Душные бандиты

— Разрешите вручить вам подарок? — прозвучал робкий голос, и на экране появилась Мария Даниловна.

— У вас сто очков…

— Сначала подарок! — зашуршала она каким-то свертком и вскоре извлекла его содержимое.

— Это ритуальный наряд… спецодежда, можно сказать, — объясняла она, наряжая ведущего. — Жрецы облачались в него, бальзамируя усопших.

Якубович продемонстрировал многомиллионной аудитории, как выглядел бы жрец десятки веков назад, будь он сходной с ним комплекции.

— Сто очков… Буква? — напомнил он, весело сверкая глазами из-под громоздкой маски шакала.

— Я попробую назвать слова… «Обмен душами»!

— Абсолютно верно! — захохотал «шакал». Пенсионерка Сухова скромно раскланялась.

Алексеев пристально смотрел на экран, отказываясь верить увиденному и услышанному.

— Вот задание на суперигру! Слова длинные, поэтому я разрешаю вам открыть четыре буквы! Ну, Петр Алексеевич, вы готовы?

Петруха, не отрываясь, взирал на себя, размышляющего в телевизоре над вариантами ответов.

— Повторяю! Кого должен спасти оперуполномоченный Алексеев?

— М… Д… А… И… — задумчиво произнес опер с экрана.

— Динь! Динь! Динь!.. — открывались угаданные буквы.

— «МА-И-ДА-И-А», — машинально прочитал он и тут же, одновременно со своим двойником, воскликнул: — Мария Даниловна!

— Аплодирует студия! Аплодируют телезрители! Конечно — Марию Даниловну Сухову! Ее нужно спасти! — кричал ведущий. — Приз победителю суперигры!

«Честный отче!.. — вновь изумился Петруха очередному появившемуся сюрпризу. — Отец Илларион! Ты-то здесь что делаешь?»

Нога за ногу по залу плелся бывший однокурсник Петрухи, а ныне разжалованный в пономари еще один любитель кагора, отец Илларион. Подойдя вплотную к оперу, он торжественно вручил ему книгу — тяжелую, антикварную — и благословил, стараясь отворачиваться от камеры.

— Великий Требник митрополита Петра Могилы! — зычно возвестил Леонид Аркадьевич. — Вашего тезки, к слову! — добавил он, ухмыляясь. — И если вы своевременно не воспользуетесь требником, то станете полным тезкой! Петром Могилой! Шутка! Ха-ха-ха! Держите крепко, он вам очень скоро понадобится!

— Спасибо, — растерянно кивнул Петруха и смахнул слезу.

— У меня еще одно приятное сообщение! — заявил ведущий. — Туристическая фирма «Сет-Трэвэл» учредила специальный приз для одного из участников нашей передачи. Призером единогласно избрана Мария Даниловна! Аплодисменты в студии! Вот! — горячо пожал он руку смущенной Суховой. — Вот бесплатная путевка в Египет! Вы можете ехать в любое удобное для вас время! «Лучшие отели, лучшие экскурсии, лучшее питание под сенью древних пирамид» — вот девиз фирмы «Сет-Трэвэл». А вам, — обернувшись к крепко прижимающему к груди книгу Алексееву, продолжал Якубович, — утешительный приз от туристической фирмы — билет до станции «Рыба»!

Зал разразился радостными выкриками, зрители хлопали не жалея рук, звучала победная музыка…

Дразняще помахивая путевкой, Мария Даниловна приблизилась к оперу и негромко сказала:

— Путевка, между прочим, на два лица!

Петруха просиял было, но пожилая женщина ехидно добавила:

— Но я вас не возьму! Знаю я вас, вы халявщик известный! И лицо у вас не то! Неподходящее! — она подмигнула, и в этот момент привычные черты ее милого некогда лица на глазах преобразились. Иссушенная желтая кожа, заострившиеся скулы, повисшие бурого цвета патлы составляли облик стоящей напротив Суховой. Опер попятился, прикрываясь Великим Требником. Шагнувшая было навстречу ему с угрожающим видом бывшая Мария Даниловна остановилась и заслонила глаза коричневой сморщенной ладонью. Заметив это, Алексеев раскрыл книгу и наугад прочитал несколько слов.

