Смерть навылет

Деньги уютно устроились в потайном кармане куртке. Субботин галантно придержал дверь, давая войти сексапильной брюнетке. Извините, девушка. Но сегодня банкомат уже не работает. Впрочем, не мне вам об этом сообщить.

Теперь квартира. Однокомнатная, со всеми удобствами. Но вот вопрос: через агентство или нет? Если через агентство, то потребуют паспорт, договор, аванс. Денег не жалко, пугает договор и паспорт. Сейчас лучше не светиться. Нужно лечь на дно и перевести дыхание. Сродниться с кожей Жени Субботина. Стать им и забыть о том, что когда-то была Камиллой Сухоруковой. Той девчонки больше нет. И, наверное, никогда не будет.

На Московском вокзале купил бутылку пива и стал прохаживаться, оценивая ситуацию. Теток с табличками “Сдается комната-квартира” было много. Но все они разовые: приехал — посмотрел Питер — уехал. Остановился, переночевал, отбыл. Все, без вариантов. Длительный вариант их вряд ли устроит. И квартирки, наверняка, где-то поблизости, в дворах-колодцах — грязные, с тараканами. Он выпил вторую бутылку пива, но так и не придумал, что делать дальше. Зато захотел в туалет. Ох! Давненько я не был в мужском туалете, точнее — никогда. Уже заплатив деньги, вдруг сообразил, а как? Там ведь эти, которые на стене. Писсуары. И он — Женя Субботин. Со своими первичными половыми признаками. Увидев кабинки, чуть не взрыднул от радости, и тут же рванул туда. О! Хорошо!

Теперь квартира. Снова квартира. И бутылка пива. А как еще бродить туда-сюда, не вызывая подозрений у бдительных стражей порядка? Ему сейчас нельзя попадаться.

Бабушку-старушку Женя выбрал интуитивно. Прямая, как посох, и такая же заскорузлая. Стояла в сторонке, табличку держала так, что сразу и не разберешь: то ли милостыню просит, то ли квартиру сдает.

— Вы квартиру или комнату сдаете?

Она цепко его осмотрела. Поначалу Субботин решил, что уверенность ей внушила украденная куртка. Но на одежду старушка, казалось, и не взглянула. Прощупала лицо, по рукам скользнула и только потом ответила:

— Квартиру. На долгий срок.

— Посмотреть можно?

— Можно, — она еще раз просканировала взглядом и кивнула. Подъехала машина. — Садись, внучек. Поедем.

— Домой, матушка? — водитель почтительно склонился перед старушенцией, открывая дверцу.

— На Блюхера, — отрезала она.

Субботин почти не колебался: минувшая ночь слизнула все его страхи, тело уже опутывала усталость. Словно зверю, ему хотелось найти пусть и временное, но надежное убежище. И он покорно сел в машину, вдохнул аромат сандала и пригрелся, убаюканный неспешной музыкой. Немного сакса в промозглой воде.

Квартирка оказалась однокомнатной, чистой, уютной и какой-то одинокой, как будто она долго и безуспешно искала хозяина. Но, найдя, сразу же его потеряла. Хозяйка молчала, прислонившись к дверному косяку, пока Субботин нерешительно изучал территорию.

— Мне нравится, — наконец сказал он и почему-то смутился. Что-то странное было в этой старухе. Странное и неправильное. — Только мне компьютер нужно будет поставить. И Интернет.

— Здесь выделенка, — пожала плечами она, — так что никаких трудностей не будет. Беспокоить вас не стану. В ближайшие дни уезжаю, вернусь через полгода. Живите спокойно. У меня к вам всего лишь два условия: перечислять деньги на счет, причем без задержек. Номер счета на столе в комнате. И не шуметь — соседи здесь очень нервные. Все остальное — обстановка, дизайн, полочки, мебель и прочие мелочи — на ваше усмотрение. Данные вопросы меня не волнуют. Если вас устраивает мое предложение, то прошу деньги вперед — за два месяца, — и она назвала сумму.

Цена устроила, за что он мысленно поблагодарил мертвого тезку. Старуха молча пересчитала деньги и также молча протянула ключи — короткий и длинный. Субботин вздрогнул, увидев брелок: на тонкой цепочке качалась миниатюрная куколка Барби.

— Это дочкины ключи, — пояснила хозяйка. — После ее смерти остались.

Пояснять не стала, а Женя ничего не спросил. К чему чужое горе?

На прощание она обернулась и вдруг коротко перекрестила его.

