Вепрь

— Похоже, я знаю, чем это закончилось, — пробурчал Курженко.

Тонечка недоуменно смотрела то на одного, то на другого. Вепрь прикурил и продолжил:

— Алексей возвращался в тот день от Оли вечером, около десяти часов: Мрак уже сгустился, и если бы не луна и фонари, которые просвечивали сквозь рощицу у дороги, было бы совсем темно. Настроение у него было приподнятое, как у человека, который в тридцать два года умудрился влюбиться, как мальчишка. Зима есть зима, улицы в это время уже опустели, и поэтому настроение у него слегка подпортилось, когда он увидел, что на остановке его поджидает та же компания парней. Он узнал их ещё издали, по голосам. Все они были пьяны. И у одного из них был нож…

— Это был не мой нож! — закричал вдруг Валерий Анатольевич, подавшись к Вепрю. — Это был нож Жирного, он перед этим собственноручно сделал его на своем заводе! Он тогда токарил на «Сельмаше», они их там десятками делали! А я просто взял посмотреть! — брызжа слюной, оправдывался Курженко. Вепрь преспокойно кивнул:

— Я верю вам, Валерий Анатольевич, не надо так шуметь… Когда Алексей подошел к пьяной компании, сразу же завязалась драка. Четверо против одного, хотя этот один был очень крепким мужчиной. Он не сомневался в исходе схватки, и все бы получилось, если бы в дело не пошёл нож. Удар был предательский, сзади, но и после этого, возможно, он мог бы остаться жив, если бы не последовал второй удар…

— Это не я! — вновь закричал Валерий Анатольевич, вскинув голову и выставив перед собой растопыренные пальцы. — Я только хотел напугать его, но он оказался не из пугливых и так дал мне в челюсть, что я сразу же отключился! Об этом и на суде говорили! Это уже потом Витёк подобрал нож и вогнал ему в спину! А второй раз добавил Жирный, а я в это время лежал на земле и видел всё это! А Веня Трохин — тот вообще после первого же удара плюнул на всё и решил не связываться с боксёром…

— Да-да-да, — кивал головой Вепрь. — Спасибо за информацию, я с этим обязательно разберусь.

Тут Курженко вдруг застыл, уставившись на Вепря. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза.

Потом Курженко медленно произнёс:

— Послушай, а тебе какое до этого дело? Мы все уже понесли наказание. Кто построже, а кто не очень. Зачем ты вздумал снова ворошить? Кто ты такой? Кто ты такой, я спрашиваю, чтобы лезть ко мне в душу с этим старым делом?

— Кто я такой? — переспросил Вепрь. — Тебе очень хочется знать? Хорошо, ты узнаешь… Когда вы убили Алексея Сергеевича Комова, вам было глубоко наплевать, что у него остался семилетний сын, которого за несколько месяцев до этого бросила мать. Вы тряслись за свои жалкие задницы, вернее, за то, что с ними сделают в зоне, а на маленького мальчика, ставшего из-за вас сиротой, вам было наплевать. Но вы крупно просчитались. Собственным преступлением вы превратили мальчика в мужчину, который мог мстить и принимать решения. И он вынес убийцам свой приговор. Смертная казнь. Всем четверым.

Валерий Анатольевич смотрел на него жалким взглядом. По лицу стекал пот, его начинал охватывать страх.

— Мальчишка сделал из отцовского охотничьего ружья обрез и, спрятав его в петлях под пальто, незаметно пронес в зал суда… Вы помните это, Валерий Анатольевич? Я помню превосходно. Помню звук своих шагов по старому мрамору, удивленный взгляд стоявшего у дверей милиционера, заплаканные глаза Оли и выражения лиц четверых преступников, когда я вытащил обрез. Никто не мог мне помешать исполнить свой приговор. Все растерялись, когда в зале прогремело два выстрела и скамья подсудимых превратилась в эшафот. Больше выстрелить мне не дали. Но Витьку хватило и этого. Вы знаете, что такое диабол, Валерий Анатольевич? Вы не охотник? Тогда вы не поймете, как страшно выглядит эта охотничья пуля и с какой легкостью она разваливает череп… Тогда докончить дело мне не дали, меня схватили, скрутили, отобрали ружье, я даже сошел с ума, но все равно я был доволен — одного уже нет. Остались трое. Трохин Вениамин Андреевич. Рюмин Александр Николаевич. И вы, Валерий Анатольевич.

