Сингапурский квартет

Резная картина изображала гнавшегося за Буддой вооруженного ножом разбойника, на счету которого числились сотни погубленных душ. Достигший блаженства не убегал и не скрывался, шел себе и шел своей дорогой. Злодей же, как ни прыгал, ни бежал, отставал…

Вечный круг погонь и добыч, в котором смертен лишь человек. Но такой вывод делал лично Марголин. Согласно Будде, всякий землянин после кончины лишь перевоплощается, душа переселяется дальше.

Юрист прикидывал, по чьи души явились два агента безопасности, вырядившиеся с утра в смокинги? Скорее, болтаются в холле, оберегая бриллианты и изумруды постояльцев от краж, детей постояльцев — от похищений, политиков — от террористов. В это время в гостиницу вошел Севастьянов. На русском были дешевые брюки и рубашка из местного универмага «Метро». Агенты приметили бедняка, пошли на сближение…

Эфраим Марголин стремительно подошел к бухгалтеру.

— Это просто отлично, господин Севастьянов! Просто отлично!

— Вы Эфраим Марголин? — спросил русский бесцветным голосом. Взгляд его казался тяжелым.

— Совершенно верно… Я Марголин, доверенный двух известных вам лиц. Пройдемте на автостоянку, пожалуйста…

Русский молчал, шел медленно, усаживался в кресле предоставленного Бруно Лябасти «ситроена» обстоятельно, возился с ремнем безопасности, будто перед дальней дорогой. Севастьянов покосился на радиотелефон под панелью приборов, на педали и рулевую колонку.

«Неужели успел напиться, свинья, как они это делают для храбрости?» злобно прикидывал юрист, пытаясь понять причину заторможенности бухгалтера.

— Автоматическая коробка передач? — спросил Севастьянов.

— Конечно, конечно… Прекрасный автомобиль! Советую присмотреться на будущее… Но это мелочи. Скажите-ка мне лучше сразу, по дружески, не стесняясь… Мне ведь можно. Я только посредник, человек конкретной мысли… Какой чек вы предпочитаете, господин Севастьянов?

Вопрос остался без внимания.

Эфраим Марголин покосился на колпачок шариковой ручки в кармашке дешевой рубашки русского. Не передающее ли это устройство? Всякий русский мог добровольно служить агентом разведки, которая пользуется всеми методами, в том числе и подслушиванием. Марголин себя не чувствовал себя в чем-либо виноватым перед таинственной русской разведкой, но, впрочем, кто знает? Жена однажды высказала мнение, что за ту манеру, в которой он защищал Доуви на суде, то есть сваливая случившееся на российскую разведку, его могли «и покарать».

— Мы едем сейчас в гостиницу «Пенинсула», — сказал он. — Пообедаем в клубе и одновременно обсудим некоторые технические параметры разговора по существу, который состоится немного позже. Тут одно лицо устраивает воскресную вечернюю прогулку на моторной яхте вдоль островов… Вы располагаете неограниченным временем, господин Севастьянов? Не так ли? Не обязательно ночевать в представительстве? Не так ли?

— Я располагаю временем, господин Марголин, — сказал бухгалтер с самоуверенностью напыщенного дурака. Он становился невыносим. В конце концов, марголинские гонорары составляли столько, сколько этому начинающему шантажисту не заработать на своей московской должности за всю жизнь.

— Вы не ответили на вопрос о чеке, — напомнил он.

«Ситроен» притормозил перед красным светофором у торгового центра Фунань, напротив которого серо-белая громада бывшего британского комиссариата, превращенного в полицейский арсенал, напомнила Марголину о русских наемниках, служивших в Сингапуре помощниками констеблей вперемежку с китайцами. Вот уж где место и этому, напыщенному…

— Я отвечу, — сказал Севастьянов. — Я хочу чек бангкокского отделения «Бэнк оф Америка».

— Итак, чек из «Бэнк оф Америка», бангкокское отделение, на сумму один миллион двести пятьдесят тысяч сингапурских долларов.

— Вы сказали, господин Марголин, что уполномочены обсуждать технические параметры договоренности. А сумма относится к существу сделки, не так ли? Для меня это наисущественнейший вопрос. Вы это понимаете, конечно?

