Пасынки фортуны

— А человека, который с вами на дежурстве говорил, где раньше видели?

— Да Бог с тобой! Где ж я его мог встречать? Он же по северам мотался. А я всю жизнь в своем селе прожил. Меня там не только каждый ребенок знает, но и каждая старуха, — пытался улыбнуться Аскер.

— А тех, которые в магазин влезли, вы не успели запомнить?

— Разве со спины много увидишь? Да и приглядеться особо не успел.

— Что ж, выздоравливайте. Извините за беспокойство, — попрощался со стариком Руслан Машуков.

Старая пропыленная «оперативка», коротко чихнув, взяла разбег с места и помчалась по дороге, оставляя далеко позади себя крученый рыжий хвост пыли.

Руслан уже знал, что в одну из городских больниц ночью попал человек с огнестрельным ранением. Как он оказался в больнице, каково его самочувствие, кто он, имеет ли отношение к происшедшему в селе, пока никто сказать не мог: хирурги, дежурившие в эту ночь, были заняты операцией. И вот теперь, возвращаясь от Аскера, следователь решил заглянуть в больницу.

Операция еще не кончилась. Он подошел к дежурной медсестре.

— Все еще раненого оперируют?

— Его.

— Ну и как?

— Не знаю, — пожала она плечами.

— А как он к вам попам?

— Я не видела. В палате была. Уколы делала. Вдруг шумок в коридоре услышала. Выглянула. Человека несут. В крови весь. И сразу в операционную. А я туда не могу войти. Закончится операция, узнаю. Да и сам расскажет.

— Вы уверены? — обрадовался следователь.

— Конечно. Его же лучший хирург оперирует. Повезло вашему родственнику.

— Родственнику? С чего вы решили?

— А кто ж? Только о родных спрашивают у нас, — удивилась, в свою очередь, медсестра. И внезапно посуровела: — Хотя и другие приходят. Из-

за кого в операционную попадают…

* * *

Дверь операционной распахнулась. Вышел врач. Он стаскивал на ходу перчатки, маску. И, сняв забрызганный кровью халат, быстро прошел в ординаторскую. Там долго мыл руки, не замечая следователя. И тот понял, что хирургу сейчас не до него. Что-то не удалось? А, может, усталость сказалась? Но вот врач повернулся:

— Вы родственник? — глянул на следователя.

— Следователь.

— Вон оно что, — протянул хирург неопределенно.

— Как прооперированный?

— Не вытянули, — достал врач сигарету. И, поспешно закурив, сел к столу.

— Умер? — уточнил Руслан.

— Умер, — вздохнул хирург и добавил: — Да и надежд особых не было. Мы сделали все, что в наших силах. Но… Заставить жить мертвого мы не можем. Сами поймите, ранение сквозное. В область кишечника. Он так и не пришел в себя…

— Кто доставил его в больницу?

— Сам доставился. Сегодня мое дежурство по больнице. Ну, в половине второго ночи вышел я в коридор, хотел больного тяжелого проведать. Слышу: стоны. Я к окну. Вижу — человек лежит на пороге. Корчится. Я к нему. Ну и тут же на операционный стол. Спасти хотел, не получилось…

— Он успел рассказать, что с ним случилось?

— Я же говорил, без сознания он был. Потеря крови слишком велика. И неудивительно. Дробь. Карточная. Выстрел был в упор. Даже кожа вокруг раны обожжена. С таким зарядом на медведя можно ходить. А тут — человек. Развелись эти бандиты! Убивают безнаказанно, бросают у порога, как собаку. Отмечать за случившееся не хотят. Эх-х, — досадливо погасил окурок врач.

— А где одежда его?

— В приемной. Ее осмотрели. Пусто. Ничего нет в карманах. Кто-то до нас обшарил человека.

— Можно взглянуть на него?

— Пройдемте, — согласился врач.

В операционной дремала белая тишина. Тускло поблескивали инструменты. Скальпель, иглы, кетгут беспомощно лежали на столе хирурга. Врач откинул с лица покойного простынь. Машуков подошел.