— Нет! Никогда-а-а! Только не это-о-о! — жутко возопила пенсионерка и в панике бежала. Петруха пустился в погоню…

…Дернувшись, он зацепил шнур, и надрывно жужжавший пылесос наконец замолчал. Алексеев огляделся — в квартире повсюду горел свет, приглушенно бормотал телевизор, транслирующий новости… Он помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Тягостное ощущение, оставленное сном, не покидало его… Он задумчиво подошел к книжным полкам и бережно достал Великий Требник митрополита Петра Могилы…

«Как странно, — подумал Алексеев. — Мне же он чуть ли не чудом достался… Царский подарок… Малознакомый священник совершенно неожиданно всучил, да еще сказал… Что же он сказал? О Боже! Так ведь и сказал: „Я чувствую — он вам скоро пригодится!“ Не может быть! Неужели все это правда? Нет, ну тусовки с Полем Чудес, конечно, чушь, но вот переселение душ? Я, конечно, не материалист, но не настолько же! Да, но если это так… Фигня, не может это быть так! Ну ладно, а если все-таки… То многое обьясняется! Ох… Надо спасать пенсионерку Сухову! Но как? Да нет, ерунда… А с какой это стати меня кошмары стали мучить? Никогда прежде такого не было… Нет, ну само по себе это, конечно, можно объяснить… Уже неделю, да, выходит, почти неделю, как с Олесей поссорились, так и не встречались… А это пагубно сказывается на организме… Логично. Хорошо. — Он поставил книгу обратно на полку, но, покачав головой, вновь снял ее. — Нет, все равно. Она, конечно, не пушинка, но поносить с собой можно, не надорвусь… Зайти завтра, попробовать, когда отвернется, почитать чуток… А если ее передернет? Во, так и проверю! Жрец не жрец, а все же мало, что ли, я бесноватых повидал? Я уж не говорю о монастырях — там через одного паломники едут бесов выгонять… Такие попадаются! Ух! Да и в Питере на каждом шагу… Ну ладно, гадать можно до бесконечности… Утро вечера мудренее. Проверю. Раз никому не скажу — никто и не засмеет!» — выкрутился он и, довольный, крепко заснул, уже без сновидений.

…Близилось три часа ночи… Ровесник века Борис Львович Ривкин сидел и плакал. Сегодняшний день выпал из его жизни. Это был на редкость пустой день. Его дражайшая супруга как вышла днем в соседнюю комнату за мясорубкой, так с тех пор куда-то и задевалась… Ее исчезновение уничтожило, перечеркнуло этот день — первый за много лет день, прожитый без телевизора… Борис Львович, давно уже разучившийся включать телевизор, сидел и плакал…

Было утро субботнего дня, и Петруха недолго ожидал на лестнице, когда ему откроют.

— Вы к Марь-Даниллне? — узнала гостя соседка Наташа. Опер кивнул.

— Проходите, не стойте на пороге — плохая примета… — Она закрыла дверь и продолжала: — Ее нет, но…

— Что — но? — почуял неладное Алексеев.

— Я знаю, вы в милиции работаете… Видите ли, с ней что-то странное! Вот уже несколько дней не здоровается, а со мной она всегда здоровается! — тараторила Наташа. — Нет, я не имею в виду, чтобы вы ее за хулиганство привлекли… Я в другом смысле… Может, она заболела? А как ее убедишь лечиться? Только друзья смогут… Я в том смысле, что, может, вы повлияете? Представляете, ходит по коридору как бледная тень, глазами зыркает… Аж дрожь пробирает! Я уж не говорю о том, что она счет за телефон отказалась оплатить… Не отказалась как бы, а просто мимо проскочила — и в комнате заперлась! Никогда такого не было! Ладно, счет подождет, ну даже если отключат… Дело в другом: она изменилась!

Алексеев, насупившись, внимательно слушал.

— А сегодня, — продолжала женщина, — я с утра опять с ней столкнулась, она прошла, будто меня и не знает, какой-то длинный сверток под мышкой, завернуто что-то… Шасть — и на лестницу! Ни здрассьте, ни до свидания…

— Во сколько?

— Не помню… Час или два назад…

— Куда, конечно, не знаете? — на всякий случай поинтересовался Петруха.

— Откуда? — пожала плечами Наташа.

Поблагодарив ее, опер подошел к комнате Суховой, подергал дверь — та не поддалась. Решив, что вламываться пока незачем, он попрощался с глядящей на него с надеждой соседкой и вышел на улицу.

Книга оттягивала ему руку, и он шел не спеша. Огромное скопление людей возле входа в метро «Садовая», на которых он не обратил особого внимания по дороге к Суховой, теперь заинтересовало его.