Резко сворачивая в сторону «Пенинсулы», Марголин признал справедливость замечания. Предложил:

— Мне лично представляется более удобным чек Индо-Австралийского банка. Что же касается отделения, то у этого банка оно есть и в Бангкоке…

— Нет. Чек «Бэнк оф Америка». Это чистый банк. Индо-Австралийский, я знаю, — обычная стиральная машина.

Марголин постарался не забарабанить пальцами по рулю. Выдержал паузу. Разделяя слова, многозначительно сказал:

— Миллион двести пятьдесят тысяч могут превратиться в двести пятьдесят тысяч и потом совсем в ничто, господин Севастьянов, если ваша несговорчивость останется столь непоколебимой.

Севастьянов полуобернулся. Нет, пьяным он не казался. Угрожающим, скорее.

— Господин Марголин, я не намерен именно с вами обсуждать размер суммы, которую хочу получить. Кажется, мы об этом условились… Из какого банка чек, также не относится к технической стороне дела. Вам определенно говорю одно — я согласен на чек, согласен на получение суммы… Кажется, что ещё говорить?

Бухгалтер изматывал юриста молчанием.

Тогда Марголин развил перед ним теорию, выдвинутую ещё в 1926 году бежавшим из Совдепии экономистом Николаем Кондратьевым, автором известного труда «Длинные волны циклов занятости». Первый подъем в мировом хозяйстве пришелся, согласно Кондратьеву, на 1850 год. Потом в 1874 году начался спад, продлившийся до конца века, а затем снова пошла волна подъема занятости до 1913-го…

Варвар вдруг проявил интерес, сообщив, что и в его стране предпочитают соизмерять статистические данные с 1913 годом. Разумно рассудил, что видит аналогии кондратьевским выкладкам в послевоенный период. Вдруг спросил, как Марголин относится к закрытию Соединенными Штатами в 1971 году «золотого окна», то есть к введению запрета на частные продажи золота за границу?

Эфраим Марголин истолковывал свое нарастающее раздражение тремя причинами. В конце концов, само их выяснение помогало ему сохранять необходимую сдержанность в отношении идиота… Во-первых, сам юрист одел пиджак и повязал галстук-бабочку в розоватых тонах. Севастьянов же удосужился явиться в обличье дешевого туриста, да еще, как разглядел Марголин, в брезентовых ботинках. Во-вторых, русский проявил себя до неприличия жадным и прямолинейным, туповато скучным собеседником. И в-третьих, он явно не отдавал себе отчета, какого масштаба дело обсуждается, с какими фигурами он ведет игру, а это могло обернуться прямым риском для самого Марголина, если бухгалтер вдруг сделается неуправляемым.

Эфраим Марголин чувствовал себя в роли председателя крупного банка, вынужденного просить взаймы десять центов.

— В чем заключался ваш конкретный интерес, господин Севастьянов, когда вы работали здесь, в Сингапуре, в группе Петракова? — спросил Марголин, когда они уже сидели за столиком в клубе.

— Ух, — простовато отреагировал русский. — Трудно теперь вспомнить… В общем, помнится, внимательно следил за нефтедолларами.

— За чем внимательно следили?

— За нефтедолларами…

Ел он по-американски. Растаскал венский шницель на куски, перемешал их с брюссельской капустой, переложил вилку в правую руку и принялся жевать все подряд. К пиву не притрагивался, и эта примитивная осторожность позабавила Эфраима. Он развязал галстук-бабочку, сунул в карман пиджака.

— Вы не могли бы, господин Севастьянов, подробнее сказать об этих нефтедолларах… Ну, за которыми вы внимательно следили…

— Могу, отчего же… Скажем, к торговцу нефти где-нибудь в Кувейте является банкир и предлагает выгодно поместить его деньги. Самое выгодное, это ясно, — дать взаймы не частному лицу, а государству. Как известно, государства, сколько бы ни должали, не разоряются…

— Потому и не разоряются, что ни одно государство никогда ещё не возвращало своих долгов полностью, — сказал Марголин. Соображения варвара поражали примитивной простотой и свежестью. Им хотелось вторить.

— Значит, не разорятся и банки, которым они должны… Посмотрите-ка, что это за корпорации! «Сити-бэнк», «Чейз Манхэттен», «Бэнк оф Америка», «Ферст Интерстейт», «Морган Гэрэнти», «Ллойдс»… Кто еще? Непотопляемые линкоры мировых финансов. И знаете, чем руководствуются правления этих гигантов?