Кольцевой разлом

  - Но если на нас должны напасть, то надо готовиться!- заволновался Ищенко. - Может, лучше вообще сменить командный пункт?

  - Ну нет, этого Кабанов от меня не дождется,- усмехнулся Корсаков. - Наоборот: последнее время командный пункт находился здесь, значит, стукачи ориентировали генерала именно на этот дом. Вот и подождем, пока он сам явится сюда. А насчет подготовки не переживай, капитан: бомбоубежищ в доме уже несколько, хотя и не столь роскошных,- наверное, ты просто не про все знаешь. Людей стало тоже побольше и на часах они стоят круглосуточно. Я подозреваю, что во имя внезапности генерал решит отказаться от удара с воздуха, поэтому глядеть надо в оба, особенно ночью. Будет обидно, если мои ожидания не оправдаются и генерал не заявится к нам в гости.

  - А ты думаешь, что он лично возглавит операцию?- удивился Ищенко.

  - Не думаю - это было бы слишком хорошо,- ответил Корсаков. - Но насколько я себе его представляю как человека, такое может случиться. Личность он очень неприглядная, как говорят наши люди, служившие под его началом, но он боец, а значит, может не стерпеть поражений и решить - или пан, или пропал.

   На некоторое время воцарилось молчание. Корсаков, сидя за столом, перебирал бумаги, принесенные начальником финансовой службы, изредка делая на них пометки ручкой. Неожиданно Ищенко спросил:

  - Слушай, а как у тебя с Альбиной?

  - Что значит - "как"? - поднял на него глаза Корсаков.

  - Ну, сожительствуешь ты с ней или нет?

  - Вот жаргончик милицейский,- усмехнулся Корсаков. - Спросил бы просто, сплю или нет. Нет, не сплю. А почему тебя это интересует?

  - Да жалко ее,-пожал плечами Ищенко.- Очень уж она к тебе неравнодушна.   Когда ты на нее не смотришь, она на тебя смотрит так, что просто ужас.

  - Неужто с такой ненавистью?- засмеялся Корсаков.

  - Какое там с ненавистью,- со страстью!- горячо воскликнул капитан.- Мне просто завидно, прямо тебе скажу. Такая женщина по тебе сохнет, а ты ее никак не приголубишь. Чего ты ждешь, Федорыч?

  - Боюсь я окончательно ей голову заморочить,- серьезно ответил Корсаков. - Боюсь сделать ее несчастной, когда этот роман кончится. Я ведь не могу дать ей ничего такого, что женщине нужно.

  - Слышь, тебе там в твоей Анголе хрен случайно не отстрелили?- рассердился капитан. - Что за базар такой - "боюсь окончательно голову заморочить"... Ты ей и так уже все заморочил - окончательней не бывает.

  "Боюсь сделать несчастной"... А то, что она сейчас несчастна, тебя не волнует, такого правильного? Дай женщине счастье хоть на неделю - тебе и за то на том свете много грехов простится. Думаешь, она откажется? Нет, не откажется, а значит, и грех на ней. Так ей хоть будет что вспомнить. "Лучше год попить живой крови, чем всю жизнь жрать мертвечину" - знаешь такую поговорку?

   Капитан, несомненно, умел убеждать - собственное поведение вдруг представилось Корсакову не только глупым, но и жестоким. Однако пообещать что-либо капитану Корсаков не решался, как не решался и признать вслух его правоту. На счастье в этот момент запищал телефон. Звонил Неустроев. Обменявшись с ним несколькими фразами, Корсаков положил аппаратик на стол и повернулся к Ищенко:

  - Ну вот и дождались наконец-то! Медведь в лесу сдох - телевидение к нам едет. Готовься, капитан, будем давать интервью.

  - Нет-нет, ты что!- замахал руками Ищенко. - Я перед камерой двух слов связать не смогу, опозорюсь на весь мир. Ты у нас голова, вот ты и отдувайся, а я могу рядышком посидеть.

  - Ага, значит, все-таки хочется славы?- поддел его Корсаков. - Ну ладно, только чтобы без улыбочек. Делай такое лицо, будто мечтаешь всем      вокруг кровь пустить. Да я ничего смешного говорить не собираюсь.

  - Ладно, постараюсь,- неуверенно сказал Ищенко и направился к зеркалу.

