Степень вины

Терри сделала паузу.

– Я промолчала в ответ, – монотонным голосом продолжала она, – но он был так по-отечески заботлив, что мне не хотелось обидеть его чем-либо. И я села на край кровати. Через минуту он вернулся. Принес вату, перекись водорода и большой кусок бинта. С величайшей осторожностью – почти благоговейно – приподнял подол моего платья и приложил к царапине перекись. Щипало – я невольно вздрогнула. Он участливо посмотрел на меня и спросил: "Больно?" Я ответила: "Немного", и следующее прикосновение было едва уловимым. Терри опустила взгляд:

– О чем-либо связанном с сексом я и не помышляла, но, помнится, подумала тогда, что такая нежность способна пробудить чувственность. – Помолчав, добавила тихо: – Ричи на такую нежность не способен.

Она смолкла – вновь во власти происходившего.

– Когда он стал бинтовать, – наконец заговорила она, – делал это очень заботливо, забинтовывал потуже, чтобы повязка не сползла. А потом вдруг засунул руки мне под платье и спустил мои трусы ниже колен.

Было что-то в безмолвии Пэйджита, от чего Терри запнулась, что-то оборвалось в ее душе.

– Это произошло так быстро, – почти прошептала она. – Нет, в самом деле, я и опомниться не успела…

Пэйджит молчал. Она провела ладонью по глазам.

– Наверное, самое скверное то, что я совершенно не сопротивлялась. У меня нет никакого оправдания, даже такого, как у Марси Линтон. Я просто окаменела. "Нет", – сказала я ему. А он повалил меня на кровать и надавил локтем мне на горло. И уже оказался между моих ног. Я была для него легкой добычей. – Она коротко вздохнула. – Не успела закричать, как он вонзился в меня.

Глядя на звезды, Терри с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.

– Потом он стоял между моих ног, смотрел на меня сверху вниз. Когда он сказал, что мне никто не поверит, я сообразила, что Урбина и раньше не раз проделывал подобное. Он действовал безошибочно и очень тщательно выбирал свою жертву.

Терри судорожно сглотнула:

– Поняв, что я никому ничего не скажу, он позволил мне надеть трусы. Стоял и смотрел, как я их надеваю. Он знал, какой будет моя реакция, сказал он мне, потому-то и решился на это. А потом заявил, что мне пора уходить.

Она прислонилась лицом к холодному стеклу.

– Не помню, как я доехала домой, – никак не могла прийти в себя. Ричи стал допытываться, почему я так долго.

Изводил меня попреками за то, что трачу время на Стива Урбину, забыв о семье. Я не отвечала, и Ричи – перепады настроения у него просто удивительные – вдруг повеселел. Захотел непременно сфотографировать меня в летнем платье. Помню, я пыталась улыбаться в объектив. – В голосе Терри послышалось изумление. – Он говорит, что это его любимый снимок. До сих пор висит у него над компьютером. Она обернулась к Пэйджиту:

– В ту ночь Ричи два раза имел меня. Я еще подумала тогда: один раз для себя, другой – за то, что была у Стива Урбины. Я никогда никому не рассказывала. Не смогла бы объяснить это. И не могла видеть его, – сказала она с пересохшим горлом. – Не могла даже заставить себя называть его по имени. Написала ему записку, в которой отказалась от работы у него, отказалась и от аспирантуры. Не знаю, чего больше боялась, – того, что снова увижу Стива Урбину, или того, что Ричи как-нибудь узнает.

Она удивленно покачала головой.

– Чувствовала: это случилось по моей оплошности. Поэтому-то и стала вести дела по изнасилованиям – чтобы понять. И узнала, как много женщин, с которыми случается такое, гораздо больше, чем представляется людям. Но я никогда не говорила об этом. Ни с кем.

Терри помолчала, опустив взгляд.

– Дело не в том, что боялась, просто мне даже и в голову это никогда не приходило. И как только я могла просить об этом Марси Линтон?

Пэйджит смотрел на нее.

– Да как же вы можете порицать себя за это?

– Но ведь я позволила случиться такому. И, защищая других, не смогла защитить себя.

Отвернувшись к окну, Пэйджит стал вглядываться в ночь.

– Я ненавижу это, – тихо произнес он. – Ненавижу из-за вас.

