Наше дело — табак

— Да пошли вы все!

— Ну, тогда скатертью дорога, Арнольд. Тяжело придется — приходи. Мы поможем. Мы обязаны гражданам помогать…

Глава 22

СЕМЕЙНЫЕ СЦЕНЫ

— Это все-таки ты… ты… — Лена всхлипнула. Она сидела на диване в просторной, метров шестидесяти, гостиной — когда делали евроремонт, сломали перегородки между тремя комнатами и теперь здесь можно было устраивать танцы. Помещение было выполнено в пастельных тонах, только ярко-красные диван и кресло били по глазам и сейчас напоминали Лене освежеванные туши.

— Что я? — спросил Арнольд. Он был бледен.

— Ты заказал Глушака… Ты, Арнольд. — Она посмотрела на него с болью, в ее глазах блестели слезы.

— Кто тебе эту дурь внушил? — спросил он жестко.

— Да об этом все говорят.

— Сплетни это, понимаешь! — крикнул он, проваливаясь в глубокое кресло. — Ментам надо было на кого-то повесить это дело. Решили повесить на меня. И теперь они, а не я в полной заднице. У них ничего не получилось!

— Ты же врешь, Арнольд. Ты врешь. — Она зябко обняла свои плечи. Ее трясло.

— Как же вы все остохренели! Ты еще будешь мне мозги полоскать!

— Как же так?.. Что же с вами делается? Вы же друзья были.

— Что? Друзья? — Он засмеялся. — Нет, вы послушайте ее. Друзья!.. Не было у меня друзей. Был самообман, что они есть. Нужно прожить больше трех десятков лет, чтобы понять, кто такие старые друзья. Предатели, завистники. Однажды они начинают относиться к тебе как к лоху, в карман которого неплохо бы лазить, как в собственный. А на все твои возражения отвечают: мы же друзья…

Он ударил себя кулаком по колену:

— Все это чепуха! Глушак был редкий ублюдок, которому самое место на том свете!

— Ты не должен был. Не должен…

— Не должен? Он был кретин. Непроходимый кретин… Бешеный. Я думал, он мне вцепится зубами в глотку, когда налетел тогда в офисе из-за тех двух фур сигарет… Предположим, только предположим, что я заказал его… Ну и что? Он не заслужил этого? Он сто раз заслужил худшего. Понимаешь, худшего.

— Что же вы делаете? — ежась еще сильнее, негромко произнесла Лена.

— Что делаем? Деньги делаем. Понимаешь. Деньги. Из пустоты. Из воздуха. Из ничего. Деньги. Деньги большие . И тут не место для сентиментальных дур!

— Боже мой! — Ей становилось все холоднее, будто все вокруг покрылось коркой льда. Слова его падали на ее душу тяжело, отзываясь почти физической болью.

— Вот что, Лена. Ты с Викой, помнится, собиралась на отдых. Так езжай. И побыстрее…

— Арнольд… — Она подняла на него наполненные страданием глаза.

У нее будто почва уходила из-под ног. Ей казалось, что между ними росла холодная стена. А еще казалось, что это вовсе не тот человек, которого она знала не первый десяток лет, которого любила, которому многое прощала и за которым готова была идти на край света. Или она просто не знала его, или он так изменился…

— Ну что, что ты так смотришь? Осуждаешь, да? Посмотри на себя — воплощенная укоризна… Ты же дура, Лена… Ты дура. Ты хоть сама подумай, чего ты от меня хочешь… Хочешь, чтобы я раскаялся, посыпал голову пеплом? После того, по каким счетам заплачено за все…

Она не ответила, отвела глаза.

— Не бывать этому! Я был прав, — наигранно бодро воскликнул он. — Прав. Во всем.

— Тебя убьют, Арнольд. Они тебя убьют. Тебе не простят…

— Меня убьют? — саркастически осведомился он. — Ты серьезно? Да мне на охрану все скинутся, чтобы волосок с головы не упал. Потому что они считают, будто мне известно, где эти пять миллионов. Так что за свою неприкосновенность я спокоен… А там — выкрутимся… Обязательно выкрутимся, — как заклинание повторял он.

Следующим вечером Лена с Викой улетели в Москву. Переночевав в гостинице «Россия», утром они были в Шереметьево-2.

