Третья террористическая

Это была та самая чеченка.

— Уходи отсюда! — сказала она, сверкнув глазами.

Женщина послушалась, она покорно встала и побрела назад на гудящих; плохо ее слушающихся ногах.

Она привыкла повиноваться всем — военным, милиционерам и чеченцам тоже. Потому что если перечить чеченцам, то они ее убьют и тогда она никогда ничего не узнает о сыне.

Она покорно пошла назад… Но она никуда не уйдет, она вернется на это место, когда чеченки здесь не будет, и не сойдет с этого места, пока ее снова не прогонят…

Чеченка догнала ее сама.

— Здесь нет русских. Ни одного! Иди, иди обратно! — сказала она.

И быстро сунула ей что-то в руки. Какой-то узелок.

В узелке было несколько кукурузных лепешек…

…Они обе ждали своих сыновей. И та и другая… Но их сыновей не было в живых. Ни у той, ни у другой… Давным-давно. Их сыновья лежали в сырой земле, лежали рядом и вместе. Они оба погибли в одном и том же бою за безвестную, никому не нужную высотку, которая была чуть больше кочки. Один ее атаковал, другой отбивал его атаки. Они не убивали друг друга, они убивали других. И их убили другие. Их тела не нашли, потому что их, уже мертвых, накрыло артиллерийским залпом, разорвав в клочья и перемешав их руки, ноги и внутренности. Куски их тел собрали и похоронили как одного человека в воронке от разорвавшегося снаряда, которая стала им общей могилой. Все те, кто их хоронил и мог помнить о месте, где находится могила, скоро тоже погибли…

Русская женщина брела по дороге, неся с собой детские фотографии своего пропавшего три года назад сына, который там, на фотографиях, был живой и веселый… И она верила, что он жив, потому что ей сказали, что, кажется, его видели в плену…

Чеченка стояла возле дома, приставив ладонь к глазам, и все глядела на вьющуюся по склону тропу, по которой три года назад ушел ее сын…

Они были совершенно разными, эти женщины, у них были разные языки, они молились разным богам, и их сыновья воевали друг с другом. И было невозможно представить, что их может хоть что-то объединять.

И все же…

Их объединяло то, что объединяет всех матерей, какой бы национальности они ни были и где бы они ни жили, — надежда увидеть своих сыновей живыми.

И еще объединяла — одна на двоих могила.

О которой они не знали. В которой лежали их мертвые, ставшие единым прахом, сыновья…

…Мать Саши Скокова своего сына так и не нашла, она погибла, случайно зацепившись ногой за нить поставленной кем-то — возможно, чеченцами, но, может быть, федералами — и забытой на тропе растяжки… Она умерла, как умирают многие и многие русские матери, разыскивающие в Чечне своих детей. Она умерла ровно через месяц после того, как был убит ее сын — Магомед Мерзоев… Фотографию которого нашли в ее застывшей, мертвой руке…