Гарпии

Девушка старалась избегать Мартинека и ни разу не обращалась к нему ни с просьбой, ни просто так. Кстати, примирившись с аккордной оплатой его услуг, Мартинек завёл бухгалтерию и тщательно записывал в особую книжечку все, что делал по дому, настоятельно требуя оплаты малейшей услуги.

К счастью для Доротки, днём её почти никогда не было дома, так что она редко встречалась с Мартинеком. Понятно, что теперь, решив встречать крёстную бабушку в аэропорту, Доротка не желала иметь на шее ещё и Мартинека…

Два дня потратила Доротка на поиски нотариуса, фамилию которого, к счастью, Войцеховский назвал в своём письме. Отсидев в нотариальной конторе несколько часов и дождавшись ухода последнего клиента, девушка вошла наконец в кабинет юриста.

— Могу я надеяться на то, что о визите к вам не узнают мои родные? — задала она вопрос в лоб.

— Нотариус — что ксёндз, проше пани, — был ответ. — Мы свято блюдём тайны наших клиентов.

— Очень хорошо. Надеюсь, пан заметил — я совершеннолетняя, мне двадцать два года, вот мой паспорт, если желаете. Мои тётки этого как-то не заметили, я для них все ещё пребываю в детском возрасте. Совершенно случайно я узнала, что вы разыскивали мою мать по поручению её американской крёстной и нашли меня, а теперь выясняется — эта крёстная приезжает. Вот все, что мне известно. А поскольку, если не ошибаюсь, в деле фигурирую я, не могли бы вы информировать меня о нем подробнее?

— А разве три пани… урождённые Вуйчицкие, вас не информировали?

— Говорю же — нет! Даже об адресованном мне письме я узнала случайно, из их разговора, довольно бестолкового. Да нет, я не подслушивала. Хотя наверняка следовало бы. Просто они совершенно не считаются со мной, и за обедом заговорили о приезде американской крёстной. Разумеется, я попыталась их расспрашивать. В ответ услышала: не твоего ума это дело, не доросла ещё, отвяжись. А то что я уже работаю и тоже участвую в расходах на дом, — это не считается. Как вы думаете, имею я какое-то право?

Нотариус явно огорчился.

— Разумеется, имеете. И я не предполагал… И в принципе, вам все известно, остаются мелочи. Вкратце дело обстоит так: ко мне обратилась одна адвокатская фирма из Нью-Йорка…

И за пятнадцать минут внимательно слушавшая Доротка узнала, что крёстная мать её матери с начала войны застряла в Штатах: там вышла замуж за богатого американца польского происхождения, сколотившего своё состояние на разного рода изобретениях и совершенствованиях. Богач оказался круглым сиротой — просто редкостная удача, и когда помер, упомянутое солидное состояние унаследовала целиком жена, то есть уже вдова, Ванда Паркер.

Потеряв супруга, госпожа Паркер почувствовала себя совсем одинокой. Из знакомых был некий Войцеховский, которого она знала ещё с довоенных польских времён, — он и взял на себя заботу о старушке. Но человек тоже чрезвычайно занятый, у него семья, жена, дети, внуки, не может он заниматься одной Вандой Паркер. И вот она затосковала по давно покинутой родине, хотя там тоже не осталось никого из близких и родных, время и война выкосили всех, так что единственным близким человеком, кого она могла надеяться застать в живых, была её крёстная дочь. Пани Ванда не знала, что последняя тоже умерла, и весьма огорчилась, узнав об этом, но вспомнила, что вроде бы у крестницы была дочь, — так может хоть она жива?

И по просьбе пани Ванды американский нотариус мистер Войцеховский обратился с официальной просьбой разыскать родственников покойной крестницы Ванды Паркер. К сожалению, почти никаких данных о разыскиваемых лицах он сообщить не смог, вот почему поиски продолжались так долго. Наконец Войцеховского и миссис Паркер известили — обнаружена дочь крестницы и три сестры покойной. Пани Паркер очень обрадовалась: пусть не родня, но все-таки близкие люди, они заменят ей родню. Она решила навсегда вернуться на родину. В восемьдесят восемь лет трудно начинать новую жизнь, но американка очень надеется на помощь обретённых близких. Да и на кого ещё ей надеяться? Ванда Паркер бережно хранит фотографию с крестин, на которой она, ещё молодая девушка, стоит перед домом Вуйчицких, бережно держа на руках окрещённого младенца, а рядом девочка — старшая дочь Вуйчицких — Фелиция.