Началась предполетная суета — очередь перед таможенной зоной, очередь перед линией, за которой начинались будки со строгими пограничницами. А дальше — свободная зона с магазинами «дьюти-фри» — уже и не Россия, и еще не Запад, в здании аэропорта. Там шатались по коридору, нервно расслаблялись на черных мягких сиденьях, приценивались к товарам во множестве магазинчиков, пили кофе и ели бутерброды дети разных народов — китайцы, малайцы, европейцы, коротающие время перед тем, как самолеты поглотят их и разнесут в разные концы земного шара, связывая нитками самые отдаленные точки, уничтожая магию больших расстояний и прозаично сужая для людей Землю до размеров школьного глобуса.

— Амстердам. Рейс 229. Седьмой вход, — прочитала Вика появившуюся на табло надпись. — Направо, подруга.

Здесь уже начала выстраиваться очередь из надутых европейцев, россиян, неустанно с чувством превосходства трепящихся и здесь по сотовым, раздавая какие-то указания.

— Прорвались, — передохнула наконец Вика, когда они прошли через металлическую «кишку», попали в «Боинг» и устроились в своих креслах.

— Пошел на взлет мой самолет, — вспомнила Лена какую-то давно забытую песню.

«Боинг» вздрогнул. Заработали турбины. Самолет вырулил на взлетную полосу, разогнался и устремился в небо.

Скоро он приземлится в аэропорту Амстердам. Потом пересадка на самолет компании «КЛМ» и дальше «Ян Смит» — аэропорт Йоханнесбурга. Вся дорога занимает пятнадцать часов.

Наконец самолет набрал высоту. Погасли таблички «не курить» и «пристегнуть ремни».

— Что такая задумчивая, подруга? — спросила Вика. — Отдыхать, а не работать едем.

— Отдыхать, — усмехнулась Лена.

— Опять ты за свое. — Вика отщелкнула ремень.

— Его убьют, — произнесла Лена, глядя в иллюминатор.

— Арнольда? — Вика покачала головой. — Он выкрутится. Такие всегда выкручиваются, подруга…

— Вик, я любила его всегда. Еще со школы. Понимаешь, любила. А сейчас что-то перегорело. Я не могу…

— Ну ты, гимназистка, и понятиями живешь. Любит — не любит. Ты еще на ромашке погадай… Ерунда все это…

— Его убьют, — повторила она.

Глава 23

БУМЕРАНГ

Для Арнольда настали нелегкие времена. Он лихо доказал свою невиновность следствию. Только вот пострадавшим от его аферы доказать ничего не мог. А учитывая, что люди пострадали крутые, способные решать свои проблемы самыми различными методами, большей частью грубыми и незаконными, Арнольд принял ряд предосторожностей. Теперь он ни на минуту не расставался с четырьмя здоровяками из частного охранного предприятия, по городу передвигался на двух машинах и завидовал Шамилю, отгороженному от мира броней «Мерседеса».

Больше всего Арнольд боялся похищения. Кинут куда-нибудь в подвал и будут гладить паяльной лампой, пока не выбьют все. За свою жизнь боялся меньше — ведь он теперь был носителем номеров банковских счетов, на которые были перекинуты те пять миллионов.

Никто не верил, что Арнольд в одиночку провернул эту аферу. И тем не менее он действовал в одиночку, на свой страх и риск, потому что ни с кем не собирался делиться.

Пять миллионов. Отличный куш. Сладкий кусок пирога.

По выходе из застенков в первый же день он напился. Но, зная, что времени на душевные терзания ему не отпущено, он быстро взял себя в руки. И готов был биться, действовать.

Да, он был готов действовать, изворачиваться, просчитывать варианты. Если надо — лгать, обещать. Он уже прикинул, как будет решать эту проблему — а она вполне решаема. От кого-то придется откупиться, кому-то вернуть деньги с процентами, кому-то наобещать златые горы, кого-то просто послать куда подальше. Потери будут огромные. Придется крутиться, провернуть пару новых афер, достаточно рискованных, которые ему предлагали давно, но он опасался из-за слишком большого риска. Теперь для него риска нет — он уже за гранью…

— Я выкарабкаюсь, — подбодрил Арнольд себя словами, с которыми он выплывал на поверхность в больнице в Германии. Тогда тоже было очень плохо — он никак не мог вернуться к жизни. Сегодня же он был в боевой форме и нужно всего-навсего решить финансовые проблемы…