Умершему на вид было далеко за сорок. Но это так, условно. Иных преждевременно старит жизнь, других — смерть, обрывающая возраст небытием. Крупное лицо уже подернулось желтизной. Воскового цвета лоб прорезан морщинами. Глаза открыты. Словно все пытаются разглядеть, куда улетела жизнь. Но ладони обессиленно разжаты: им не поймать ушедшего. И усталые они, охладели к жизни, белизна смерти покрыла их. Следователь вгляделся в лицо покойного. Нет. Раньше им не доводилось видеться. Иначе запомнил бы. Но кто он? Тот ли, кого, сбиваясь с ног, не досыпая ночей, не зная отдыха, вот уже несколько лет ищет, то и дело теряя след, милиция по так и нереализованной санкции прокурора на арест? Но тот ли эго? Кого никто из следователей ни разу в глаза не видел, имевший во всех «малинах» уважительную кличку Шеф? О нем на допросах молчали. Безропотно брали на себя его вину. Никто из кентов ни слова не сказал о нем. Он был неуловимым.

Шеф? — вглядывался в лицо покойного следователь. И отдернул простынь. Да… Такие наколки носили лишь те, кто отбывал длительные сроки. «Они устали», «Мне счастья в жизни нет», — смеялись, жили на мертвых ногах буквы. Это знакомо. Но почему на груди выколоты горы, море и штурвал в кандалах? Машуков знал, в татуировках никогда ничего не бывает случайным. И опытный кент по такому рисунку может узнать о человеке многое. Татуировка — это клеймо, чаще добровольное, реже — вынужденное. Это воровской паспорт. Он один на всю жизнь. Как кличка, как судьба. Никто из непосвященных не сможет распознать секретов, скрываемых в аляповатом рисунке.

Следователь еще раз посмотрел на татуировку. Одно понятно: покойный был матерым вором. Он и есть, вероятно, тот самый собеседник Аскера. Это установить просто. Привезти сторожа на опознание трупа в морг. Ну, узнает. А дальше? Кто он? Главарь? Так и хочется поверить в это.

— Труп надо в морг отправить, — прервал размышления Руслана хирург. И добавил: — Выпил он крепко. Наверное, поругался с кем. Вот его и…

— Выпил? — удивился Руслан и мысленно упрекнул Аскера за разговор с пьяным. И утаил это в показаниях!

— Еще мягко сказано, — усмехнулся хирург. И дал знать санитаркам. Те быстро положили труп на носилки, укрыли простынью и молча, тихо вынесли его из операционной.

— Картечь сохранилась?

— Да, возьмите. Почти весь заряд, — передал хирург Машукову пакетик и добавил: — Одежда у санитарки. Если нужна, заберите.

— Конечно, нужна, — поспешно заверил следователь и попросил: — Вот мой телефон. Без нашего разрешения труп никому не отдавайте. Сообщайте обо всех, кто будет интересоваться покойным.

Руслан вышел на крыльцо. Здесь был найден этот… В пяти метрах от больницы — проезжая дорога, оживленное шоссе. Машины одна за другой несутся — и ни одного поста ГАИ поблизости. Нет, не мог этот сам дойти до больницы. Кто-то привез его сюда. Конечно, на машине. Оно и по времени похоже…

Аскер опознал в мертвом своего собеседника. Но почему-то отрицал, что тот был нетрезвым. Сторож узнал и самодельную картечь, какой был убит незнакомец. Баллистическая экспертиза подтвердила ее тождественность заряду гильз ружья сторожа. Но ни имени, ни фамилии убитого так и не было установлено. В больнице никто не спрашивал о трупе, никто за ним не приходил. А время шло.

В спецкартотеке, где регистрировались осужденные, фотоснимков незнакомца не оказалось. И тогда следователь решил использовать «картотеку памяти» старого вора, давно ставшего бывшим. Теперь тот жил одним: дожить до пенсии, умереть, как все люди — дома, при детях и внуках. Руслан знал, что кенты долго выслеживали его. Пытались вернуть в «малину» посулами, угрозами. Но ни то, ни другое не подействовало. И махнули рукой на Ворона. Оставили его в покое. А тот, завязав с прошлым, работал дворником, ковырялся в саду.

* * *

Ворон деловито смазывал дверные петли, когда Машуков подошел к нему.

— Здравствуйте, Григорий!

Ворон оглянулся. Узнав следователя, с которым был знаком в прошлом, невольно отпрянул.

— Чего вам надо из-под меня? — проскрипел злым, каркающим голосом, за который и получил меткую кличку.

— Спокойно, Григорий. Поговорить нужно. Ворон криво усмехнулся:

— Об чем? С тобой час поговори — пятак схватишь. А коли дольше, так и весь червонец. Мне нынче не с руки такое. Не об чем трепаться. Живу без «малин». Стало быть, встречаться незачем, — отвернулся Ворон.