскал.

— А где был нож?

— Не знаю.

— С ним не договориться, — вздохнул расстроенный главный инженер. — Пускай лучше сперва протрезвеет.

— Вот именно. Пан Лесь, встаньте и что-нибудь сделайте. Умойтесь, к примеру.

— Не могу, нет воды.

— На втором этаже вода есть. Побрейтесь, выпейте кефиру, не знаю, что еще, но нельзя же весь день здесь лежать!

Справедливость этого замечания засияла даже в похмельном тумане. Лесь подумал, встал с пола, посмотрел на нож и с сожалением положил его на стол. Затем собрал халаты вместе со своей одеждой и отправился в раздевалку. Когда уже одетый вышел, кадровичка сидела на своем месте. Лесь, не говоря ни слова, расписался в книге присутствия и направился к парикмахеру.

Зав мастерской и главный инженер сидели в кабинете и долго смотрели друг на друга в беспокойном молчании.

— Думаете, он того? — озабоченно начал зав.

— Если жарища не кончится, у всех крыша поедет, — ответил главный подавленно. — Он, наверное, крайне восприимчив.

— А как по-вашему, что это у него застряло насчет ботинок?

— Может, никак обуви не достанет? По вашему мнению, он этот нож не пустил в ход?

— Надеюсь, нет. Откуда он его выкопал? Знаете, пожалуй, я этот нож заберу и спрячу на всякий случай. Черт его знает… Физиономия у него диковатая…

— Спрячьте. Сегодня бы с ним помягче…

После визита в парикмахерскую, кефира, одной-единственной рюмки по методу «клин клином» и пива Лесь вернулся на службу в радостном настроении. В нем бурлило удивительно позитивное отношение к жизни и удивительно негативное к работе. Беззаботно отдаваясь этому радостному настроению, он сидел некоторое время за столом и мечтательно следил за Барбарой. Вдруг его охватил творчёский энтузиазм, он схватил кальку, мягкий карандаш и начал рисовать ее портрет.

В основе своей Лесь был импрессионистом, а сюрреализм и абстракционизм вели борьбу за его творческое «я» с переменным успехом. Следы этой борьбы четко наметились в создаваемом портрете. Источник вдохновения не обращал на художника ни малейшего внимания, Лесь рисовал беспрепятственно и с жаром, пока вошедший Каролек не заинтересовался его работой и не начал с интересом рассматривать уже оконченное произведение.

— Барбара, — позвал он, подавляя бестактное хихиканье, — иди-ка, посмотри на свой портрет.

Барбара, предчувствуя недоброе, встала и подошла к Лесю.

— Что это такое? — спросила она, помолчав. — Что означает это странное нечто? Интересно, в чем ты углядел сходство со мной, Каролек?

— А он не спускает с тебя глаз.

— Ах вот как. Нельзя ли пояснить, пан Лесь, в какой степени ваше творение связано со мной?

В подозрительно бархатном голосе Барбары прорывались зловещие нотки, но увлеченный художник не обратил на это внимания и продолжал восторженно пялиться на нее.

— Я вас так вижу, — прошептал он страстно.

У Барбары на мгновение перехватило голос. Портрет представлял собой многочисленные геометрические фигуры, в коих с некоторым усилием удалось бы увидеть обнаженную, так сказать, натуру, то есть деформированную фигуру, пожалуй, женского пола в позитуре сфинкса с весьма приподнятой вверх задней частью и с чем-то вроде цветочка в части передней, представляющей, скорее всего, зубы. Барбара и Каролек долго рассматривали шедевр в молчании.

— Вы меня так видите?.. — медленно начала Барбара.

— Это только меня вы так видите или всех женщин?

— Только вас…

— Позвольте выразить вам сочувствие. Целыми днями пребывать в одной комнате с чем-то, что вы так видите, это чудовищно! Мне вас искренне жаль! Надеюсь, вам станет легче по возможности этого не видеть! Повернем ваш стол, и с сего дня вы будете сидеть ко мне спиной!

