Красная жара

Когда Данко вошёл, клерк поднял глаза с журнала, недоумевая, что это за детина, наряжённый как швейцар, и чего он от него хочет.

— Данко, — сказал Данко.

— Добро пожаловать, — сказал клерк. И сам захихикал над своею шуткой. Выражение лица Данко осталось неизменным.

— Хотите номер? — спросил клерк.

— Да.

Клерк протянул ему бланк:

— Заполните это.

Пока Данко вписывал своё имя непривычным западным алфавитом, на прилавок выбрался таракан. Клерк быстро и крепко трахнул бейсбольной битой, калеча стол, но промахнулся. Таракан благополучно смылся. Данко поднял на клерка ошарашенный взгляд.

— Все в порядке, — сказал клерк нервно. — В комнатах у нас чисто. Ну, достаточно чисто.

— У вас тут жил человек по имени Роста? Виктор Роста?

— Русский? — спросил клерк.

— Мне нужна та же комната.

— Эй, а вы тоже русский? У нас что, какой-нибудь съезд в городе, что ли?

Хотя Данко и отвечал на вопросы неохотно, но не усмотрел особого вреда в разоблачении своей национальности, тем более если это позволит занять ему прежний Викторов номер.

— Я русский, — он протянул клерку заполненный бланк.

Когда тот передавал Данко ключ, на столе появился очередной таракан. Данко без малейших колебаний размозжил его кулаком.

— Отлично сработано, — сказал клерк. — Номер 302. Данко не часто приходилось жить в гостиницах, но он сразу понял, что триста второй номер — это дыра. В комнате стояла продавленная кровать, прожжённый окурками стол и пластмассовое кресло. Как ни странно, в номере оказался телевизор, причём очень хороший и даже — как обнаружил Данко, когда включил его, — цветной. Немногие гостиницы в Советском Союзе стали бы разоряться, чтобы ставить в подобных номерах телевизоры. Глядя на экран, Данко был поражён, увидев, что показывают какой-то убогий порнографический фильм. Мужики и бабы скакали, хихикая и совокупляясь в бесчисленном множестве позиций в комнате, которая мало чем отличалась от той, в которой сидел он.

Данко не потребовалось особых усилий, чтобы оторвать взгляд от экрана. В течение часа он методически разбирал триста второй номер на части. Он исследовал все, включая содержимое туалетного бачка, в поисках следов присутствия тут Росты. Но Роста не оставил ничего, ни малейшего намёка на то, что он когда-либо жил тут, ни И Данко двигался дальше. Он снимал матрасы с кроватей, вспарывал подушки, срывал картины со стен. Поднял ковёр. И снова не обнаружил ничего, кроме паутины, пыли, насекомых и старой мышеловки. Данко уныло оглядел разгромленное помещение. Завтра перед отъездом придётся оплатить нанесённый ущерб. Впрочем, его немногие драгоценные доллары были бы истрачены не зря, если бы он что-нибудь нашёл. Но вместо этого он растратил государственные деньги впустую.

Но он заплатит. Он не варвар, чтобы портить номер в заграничной гостинице и не рассчитаться за это. Это уже было бы преступлением.

Одна вещь в комнате заинтриговала его — на столе рядом с кроватью лежал квадратный металлический ящичек, подключённый к проводке в стене. Коробочка эта ничем не выдавала смысла своего предназначения. Была только прорезь для монет сверху. Заинтересованный, Данко решил пожертвовать ещё малой толикой своей валюты. Он бросил в щель 25 центов. Внезапно кровать стала содрогаться и трястись. Данко покачал головой. Сперва он подумал, что это приспособление служит своего рода будильником. Потом взглянул на порнофильм, продолжавший идти на экране. Нет, решил он, это скорее уж похоже на стимулятор для совокуплений или мастурбаций.

Он подошёл к окну и выглянул наружу. На другой стороне улицы, как раз на уровне окон его комнаты, расположился гигантский плакат, демонстрирующий даму в неглиже со впечатляющим бюстом. Её двухметровые глазищи плотоядно смотрели прямо на него. Реклама залитого неоновым светом магазина, расположенного ниже. Надпись гласила: «Книги для взрослых. Супер X. Видео X. [3] Брачные советы».