Фотографию пани Ванда непременно покажет по приезде.

Смешанные чувства испытала Доротка, слушая рассказ нотариуса. И тревогу, и смутное беспокойство, и растерянность. Но возобладало сочувствие к одинокой старушке. Богатая — но что с того, если ни одной близкой души в целом мире? Впрочем, хорошо, что богата, заплатит за такси и носильщика, можно будет обойтись без помощи Мартинека. Надо купить небольшой, но красивый букет. Красные и белые цветы — цвета национального флага.

— Так когда точно приезжает эта самая Вандзя Райкувна? — спросила за ужином Меланья. — Письма от Войцеховского ты так и не нашла?

Фелиция не выносила, когда с ней говорили в таком тоне, и немедленно бросилась в атаку:

— Лучше сама вспомни, куда его задевала! Наверняка лежало на столике, но ведь тебе все мешает, вот и сунула его куда-то. Вспомни, как запрятала счёт за телефонные разговоры, — до сих пор удивляюсь, как нам тогда телефон не отключили. А где альбом со старыми фотографиями? Видите ли, Сильвии захотелось полюбоваться на них, и — пожалуйста! — альбом как корова языком слизала.

— Да в кухне он! — крикнула Сильвия. — В кухне на буфете лежит. Всю жизнь провожу в кухне — вот и фотографии там смотрю. Что, законом запрещено?

— Всю жизнь! Ха, ха! — не утерпела Меланья.

В общем, скандал бушевал, как торнадо. Доротка подумала, не сказать ли тёткам, что письмо Войцеховского она нашла. В настоящее время оно спрятано за бачком — там они его не обнаружат, можно не беспокоиться. Пролежит до генеральной уборки, которую раз в две недели производит приходящая уборщица пани Стефча. Она должна прийти через два дня, тогда письмо обнаружат, и все поймут — Фелиция занималась чтением во время… в туалете, короче говоря. А можно перепрятать письмо так, что его никогда не найдут, но тогда как объяснить поездку в аэропорт в нужное время? Однако если о сроке прибытия тётки сейчас узнают, непременно отрядят встречать американку идиота Мартинека, а тот не только помешает вовремя приехать в аэропорт, но ещё что-нибудь непременно выдоит у старушки для себя.

Так ни к какому решению Доротка и не пришла. Впрочем, хорошенько подумать ей не давали, заставили непрестанно курсировать между столовой и кухней, обслуживая тёток. Раздражённые ссорой, они принялась за пиво, а поскольку пиво было в маленьких банках, приходилось то и дело отправляться за новой порцией.

Меланья вдруг вспомнила, что Фелиция уже раз уточняла дату прибытия Ванды с помощью записи в своём календарике, потому как в тот же день вызывали Мартинека для какой-то работы. Фелиция аккуратно записывала все. Может, посмотрит, когда именно вызывали Мартинека?

— Посмотрю, если скажете, какую работу он делал, — проворчала Фелиция. — Парня вызывали неоднократно.

— Прибить полку в чулане, — вспомнила Сильвия.

— А, минутку… Вот… И снова на четырнадцатое, а какое сегодня? Значит, Вандзя прилетает через пять дней. Хорошо, Стефча успеет прибраться. А во сколько прилетает самолёт?

— Этого никто не знает.

— Пусть принцесса выяснит, — распорядилась Меланья. — В конце концов, именно к ней приезжает эта американская развалина, а она и не почешется! Узнать ничего не стоит, наверняка старушенция полетит прямым рейсом, а не с пересадками.

— Ты так в этом уверена?

— А ты нет? Думаешь, божьему одуванчику захотелось поразвлечься? Вот, к примеру, ты бы полетела вокруг света?

— Может, и полетела бы…

— С таким огромным багажом? Ослица!

— Багаж можно отправить отдельно, малой скоростью или, как теперь это называют, фрахтом, грузовым рейсом.

— Кажется, Войцеховский не упоминал о турпоездке по странам Европы. Сильвия!

— А? — очнулась Сильвия. — Нет, ни словечком не упоминал. Экскурсию я бы запомнила. Да о чем спорить! Пусть Доротка узнает обо всех самолётах, которые прилетают четырнадцатого, и дело с концом.