Терри едва заметно пожала плечами.

– А почему, – спросил Пэйджит, – вы не рассказали об этом своей маме? Не думали же вы, что и она станет обвинять вас?

В тоне его голоса не было осуждения, лишь недоумение и желание понять ее самое, а поняв – разобраться и в том, что случилось с ней.

– Нет, – ответила Терри. – Я так не думала. Мне кажется, я не хотела, чтобы мама знала. Я пришла к тому же, что и она: я не доверяю Ричи, иду на все для сохранения мира в семье. Ради нас обеих я не рассказывала ей об этом.

Пэйджит обернулся к ней:

– Но кому-то вы все-таки собирались рассказать?

– Вам, – прозвучал тихий ответ. – Я собиралась рассказать вам.

6

Тереза Перальта вышла из-под душа.

Ричи, обернувшись, смотрел на нее. Странно, подумала она: он сколько раз уже видел ее наготу, но почему-то сейчас это было ей неприятно.

Все еще глядя на нее, он положил зубную щетку.

– В постельку сейчас? – спросил он. Она завернулась в полотенце.

– Мне надо еще высушить волосы и снять тушь с ресниц. Немного расслабиться. Был долгий перелет и два очень долгих дня.

Ричи бросил на нее косой взгляд, слишком хорошо ей знакомый.

– Кажется, не так уж и часто мы встречаемся с тобой последнее время. – Он в раздражении повысил голос: – Я некто иной, как твой муж. Именно я, а не Кристофер Пэйджит.

Терри не понимала, почему чувствует себя виноватой.

– Я знаю о том, кто ты, – устало вымолвила она. – И знаю, что ты – мой муж. И за все шесть лет после свадьбы никогда не забывала об этом.

Ричи молчал. Терри, отвернувшись к зеркалу, снимала тушь с ресниц.

– Почему ты не позвонила вчера вечером?

Чувство вины обрело конкретность – появилась возможность оправдаться.

– Было очень поздно, и мне нужно было многое обдумать. Сам мог бы позвонить, если бы захотел. Я давала тебе номер.

– Он был с тобой?

– Нет, – голос ее звучал спокойно. – Просто не хотелось звонить.

Ричи упер руки в бока.

– Я не верю.

– Поверь, Ричи. Я никогда не изменяла тебе и не собираюсь. И что бы ты ни делал, ты не можешь заставить меня стать другой. Это моя суть.

Ричи стоял и молча смотрел на нее. Потом проговорил уже спокойнее:

– Я не хочу, чтобы ты работала с ним. Терри с трудом переборола вспышку гнева.

– У тебя исключительное право на мое тело, Ричи. Но сам ты не в состоянии создать условия, в которых я могла бы содержать тебя.

Он вспыхнул:

– А вот такое нельзя говорить, и ты это превосходно понимаешь, Тер. Это оскорбление. После таких слов у кого угодно опустятся руки.

Это было настолько несправедливо, что она не смогла сдержаться:

– Так имеет право говорить только тот, кто никому ничем не обязан.

Ричи, замерев, смотрел на нее, и Терри вдруг показалось, что в его глазах вспыхнуло мимолетное торжество, как будто он получил то, чего добивался. Голос его внезапно стал мягким, почти вкрадчивым:

– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть то, что ты мне только что сказала.

– Я тебе хотела сказать только одно, – устало ответила Терри, – пора перестать думать о Крисе и начинать думать о Елене. И обо мне.

– Я полагал, у нас общие симпатии, общие интересы. – Он выпрямился. – В настоящих семьях, Терри, должно быть так.

Она подумала, что за все время замужества не научилась различать, когда Ричи притворяется, а когда действительно не в состоянии понять чьи-либо чувства, кроме собственных. Потом решила, что это и не важно.

– Давай прекратим. Прошу тебя. Я только что вернулась домой, а завтра уже слушание.

Он заговорил еще спокойней:

– Работа. Ни о чем ином ты, кажется, уже не в состоянии думать.

– Сегодня вечером это абсолютно верно, – заявила она и включила фен.

Фен стал глушителем. Ричи продолжал стоять в дверях с выражением упрямства на лице. Потом, пожав плечами, пошел прочь. Что-то в его жесте сказало Терри, что ссора не окончена.