— Зачем вы? — попятился Субботин. — Не надо. Лишнее все это.

Старческая рука так и повисла щепотью.

— На тебе печать смерти. Не своей — чужой. Но еще можно отвести.

— А надо ли?

Спросил, и сам усомнился. У нас нет намерений, мы следуем за обстоятельствами. Обстоятельства сейчас были такими — спутанными, неясными и потому пугающими. Что впереди — никто не знает. Если смерть — то смерть, если жизнь — то жизнь. Зачем отводить предначертанное?

Старуха ничего не ответила. Темный взгляд потух, черные юбки дернулись на пороге. Так и ушла, ничего не сказав на прощание и не объяснив. Субботин принюхался: в прихожей висел тяжелый запах сандала и ладана. Он поморщился, и раскрыл окна, впустив влажный дождливый воздух. И только вечером, заварив тягучий зеленый чай и закурив сигарету, он вдруг задался вопросом, почему же хозяйка доверила квартиру ему, незнакомому и, прямо скажем, ненадежному в своей странности. Паспорта он ей не показывал. Имени не называл, впрочем, как и она не сказала ему своего. Даже деньги взяла брезгливо, кончиками пальцев, не пересчитывая. Скомкала и сунула в карман бесформенного балахона. Отдала ключи — будто безделку какую-то. Даже до сохранности мебели и квартиры ей не было никакого дела: пропадет и ладно. И хорошо, что пропадет. Одной заботой меньше.

Субботин встал и довольно потянулся, открыл балконную дверь и высунул нос на улицу. Напротив желтели окна: тени маленьких человечков без устали двигались подобно живым марионеткам — туда-сюда, сюда-туда. Из комнаты в комнату, из квартиры в квартиру. Он усмехнулся, наблюдая. Чужая жизнь. Маленький домашний спектакль, совсем не рассчитанный на случайного зрителя.

В воздухе как на бельевых веревках висели клочки тумана, ветер раскачивал их рваные полотнища из стороны в сторону, наполняя холодом и сыростью. Внизу, чуть наискосок стояла скульптура белой лошади. На ее шершавом боку кривилось непотребное слово. Крупное и потому еще более непривычное. Субботин вдруг почувствовал себя остроносым ежиком, бредущим с аккуратным узелком своих проблем неизвестно куда и неизвестно за чем. Туман подался вперед, и новосел попятился в выстуженное тепло своей временной норы. Закрыл на защелку дверь и занавесил окно парчовой шторой. Дорогая, наверное.

Здесь вообще все было дорогим и новым. Новая сантехника, виденная только на страницах специализированных журналов, уютная мебель, масса маленьких пустячков, придающих законченность стильному интерьеру. И ни одного живого цветка.

Раздеваясь на ходу, Субботин прошел в ванную комнату и включил воду. Высыпал в большую удобную ванну полпакета ароматической соли и голым сел на краешек, наблюдая, как прозрачная вода становится изумрудной, и на поверхности появляются островки пены. Стоит лишить себя какого-то удовольствия, и оно вмиг приобретает статус счастья.

Зеркало отразило нескладную приземистую фигуру: сморщенные грушки грудей, широковатые бедра с пегой порослью меж ног, складки на животе. Субботин отвернулся. Тело не поспевало за сознанием. Вот только поторопить его пока никак не удавалось.

ГЛАВА 3

Социально востребованный человек должен работать и тем самым приносить пользу обществу. Это раз. Тот, кто приносит пользу обществу, не всегда работает с выгодой для себя. Это два. Но иногда и то, и другое можно совместить. Это три.

Зачем ему нужна была работа, Субботин поначалу и сам не знал. Просто нужна. Чтобы не свихнуться от скуки, одиночества и нахлынувшей свободы, к которой он привыкал мучительно и болезненно. Давила и раздвоенность сознания: иногда он просыпался по ночам, не зная, кто он, где он и зачем он. Сердце дергалось и болело, к векам подступали беспричинные слезы. Он смахивал их сжатым кулаком и зарывался в подушку. Жизнь по чужой матрице на поверку оказалась скучным и не очень интересным занятием. И к тому же очень сложным. Иногда Субботин забывался и совершал досадные, а потому и непростительные глупости. К примеру, под удивленные взгляды пытался попасть в женский туалет или же брал женскую одежду и шел с красивыми яркими тряпками в примерочную. Призрак Барби по-прежнему его преследовал, не давая забыть о собственных комплексах и желаниях.