Каролек бестактно и напропалую захохотал. Заинтригованный Януш присоединился к группе около Леся и стоял молча, сраженный оригинальностью видения женщины. Кто-то еще заглянул в комнату и вошел, предчувствуя нечто интересное. Через минуту над Лесем собралось уже семь человек. Последними присоединились главный инженер и зав мастерской.

— Что это такое? — с любопытством осведомился главный.

— Портрет Барбары, — вежливо объяснил Каролек.

Главный и зав взглянули друг на друга с ужасом. Подтверждались их самые худшие предположения.

— Прекрасно, — слегка неуверенно начал зав. — Вы прекрасно уловили… Эта характерная деформация…

— Что? — холодно прервала его Барбара. — Что ты сказал?

Зав вдруг понял, что попался. С одной стороны, опасный безумец, в руках у которого собственными глазами видел мясницкий нож, а с другой — разъяренная и непредсказуемая фурия. Сначала он хотел попросту удрать, но тут же устыдился: главному архитектору, руководителю коллектива надлежит нести все связанные с должностью тяготы. Секунду поколебавшись, он решительно повернулся к фурии.

— Мне надо с тобой поговорить. Пожалуйста, пройдем ко мне…

Они с Барбарой вышли, а главный, когда первый шок миновал, к вящему удивлению окружающих, начал вдохновенно всех убеждать: произведение Леся, дескать, просто уникально и великолепно.

Через четверть часа вся мастерская была проинструктирована: жара особенно повлияла на одного из сослуживцев. А польщенный Лесь никак не мог понять, чему приписать восхитительную, прямо-таки навязчивую общественную доброжелательность и отзывчивость. Все как один поспешно соглашались с его высказываниями, оказывали услуги, старались предупреждать малейшие его желания. Даже Януш, который до сих пор нудил его и пилил, теперь избегал, как огня, всякого упоминания о сроках интерьеров.

Настроение Леся радужно расцвело. Он вдруг почувствовал глубокую симпатию к сотрудникам, черные мысли испарились вместе с подавленностью. Веселый и счастливый он совсем забыл о страшных призраках и вспомнил о них лишь на следующий день по пути на работу.

Разумеется, он снова опоздал и снова не придумал никакой убедительной причины. Радужное настроение пошло к черту, и душа снова погрузилась во мрак и живейшее негодование на кадровичку.

Он вошел в ее комнату, подписал присутствие и помедлил. Сделать вид, что совсем забыл о книге опозданий и поскорей смыться к себе в комнату? Не успеет, сейчас Матильда пихнет ему эту мерзкую макулатуру…

Ничего подобного не произошло. Пани Матильда мрачно взглянула на него, отняла служебную ручку и, не говоря ни слова, вернулась к своим делам. Лесь забеспокоился. Уже вчера, под конец рабочего дня, он понял, что утренняя встреча с завом и главным не прошла безнаказанно, и его подозревают в помешательстве. Все бы ничего, и он вовсе не переживал, поскольку в такой ситуации было кое-что приятное. Однако, если твердокаменная кадровичка, испуганная его сумасшествием, боится рассердить его книгой опозданий, по-видимому, дела зашли далеко. И неизвестно, куда еще могут зайти… Во всяком случае, он спрашивать про эту идиотскую книгу вовсе не намерен!

— Добрый день, — поздоровался он, войдя в свою комнату и положив портфель на стол. — Вы случайно не знаете, почему Матильда не всучила мне сегодня кондуит? Или все дело в том, что я спятил?

— Отчасти, без сомнения, так, — вежливо подтвердила Пирбара. — Но основная причина в другом. Причина весьма нелестная для вас.

— Пойди сразу признайся, — добродушно предложил Януш. — Говорят, признание — смягчающее обстоятельство.

— А в чем мне признаться? — осторожно осведомился Лось. Беспокойство его возрастало.

— А вы не упрямьтесь. Не имеет смысла, и так все выяснится.