Пятеро против всех

Но только в этот раз у «чехов» вышла промашка. Для моих парней ночная война в горах — как для школьника «аз» и «буки». У иного снайпера винтовка не так пристреляна, как у моих бойцов автомат, у каждого — ночной прицел и ПБС [1] на стволе на тот случай, если нужно бесшумно и незаметно через тылы противника пройти. Я часть своих бойцов, наиболее метких, на склонах позади себя оставил, и вот, когда мы уже в ущелье спустились, «чехи» начали свои огневые точки занимать. Сидят мои бойцы тихо, как мыши, и видят в ночные прицелы, как из-за хребта людишки с оружием появляются, чтобы моей группе в спину начать стрелять. Да только все они у моих парней уже на мушке. Тут главное — противника опередить. А когда с теми, кто на склонах, покончено, снова поднимаешься на горы и обходишь сверху засаду, которая внизу, в ущелье.

Но такая тактика ночного боя только на открытых пространствах годится, а если кругом «зеленка» — труба! Тут уже другая засада — по тебе чуть ли не в упор бьют, и никуда ты, голубчик, не денешься!

Тогда моей диверсионной группе удалось без потерь обойти две чеченских засады и к рассвету выйти на обозначенную на карте точку. Но только те засады, как выяснилось позже, были цветочки, ягодки нас ждали впереди…

Никаких признаков химического производства мы в свои полевые бинокли в обозначенной на карте точке обнаружить не смогли. Склон как склон, мелким кустарником покрыт, кое-где скалы торчат. Времени ждать, когда противник себя обнаружит, у меня не было. Приказ командира — двое суток на всю операцию. Сутки на обнаружение объекта, сутки на то, чтобы его уничтожить. В том случае, если объект обнаружен, но для людей неприступен, авианаводчик, который вместе с моей группой по горам ходит, должен дать точные целеуказания «летунам». Они обработают подступы да и сам вход в пещеру камнями засыплют, а дальше уже наше дело. Да вот только попробуй этот объект обнаружь!

Наблюдал я за противоположным склоном горы и размышлял про себя как быть. По кустарнику огонь открыть? А что толку? «Чехам» от этого ни жарко ни холодно: они за многометровой каменной стеной сидят и наверняка себя никак не проявят, не выдадут. Этот завод им десятки миллионов долларов прибыли ежегодно приносит. А может, послать на гору бойцов? «Чехи» струхнут, что они их замаскированный вход в пещеру обнаружат, и проявятся. Нет, не могу я людей на верную гибель посылать. Одно дело — в бою смерть принять, другое — в разведке, за героин этот треклятый! Язык у меня не повернется такой приказ пацанам отдать!

В общем, за весь день в засаде ничего путного я так и не придумал. Но тут, когда уж смеркаться стало, смотрю, метрах в пятидесяти от меня две козы ветки обгладывают. Причем козы не дикие, домашние. Дикие — они маленькие, а эти здоровые. То ли от хозяев убежали, то ли от большого стада отбились. Меня словно током ударило — вот оно!

Подозвал я своих пацанов и говорю: «Делайте что хотите, но чтобы через пятнадцать минут обе козы пойманы были!» Скоро к моему укреплению обеих за рога притащили. Напялили мы на них маскхалаты, кепочки и под прикрытием «зеленки» к противоположному склону погнали. На открытом пространстве в бинокль козу от человека сразу отличить можно, а вот если сумерки да за кустами — ни за что! Диверсант, да и только! Таких вот случаев во время афганской и чеченских кампаний тысячи были. Часовые вместо противника в коз да ишаков стреляют. Страшно… спросонья!

Направили мы коз в нужную сторону прикладами да пинками и сразу бинокли к глазам — наблюдать. И точно: ошиблись «чехи» — открыли стрельбу. Я их точку засек — и на нее огонь из всех видов оружия: и автоматы, и пулеметы, и подствольные, и станковые гранатометы — все в дело пустил! Пока они очухаться не успели, я с одной группой на гору полез, а другую прикрывать оставил. Ребята поверх наших голов лупили, а я по рации их огонь корректировал.

