Девушка с обложки

— Отвечай! — безапелляционным тоном бросил шейх.

— Да, я слышал, как он говорил про заряды.

— Кто — он?

— Ну, он... — Зияд вскинул руки, словно пытаясь жестами объяснить то, что не хотел говорить вслух. — ОН!..

— Ты имеешь в виду Халида? Что именно он говорил?

— Он днем сказал одному из этих... из ливийцев, чтобы тот после обеда приготовил заряды. Я мимо проходил, больше ничего, только это...

— Хорошо, — прервал его шейх, — достаточно. Сейчас ты пойдешь вниз... этот человек объяснит тебе, куда именно, и посмотришь, стоят ли там взрывные устройства. — На каждую фразу парень молча кивал, так же молча, не изменившись в лице, проглотил и упоминание о взрывчатке. — Потом вернешься сюда. Никому не говори, что у меня здесь кто-то есть, если спросят — скажи, что выполняешь мое поручение. Ваше слово, молодой человек!

— Трап по левому борту, который выходит на нижнюю палубу между прачечной и складом, — начал Томми. — Вот под ним один. Размером примерно с... — пошарил вокруг себя глазами, — с коробку от ботинок, сверху прикреплена черная коробочка с маленькой красной лампочкой. Второй...

— Одного достаточно, — перебил шейх. — Иди!

Зияд нерешительно глянул на Томми, сделал шаг, другой — и быстро пошел к выходу. Он был уже у самой двери, когда шейх внезапно окликнул его и махнул рукой, приказывая вернуться.

Обернулся к Клодин:

— Дорогая, не окажете ли вы мне честь сыграть со мной в шахматы?

Она ошеломленно уставилась на него — какие еще шахматы, у него что, от всех этих событий крыша поехала?

— Едва ли нам еще когда-нибудь представится такая возможность, — мягко улыбнулся Абу-л-хаир и, словно мимоходом, кивнул Томми. — Молодой человек, делайте свое дело. Дверь в комнату связи — в кабинете слева.

Томми секунду мерил его недоверчивым взглядом, потом сорвался с дивана и скользнул в сторону кабинета.

Шейх повел рукой в сторону пуфика и доски.

— Прошу!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Бейкер: «...Мне в тот момент вообще страшно не было — словно ветром каким-то подхватило и понесло...»

Вышел Томми из кабинета минут через пятнадцать. К этому времени Клодин с шейхом сидели перед шахматной доской, а Зияд, включив жаровню, расставлял в песке джезве с кофе.

Подойдя, Томми опустил на плечо Клодин руку, сказал — не ей, шейху:

— Спасибо. Я пойду вниз, попробую сделать что-нибудь. Автомат оставлю в библиотеке — ваш... Зияд может его потом забрать там.

— Он вам не нужен? — приподнял бровь Абу-л-хаир.

— Нет. — Взглянул на Клодин сверху вниз, погладил ее по волосам. — Все будет хорошо.

Ей очень захотелось вскочить, обнять его, поцеловать на прощание — еще хоть несколько секунд с ним, рядом, близко... Но при шейхе было неудобно, поэтому она лишь прижалась лицом к его ладони и кивнула — да, конечно, все обязательно будет хорошо.

Свободной рукой Томми снова погладил ее по голове — и пошевелил плененной ладонью, высвобождая ее. И улыбнулся, когда Клодин посмотрела на него.

Повернулся и пошел к выходу.

А может, это и к лучшему, что при шейхе — иначе она могла бы не выдержать и расплакаться...

Если бы Клодин кто-нибудь впоследствии спросил о ходе этой партии — самой странной шахматной партии в ее жизни — едва ли она смогла бы ответить даже, черными она играла или белыми.

Ничего связанного с шахматами не запомнилось — лишь горько-сладкий вкус кофе, белые одежды шейха, яркость словно сошедшего со страниц «1001 ночи» убранства комнаты — и, словно по контрасту, тьма за окном.

Он даже не поцеловал ее, уходя! Всегда целовал, а сегодня не поцеловал... Ну и что, что шейх был рядом?! Ведь это, может быть, в последний раз, и вот-вот здесь все взорвется!

— Вы даже не спросили меня, Клодин, почему я поверил вашему молодому человеку, — сказал, сделав очередной ход, Абу-л-хаир.