Курженко трясущимися пальцами вынул из кармана мятую пачку «Беломора», вынул папироску, выстучал о ладонь, дунул в гильзу, и вылетевший табак рассыпался по полу. Он бросил испорченную папиросу под ноги и вынул вторую. С ней произошло то же самое. Тогда он скомкал пачку и отбросил ее в сторону.

Покачав головой, Вепрь угостил его сигаретой. Валерий Анатольевич прикурил, жадно затянулся. Подавившись дымом, закашлялся.

Передохнув, спросил:

— Ну и зачем же ты пришел? Хочешь меня убить? К чему тогда была катавасия с квартирой? Или ты хочешь, чтобы и моя семья страдала после моей смерти?

Вепрь покачал головой:

— Нет, задумка у меня другая. Я пришел предложить вам… игру! Обычную игру, Валерий Анатольевич. Очень азартная игра, уверен, вам понравится.

— И что же это за игра?

— О-о, называют её по-разному. В Америке, например, она известна как русская рулетка. А у нас же её чаще называют гусарской. Слышал я и другие названия, но они менее употребительны.

Взял в руки «кольт», откинул барабан и продемонстрировал Курженко пустые отверстия.

— Сейчас барабан пуст. У меня к этому револьверу всего один патрон, — Вепрь достал патрон и тоже показал Валерию Анатольевичу. — Смотрите, я его заряжаю. Раз-два-три!

На счёт «три» он вогнал барабан на место. Крутанул его об ладонь и снова положил на стопку книг перед собой.

— Вот теперь он заряжен. И единственный патрон ждет своего клиента.

Вепрь не успел довести свою мысль до конца, ибо Курженко, бросившись вперед, подхватил с книг револьвер и направил его на Вепря.

— Вот так-то! — сказал он с долей злорадства. — Вот я тебя и поймал, сволочь! А теперь, если не хочешь, чтобы я тебя пристрелил здесь же, вытяни руки вверх и без резких движений встань на пол на колени. Ну, живо, живо!

Он казался сейчас одержимым, можно было не сомневаться, что в случае чего он непременно выстрелит. Впрочем, Вепря это почему-то не испугало. Глубоко вздохнув и покачав головой, он поднялся с узла.

— Ах, Валерий Анатольевич, Валерий Анатольевич! Так вы ничего и не поняли… В «кольте» всего один патрон, и шансов, что он выстрелит сразу же, немного. Мне же достаточно будет и одной секунды, чтобы достать вас. И учтите, я умею это делать очень больно. Так что положите револьвер на место, не валяйте дурака.

— Хорош болтать! — рявкнул Курженко. — На пол, живо!

Вепрь снова вздохнул и шагнул к нему. Курженко, отшатнувшись, дернул спусковой крючок.

Боек с сухим шлепком ушел в пустоту.

Тонечка сдавленно пискнула.

А Вепрь даже бровью не повел. Подойдя к окаменевшему Валерию Анатольевичу, он, отобрав у него револьвер, толкнул обратно на узел.

— Мне бы все-таки хотелось объяснить вам правила игры, — холодно произнес он. — Разрешите я это сделаю?

Достав бумажник, он извлек из него какой-то листок, развернул и показал притихшим супругам.

— Если вы примете мои правила, я немедленно подписываю эту бумагу и передаю её вам, Антонина Васильевна. Сим удостоверяется, что данная квартира действительно принадлежит вам, я же как настоящий её владелец отказываюсь от всяких прав на неё… Да, да, милые мои, эта квартира действительно принадлежит мне, только куплена она через подставное лицо, которое формально и считается ее владельцем. Так что никаких проблем с этой стороны можете не опасаться… Но это только в том случае, если вы примете мои правила! Вы согласны, Валерий Анатольевич?

Тот какое-то время молчал, поскрипывая зубами. Потом едва слышно процедил:

— Я пока ещё не слышал этих правил…

— О-о, они несложны! Мы с вами по очереди приставляем к виску револьвер и спускаем курок. Кто останется жив, тот и прав. Ваше положение даже выгоднее моего: квартира остается у вашей семьи в любом случае, независимо оттого, кто из нас умрет и умрет ли вообще. Правила простые. Да, еще одно: вы можете отказаться от игры, Валерий Анатольевич, но тогда я оставляю документ у себя, а единственный патрон выпускаю вам в голову. Договорились?