Код Маннергейма

Он бросил мобильник и вопросительно взглянул на Анну, которая неуклюже топталась на пятачке перед столом:

— Добрый день, сударыня, чему обязан?..

При встречах с такими все еще изредка попадающимися в Петербурге личностями, культурная рафинированность которых просто ослепляла, она жутко смущалась, ощущая себя неумытой замарашкой.

Анна с трудом подавила волнение и нерешительно напомнила:

— Мы с вами вчера договаривались о консультации…

— Ах да-да, что-то связанное с руническим письмом?.. Итак, вы — Анна Троицкая, корреспондент телевидения, которая почему-то заинтересовалась древнескандинавским алфавитом, я прав?

Память у Мардерфильда оказалась отменной.

— А кстати, нравятся ли вам малые голландцы, в частности Андриан Ван Остаде?.. — Он кивком указал на небольшого размера картину, стоявшую на отдельном подрамнике.

Там, в свойственной этой живописной школе реалистической манере, в мрачно-коричневом колоре изображалась жанровая кухонная сценка. Толстая женщина в высоком чепце (очевидно, кухарка) с видимым удовольствием на глуповатом лице старательно ощипывала грязно-белого и, кажется, еще живого гуся, а у ее ног расположился в ожидании подачки жирный серый кот, очень походивший на хозяйку туповато-ленивым выражением морды. Все это выглядело как-то удивительно противно.

— Нет, не нравится, — честно сказала Анна, несмотря на опасение упасть в глазах собеседника-искусствоведа.

— Ну и правильно, — легко согласился Михаил Александрович, — Тем более что, как выяснилось, это вовсе не Ван Остаде, а подделка. Правда, очень старая и очень качественная.

Эта тема явно доставляла ему огромное удовольствие. Казалось, он сейчас начнет облизываться, как кухаркин кот на картине…

Мардерфильд оторвался от созерцания и, с трудом отыскав место для лежавшей на стуле кипы книг, освободил его для Анны:

— Прошу.

Устроившись за столом напротив нее, поинтересовался:

— Итак?..

Анна неловко потащила из сумки папку с документами, которая все норовила зацепиться за застежку-«молнию». Не зная, куда ее пристроить, она в конце концов разозлилась на себя за неуклюжесть и плюхнула папку на стол, нахально сдвинув роскошный письменный прибор, украшенный бронзовой статуэткой какого-то античного героя.

Достав сразу письма и дневник, она протянула их Мардерфильду. Тот, полистав тетрадь в черном коленкоровом переплете, хмыкнул, раскурил потухшую трубку и с удовольствием окутался клубами дыма.

— Так-та-а-ак… — протянул Мардерфильд, — часть дневника Карла Густава Маннергейма. Судя по всему, не известная биографам маршала. Очень интересно. Видите ли, — отвлекся он на мгновение, — дворянский шведский род Мардерфильдов состоит в дальнем родстве с графами Маннергеймами. Сложно сказать, кем именно я прихожусь великому полководцу, но тем не менее — родство есть. Так, а это, — он вновь вернулся к бумагам, — своеобразное завещание, не так ли? Простите мое любопытство — как к вам попали эти документы?

— Один из адресатов — мой дед, Хейно Раппала, в прошлом — личный пилот Маннергейма. Он, к несчастью, недавно погиб.

— Извините, что неловким вопросом причинил вам боль. Теперь все ясно. Так, а вот и тайные письмена. Угу, угу, — И он, затянувшись, на некоторое время задумался, а потом спросил: — Простите, Анна, знаете ли вы, что такое криптография?

— Ну, это наука о шифрах, так?

— В таком случае, если позволите, я угощу вас кофе, а пока он будет готовиться, немного расскажу о криптографии. Согласны?..

Анна кивнула, и Мардерфильд достал из старинной горки красного дерева какой-то изящный механизм, состоящий из стеклянных трубочек и колб в ажурных металлических футлярах.