Когда мы уже близко к цели были, приказал я огонь прекратить. Короче, обнаружили мы пещеру, а рядом десяток «чехов» убитых. И тут совершил я ту роковую ошибку, которой себе до сих пор простить не могу! Вошел я со своей группой в пещеру! Ведь у меня конкретное задание было: завод по производству героина уничтожить! Это уж я позже понял, что пещер этих замаскированных у них в горе с десяток! Глубоких, неглубоких, больших, маленьких… Склады, лаборатория, казарма, камуфляж. А тогда решил, что именно в этой завод и задание можно считать выполненным. Ну вошли мы внутрь и сами себя загнали в ловушку. Не было там никакого завода, никакой лаборатории, а просто лежали мешки. Много мешков. Один я вспорол ножом, а в нем пакеты с героином. Это мы на их склад попали. Сунулись было назад, а нас уже не выпускают — такой плотный огонь, что никому из пещеры живым не выйти…

Проявили себя итоевцы не хуже нашего спецназа! Пока мы шквальный огонь по одной точке вели, пока на гору лезли, «чехи» тайными тропами обошли группу прикрытия с тыла и внезапно напали на моих пацанов. Они бой ведут, а мы им ничем помочь не можем, потому что сами находимся в каменном мешке.

Минут через десять все стихло. И тут мы услышали голос Шамиля Итоева.

— Ну что, Пастухов, потолкуем? — По-русски он почти без акцента говорил. Но поразило меня вовсе не это, а то, что он фамилию командира диверсионной группы знает. Это значит, что в штабе нашем у «чехов» стукачок имеется.

— Мне с тобой разговаривать не о чем!

— Тебе-то, может, и не о чем… Бойцов своих не жалко?

— Бойцов жалко.

— Ты хороший командир, Пастухов. Думаю, сможем договориться. По дороге до Каспия постов много. Ты с бойцами обеспечиваешь нам сопровождение с товаром до моря, а мы вас отпускаем на все четыре стороны, идет?

Вместо ответа я гранату в подствольник зарядил и на спусковой крючок нажал. Снаружи грохнуло, и бой закипел с новой силой. Пули по пещере свищут, рикошетом от каменных стен; а тут еще беда: «чехи» трассирующими ударили, попали в мешки с героином, и он тлеть начал. Как это у них, у наркоманов, говорится? Кумар пошел. Только там доза на несколько человек — четверть грамма, а здесь с десяток мешков и в каждом килограммов по тридцать. Приказал я ребятам подальше от мешков отходить и через ткань маскхалатов дышать. А толку — ноль! Уже и голова кружиться стала, и ноги ватными сделались… Понял, что, даже если нас «чехи» не подстрелят, мы от героинового угара сами погибнем, и отдал приказ авианаводчику — вызывай огонь на себя!

А рация через каменную стену не берет! Пришлось нам пробиваться к самому выходу… Ну успели-таки, вызвали авиацию, дали ей целеуказания…

Если приходилось кому в железной бочке с крутой горы скатываться, тот меня поймет. Примерно то же самое испытываешь, когда авиация гору обрабатывает: грохот жуткий, все вокруг сыплется, летит, гремит, трясется; пыль столбом, каменные осколки руки секут, глаза ничего не видят… Из диверсионной группы в пятьдесят человек осталось нас тогда меньше половины. Героиновый завод был уничтожен, но сам Итоев, сука, успел со своими людьми уйти в горы до подлета «сушек»…

Ну вот, а теперь с ним кто-то за все сполна рассчитался. Жаль, конечно, что не мы. Да делать нечего…

Я глянул на помрачневшего Боцмана, на Муху, на Артиста, поднял свою рюмку.

— За тех, кто сейчас не с нами! За пацанов, которых мы ни за грош положили! Царствие им небесное!

Все поднялись и молча выпили.

Все, хватит воспоминаний, от которых ничего, кроме чувства вины! Тогда я сделал все что мог! А теперь надо будущим жить.

— Ну вот что, мужики, у нас появилась возможность неплохо заработать. Через четыре дня мы должны встретить Ису Хусаинова в Москве и сопровождать повсюду до тех пор, пока от Горобца не будет получена команда «отбой». А команду эту мы получим только в том случае, когда опасность покушения будет снята.

— Будем, как всегда, действовать по поговорке: «На Бога надейся, а сам не плошай?» — поинтересовался Артист.