Данко посмотрел на трясущуюся кровать, плакат, порношоп и фильм на экране.

— Капитализм, — сказал он с отвращением. За окном, грохоча, пронёсся поезд.

Глава 3

На следующее утро Данко, облачённый в полную форму офицера советской милиции, стоял у входа в «Гарвин». В окружающей обстановке он выглядел так же уместно, как плясунья стриптиза на собрании Дочерей Американской Революции [4]. При этом он оставался столь же разговорчивым, как и прошлым вечером, а Том Галлахер все так же галантно пытался выглядеть дружелюбным.

Данко отклонил предложение Галлахера выпить чашку кофе, настаивая на том, чтобы немедленно отправиться на участок и подписать документы, передающие Виктора в его распоряжение. На участке, как всегда, царил бедлам. Старое здание было переполнено пьянчугами, наркоманами и шлюхами, которых привели за прошедшую ночь и которые теперь толпились здесь в ожидании суда. У стола дежурного толкалась дюжина человек, выкрикивая что-то сидящему там сержанту на полудюжине языков — испанском, китайском, польском, — причём каждый из них требовал отреагировать на его заявление немедленно. Сержант же невозмутимо не реагировал ни на кого из них.

Данко неодобрительно посмотрел на весь этот хаос. На родине они бы такого ни за что не позволили. Участки милиции были священными, тихими, вызывающими страх заведениями. Простые граждане без крайней необходимости туда никогда не заходили.

Галлахер был рад увидеть на лице Данко хоть какую-то реакцию, даже если она выражала неприятие или отвращение. Все лучше, чем эта вечно каменная физиономия.

— Будто по городу волна преступлений прокатилась, — сказал он, оглядывая окружающий балаган. — Помню, когда я впервые попал сюда, то же самое подумал.

Но ничего подобного. Просто нормальная обстановка в понедельник утром.

Данко кивнул. «Побольше полиции, — думал он. — Вот что нужно Америке».

Галлахер оглядел ряд стоящих в помещении столов. За каждым из них сидело по оперативнику, пытающемуся допросить преступника, спорящему со свидетелями, звонящему по телефону и печатающему на машинке — причём все это одновременно. По горло были заняты все — за исключением одного: Арта Ридзика. Тот сидел за своим исцарапанным столом, заваленным всевозможными бумагами, и играл в шахматы на маленьком шахматном компьютере, усердно игнорируя другого полисмена, стоящего перед ним.

— С возвращением тебя, Арт, — говорил Неллиган. — Слушай, я хочу, чтоб ты знал, что в моем поступке ничего личного не было. Мне полагалось написать отчёт — вот я его и написал. И я тебя туда вставил не потому что ты — это ты, а просто… — он пожал плечами. — Во всяком случае, ты ведь не обижаешься, верно? — и Неллиган протянул руку.

Ридзик поднял голову от шахмат:

— Вы что-то сказали, Неллиган?

— Ну и черт с тобой, если ты так к этому относишься.

— Именно так я к этому и отношусь, — Ридзик снова вернулся к шахматной игре. И уже собирался сделать следующий ход, когда услышал голос Данко.

— Не королём, — прорычал русский. Ридзик раздражённо взглянул на него:

— А почему нет?

Данко, едва глянув на доску, мгновенно оценил ситуацию. Исходя из предположения, что Ридзик его не послушается, он просчитал в уме несколько ближайших ходов:

— Мат в два хода.

— Неужели? — спросил Ридзик скептически.

— Ходите слоном. Сицилийская защита.

Ридзик откинулся на стуле и посмотрел на Данко:

— Сицилийская защита? Послушайте, товарищ, по моим последним данным, Сицилия ещё не принадлежит Советскому Союзу. И не думаю, что пойду слоном, если вас это устроит; у меня тут свои планы, — он вернулся к игре. — Но спасибо за помощь, товарищ, я это учту, — завершил он тоном, выражающим явное нежелание продолжать разговор.