— Сейчас, одну минуту, только проверю кое-что. — Он вынул из хитрого прибора маленькую спиртовку, зажег ее и немного подержал над пламенем каждое из писем, затем внимательно рассмотрел их. — Так я и думал, — сообщил он, очевидно, ничего не обнаружив, — Итак, рекомендую — киндер-кафе-машине. — Он вернул спиртовку на место, — Любимая, кстати, игрушка Николеньки Романова, более известного как государь-император Николай Второй. В детстве он изводил всех домашних бесконечными предложениями «откушать кофию». Завораживает, не правда ли?.. — довольный, спросил он у Анны.

Машина действительно завораживала. В большой колбе над спиртовкой крупными пузырями закипала, вода. Под действием образовавшегося пара она поступала через стеклянную трубку в меньшую колбу — перевернутую, где находились молотые кофейные зерна, постепенно заваривающиеся кипятком.

Эта колба была хитро подвешена, и чем больше поступало туда горячей воды, тем больше она наклонялась, пока наконец из носика в подставленную небольшую чашечку из тончайшего фарфора не потек ароматный густой кофе.

В продолжение увлекательного процесса Мардерфильд рассказывал о криптографии:

— Как только возникло имущественное неравенство, у людей появилось что скрывать друг от друга.

Древнейший, если мне не изменяет память, известный шифрованный текст составлен в двадцатом веке до нашей эры, в Месопотамии. На глиняную табличку клинописью нанесли рецепт гончарной глазури — там шифр состоял в том, что пропускались отдельные гласные и согласные, а вместо цифр стояли имена… Но там, так же как и позже, в Древнем Египте, где жрецы зашифровывали религиозные тексты, это было, скорее, баловством — освоить сложную науку клинописи могли единицы!..

А вот с изобретением алфавита и появлением буквенной письменности резко возросло число людей, способных понять написанное, и тайнопись превратилась в насущную необходимость. Для защиты открытых текстов — таков профессиональный термин — использовались разные способы. Сообщения пересылались почтовыми птицами или специально обученными животными, прятались в багаже гонцов или в их телах. В Древнем Китае, например, тайные письма писались на тонких лоскутках шелка. Их сворачивали в шарик и окунали в расплавленный воск, а затем, извините за натурализм, помешали в анус гонца. Кстати, подобным способом до сих пор пользуются перевозчики мелких партий наркотиков.

Были и более изобретательные схроны — широко известна придумка римлян, когда открытый текст наносили на тщательно обритую голову раба и, подождав, когда волосы отрастут, отправляли его к адресату — там, естественно, его вновь брили наголо.

Способы сокрытия постепенно становились все более изощренными — появились так называемые симпатические чернила, надпись которыми проявлялась только после специальной обработки. Я, кстати, нагревая письма, как раз проверял, не написал ли Маннергейм что-нибудь между строк. Например, модным в революционных ячейках девятнадцатого века молоком… Прошу. — Он протянул ей чашечку с кофе.— Кстати, ни молока, ни сливок, ни сахара для кофе не держу, уж не обессудьте…

Он искоса глянул на нее и поинтересовался:

— Не утомила вас моя лекция?

Анна энергично помотала головой.

— Тогда продолжим. Параллельно разнообразной, так скажем, физической защите открытых текстов развивались и способы тайнописи, которые не позволяли прочесть исходный текст даже в том случае, если он попадал в руки непосвященному, то есть — шифры. Кстати, криптография — в переводе с греческого «тайнопись», — она-то как раз и ведает разнообразными шифрами. Один из первых примеров, известный нам благодаря римскому историку Светонию, — шифр Гая Юлия Цезаря. Суть его в том, что использовался алфавит с циклическим сдвигом влево на три знака, — таким образом, в современном русском первой должна стоять буква «Г», а не «А». Буквы открытого текста заменялись соответствующими буквами «сдвинутого» алфавита. Для того чтобы прочесть секретное сообщение, нужно произвести обратную замену. Подобные шифры так и называются — шифры замены. Но римляне здесь, как, впрочем, и во всем остальном, лишь продолжали греческие традиции.

О тайнописи упоминал еще Гомер, а одному из героев его «Илиады» — троянскому полководцу Энею — принадлежит ряд идей, в том числе и первых физических шифроносителей, — например, нити с узелками, завязанными на разном расстоянии. Продернув нить через отверстия шаблона, можно прочесть буквы сообщения.