   Когда в дверях послышались возня и голоса, Корсаков приветственно растопырил руки:

  - Ба, ба, до боли знакомое лицо! Рад приветствовать в вашем лице наши бескорыстные и бескомпромиссные средства массовой информации!

   Лицо вошедшего и впрямь было знакомо миллионам людей, так как его обладатель имел обыкновение практически ежедневно появляться на телеэкранах и втолковывать соотечественникам то, что он и те, кто нанял его на работу, считали правильным. Делал это он в обтекаемой, как ему казалось, форме, однако в последнее время вопросы, которые ставило время, допускали лишь однозначный ответ, а его работодатели и соответственно он сам отвечали на эти вопросы не так, как подавляющее большинство сограждан, и потому знакомое лицо на экране огромному числу телезрителей стало внушать отвращение. Впрочем, человеку, получающему астрономическую зарплату за не слишком тяжелый труд, выбирать не приходится, и потому обозреватель каждый вечер продолжал гнуть свое, восхищаясь собственным умением сохранять видимость объективности, а сограждане, давно уже видевшие его насквозь, продолжали плеваться и копить злобу на новоявленных хозяев жизни, пролезших без спросу в каждый дом с помощью телевидения. Услышав ерническое приветствие Корсакова, гость подозрительно покосился на него, однако быстро успокоился - долгие годы работы в СМИ приучили его к непоколебимой вере в собственную значимость. Оператор деловито осмотрел помещение и четко, по-военному, распорядился, где установить освещение и камеры и где следует сидеть действующим лицам. Обозреватель предложил, чтобы за спиной Корсакова сидели вооруженные до зубов и заросшие бородами здоровяки из охраны, а также капитан Ищенко, привлекший его внимание своим зверским видом. Корсаков был покладист, как овечка:

  - Как скажете, мудрый вы наш. Располагайтесь, ребята.

  -  Перед тем как включилась камера, он вдруг спохватился:

  - Капитан, а стоит ли тебе светиться? Уйди из кадра, пока не поздно!

  - Да ладно, и так уже засветился,- махнул рукой Ищенко. - Ты лучше думай, что говорить будешь.

  - Работаем,- вполголоса произнес оператор. Одновременно с этим включил скрытую камеру человек за стеной.

  - Добрый день, уважаемые телезрители,- начал обозреватель. - Наша телекомпания продолжает знакомить вас с наиболее важными событиями последних дней и сейчас ведет репортаж из самой, пожалуй, горячей точки планеты - из захваченного террористами центра Москвы, столицы России. Мы уже показали вам некоторые картины жизни захваченных городских районов, а теперь мы беседуем с командиром террористов, согласившимся дать нашей компании эксклюзивное интервью. Представьтесь, пожалуйста.

  - Корсаков Виктор Федорович,-сказал, улыбаясь, "командир террористов" и с достоинством наклонил голову. - Простите,- поинтересовался он,- а что означает "эксклюзивное интервью"? Это значит, что я уже не могу давать интервью кому-то еще?

  - Нет, почему же, можете,- ответил обозреватель, слегка растерявшись от такого глупого вопроса. - Просто никто другой, кроме нашей телекомпании, не имеет права воспроизводить это интервью...

  - Воспроизводить бесплатно,- уточнил Корсаков, продолжая улыбаться.

  - Ну да,- довольно кисло подтвердил обозреватель. Разговор с самого начала пошел по какому-то неправильному руслу. Оператор оторвался от окуляра и хотел было предложить начать все сначала, но Корсаков властно поднял вверх ладонь:

  - Нет-нет, работаем!

   Оператор, по роду профессии привыкший командовать, на сей раз беспрекословно повиновался, и красный глазок камеры продолжал гореть.

  - Итак,- объявил Корсаков,- мы выяснили, что эксклюзивное интервью является - или может являться - довольно прибыльным товаром. Скажите,   а почему именно ваша компания пришла его получать? Наверное, пришлось выдержать конкуренцию, может, даже дать денег?

   Обозреватель заподозрил, что имеет дело с сумасшедшим, однако отступать было некуда, и он, набравшись храбрости, как можно тактичнее напомнил:

  - Простите ради Бога, но телезрителям интересно послушать вас, узнать ваши взгляды на ситуацию в стране, понять, что заставило вас предпринять вашу неординарную акцию...