— Почему? — послушно спросила она.

— Потому что если бы зарядов не было, он бы не позволил Зияду никуда идти. И еще потому, что Халид вчера вдруг начал настаивать, чтобы я вместе с ними на катере плыл. До того об этом и речи не было — предполагалось, что они уплывут, а я останусь успокаивать гостей и отвечать на вопросы полиции. А тут он начал путанно и многословно объяснять, что меня все равно могут заподозрить и так будет лучше... Поверьте, я уже достаточно пожил на свете, чтобы различить, когда человек, тем более хорошо мне знакомый человек, говорит правду, а когда лжет.

Клодин лишь молча кивнула. В конце концов, какое ей дело до того, почему он поверил? Поверил — и ладно, и без него проблем хватает!

А не сделал ли Томми ей предложение только потому, что уверен, что они пойдут ко дну? Раз все равно погибать, то почему не порадовать напоследок?! На самом же деле, если бы не заложенные в трюме мины, то никакого предложения ей бы не видать, как своих ушей...

Когда где-то вдалеке раздался выстрел, внутри все похолодело. Лишь усилием воли Клодин осталась сидеть, а не бросилась наружу — посмотреть с палубы, что там, внизу, происходит.

Снова выстрел... автоматная очередь, еще одна... Выстрелы слились в непрерывный треск — казалось, там сражается целая армия!

Еще одна очередь... взрыв... еще выстрел — и все стихло.

Она замерла, приоткрыв рот и прислушиваясь; встретилась растерянным взглядом с шейхом.

— Клодин, сосредоточьтесь на шахматах, — негромко сочувственно сказал тот, — вам и самой так будет легче. И поверьте мне, старику — все будет в порядке, он вернется.

Клодин кивнула — слова не шли с языка. Да, конечно, конечно, он вернется — он же профессионал, он знает, что делает!

Пусть вернется — она скажет, что все понимает, что не собирается ловить его на слове и заставлять жениться на себе! Не нужно ей этого... лишь бы он только вернулся!

Глядя на доску и делая вид, что думает над ходом, она прислушивалась к каждому шороху, но больше выстрелов не было. Ни выстрелов, ни шагов — ничего, пока внезапно по шее не засквозило холодком от открывшейся двери; Клодин обернулась — и вздрогнула, увидев ненавистную белую маску.

Халид вошел стремительно, чуть наклонившись вперед, будто двигался против ветра. Теперь Клодин удивлялась, как могла так долго не узнавать его, ведь с первого взгляда ясно, кто это — и по походке, и по тонким смуглым пальцам, и по фигуре — да по всему!

Подойдя к шейху, он нетерпеливо сказал что-то. Только теперь Абу-л-хаир соизволил поднять голову от доски к ответить — довольно резко и с толикой презрения в голосе.

Клодин уже достаточно поднаторела если не в арабском языке, то в жестах, сопровождавших речь, да и с ситуацией была знакома — так что примерно могла догадываться о смысле сказанного. Халид, похоже, сообщил шейху, что пора собираться. Абу-л-хаир же ответил, что никуда плыть не намерен — и что он много раз просил не мешать ему, когда он играет в шахматы.

После этого Халид обратил внимание на ее, Клодин, скромную персону и приказал Зияду немедленно ее увести. Тот сдвинулся было с места — и снова замер, повинуясь щелчку костлявых старческих пальцев. Шейх же с ехидной любезностью посоветовал своему внуку самому пойти куда подальше (жест был весьма выразителен).

Хотя на пластиковой личине никаких эмоций, понятное дело, не отразилось, Клодин показалось, что она слышит из-под нее злобное шипение наподобие змеиного и скрежет зубов. Круто, по-военному развернувшись, Халид направился к двери. Абу-л-хаир спросил его что-то вслед — он обернулся и бросил раздраженным тоном пару фраз.

Когда за ним закрылась дверь, шейх подождал с полминуты, прислушиваясь, после чего тихо сказал:

— Не бойтесь, Клодин, с вашим молодым человеком все в порядке. Халид сказал, что он ранил двоих его людей и снова, непонятно как, сумел ускользнуть. — Чуть помедлил и добавил с невеселой улыбкой: — Хотя мы с ним вроде бы по разные стороны — все же не могу не отдать должное его подготовке. Он давно в армии?