Время своих войн-1 (СИ)

   Когда расскажет все, когда крики надоедят, достанут - если вопит однообразно, на одной ноте, тогда какой-нибудь сердобольный вторую бамбуковую трубу в рот запихнет, другой конец опять же в муравейник, и дело идет быстрее. Но к тому времени, когда муравьи встречаются, виновный уже мертв...

   Спорить, кто большие садисты "по-жизни", на каком континенте - в Азии ли, в Латинской Америке, бесперспективно. Но знатоки ставят на азиатов. Корейцы сильно отличаются, это у них от кулинарного. Гурманы! Чем дольше животное убиваешь, тем вкуснее мясо считается. Иной способен собаку с переломанными костями целый день за собой таскать и водой поить, чтобы дольше протянула...

   Многого стоят и китайцы с их многовековой культурой. Фантазии их имеют под собой целый пласт наработок. Вьетнамцы, снимающие, состругивающие мясо с кончиков пальцев, чтобы обнажить кости и постукивать по ним... В Амазонии встречаются умельцы, и в горах Камбоджи преуспели. Понятно, что не все чохом, умельцы, отдельные самородки "по-необходимости". Но только в Азии можно встретить людей с глубоким бездонным взглядом. Тогда взгляни на руки. Либо это тот, кому пальцы на руках стругали словно карандаши, маленькими кусочками, пока не очищали кость, и время кости приходило... Либо тот, кто строгал...

   --------

   ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

   "В отличие от всех других преступлений, которые можно квалифицировать по степени тяжести, агрессия не поддаётся квалификации по тяжести. Любое посягательство на государственный суверенитет - попытка силой навязать на одно государство волю другого является агрессией. Любая агрессия является поводом для справедливой войны, потому что ни одно государство не должно мириться с попыткой навязать ему силой чужую волю.

   Суверенное государство, если оно желает выжить и сохранить свой суверенитет должно сопротивляться агрессии. Любой агрессии, любой попытки других диктовать незаконной силой свою волю. Если государство не противостоит агрессии, оно теряет жизнеспособность..."

   /Майкл Вольцер, "Справедливые и Несправедливые Войны"/

   (конец вводных)

   --------

   Семь лет до часа "Ч"

   ...Захар Захарович ехал в деревню, как говорил всем, убеждал сам себя: "поскучать", насладиться ничегонеделаньем. И действительно, наслаждался... часа с два, потом руки сами начинали: дергать крапиву на подворье, править просевшую дверь, развалившийся заборчики, неизвестно за какой надобностью поставленные вокруг деревьев...

   Заборчики падал каждый год, и Захар Захарович всякий раз их восстанавливал. Так велел ему кум, когда умирал. Чудно, но, вроде как, получилось завещание от него. С этим условием и дом подписал на Захар Захаровича. Кум был со странностями - очень беспокоился о деревьях и особенно заборчиками вокруг них. Кто кулял заборчики, Захар Захарович так и не мог понять, но слово держал - восстанавливал, какое-то время греша на мальчишек, но откуда им здесь взяться? Те немногие, которые приезжали с дачниками в лето, имели собственные интересы. Да и заборчики падали по весне, как только сходил снег, и лопалась первая почка на дереве, словно какой-то шальной великан вдруг разом выдергивал вбитые колья и разметывал по двору дощечки. Позже вовсе перестал озадачиваться, принимая, как должное - как некую привычную обязанность.

   Захар Захарович тоже был не без странностей - заядлейший грибник, готовый топтать лес в любое время.

   В бор по груши не ходят... впрочем, по еловы шишки тоже. В октябре по грибы сыро, холодно, руки стынут, не в удовольствие, да и гриб-то всего один; зимний с металлическим отливом "куренок" - битый слизниками, словно изъеденный окислами, проточившими в шляпках сквозные дыры, под ножом идет без хруста (еще и с неприятным запахом, пока не вываришь). Потом, как сготовишь, вроде и ничего, а под водку так вполне. Но это дома, а в лесу... Каждый куст холодным дождиком обдает, малейший сквознячок пронизывает, а от темноты до темноты всего ничего - не разгуляешься.

   Захар Захарович, как приехал, даже доски с окон не отколотил, так (сдуру, не иначе) в лес и кинулся - по грибы, не отдохнув с дороги, печи не протопив. Думал за час-два управится. Не сложилось...

   В каретах цугом по грибы не ездят. Какое-то время держался знакомых троп и просек, потом, разраженный отсутствием грибов, отшагнул, круто забрал в сторону, и... Заплутал так, что впору одежку с себя снимать, наизнанку выворачивать и идти, читая специальную молитву. Но то, что помогало в прошлые годы, во времена укоренившегося безбожия курам на смех.

   Кисти распухли, раскраснелись. Пальцы стали неловкими, что колодки. На руки дул, прятал в рукава. Корзину давно нес на локте, глазами не рыскал - пропал интерес. Заплутал. Вроде недавно еще Долгое озеро было видно, а стал охватывать пошире, один косогор, густо поросший, другой, не упомнишь, когда потерял из виду, вроде слева же было, стал вертаться, но то ли промахнулся, и в Семеново урочище попал, то ли, все таки обогнул и вот должны показаться Куровские нивы... Но не показались. И уже сомневался, а точно ли то озеро было Долгое? Не Окуневец ли? Теперь жалел, и что не подошел ближе к берегу. И тому, что не отколотил доски с окон, к соседям не наведался, не сказал, куда направился... Хмарь-то какая!

   Зарядил мелкий холодный дождик - уже ясно, что не на один день. Первым делом надо теплить колени и локти, с них холод к грудине подбирается. Костерок бы, но без спичек в такое время и нечего думать. Когда понял, что не выйдет - успокоился, стал место подбирать - надо "чуму" делать, укрытие. Выбрал подходящее разлапистое дерево, где один из суков рос низко, концом опускаясь к самой земле. Отставил корзину у намеченного, сам с ножом стал спускать в низину, где низкорослые ели - резать и ломать лапник. Работалось спорно, даже согрелся, быстро сложил пару здоровых охапок - каждую на отдельной большой ветви - волочь за нее к месту, где собрался ночевать. Сволок, обустроился...

   Захар Захарович из тех кто быстро перенимает полезные обычаи. Первую ягодину не в рот, а на веточку - приношение лесным птичкам, что, вроде как (так местные говорят), души человеческие переносят по последнему адресу. Вот скажешь - пням кланяются? В лесу живешь, всякие страсти случаются. Идешь по лесу - пень. Как пню не поклониться, если здесь его категорически не должно быть?

   В лесу бойся людей. Лешак поводит, наиграется, да отпустит. Человек своим делам свидетелей не любит.

   Когда выскользнули, ветка не всколыхнулась, один, и тут же другой, но не следом, а параллельно, как бы страхуя, глаз на глазу, да и глаз сверх. Вышли, словно... Захар Захарычу так показалось, что глянули в самое сердце. Должно быть, прибор такой, от которого, как он слышал, только остывшим трупом можно спрятаться... Захар Захарович, мужчина большой выдержки, не шевельнулся, тут же захлопнул глаза, стараясь, чтобы не дрожали веки. Молясь, что если обойдется, лучше об этом деле помолчать - в здешних местах всегда можно определить откуда пошел базар-понос. Годы девяностые - тут и в городах люди пропадают, как корова языком... Понимал, что его укрытие - не укрытие, скрыть не может от взгляда к лесным несуразицам цепкого, острого, пронзительного... потому поступил как в детстве - закрыл глаза и изобразил, будто спит...

   ...Сошлись в ложбинке, выставили охранение.

   - Что видели? - задал обычный вопрос Георгий.

   - Мужик какой-то в хворосте ночевал, похоже, заблудился, - сказал Сашка.

   - Вернуться, вывести? - спросил Михаил.

   - Грамотно расположился, утром сам выйдет... Не пора ли и нам устраиваться?..