Ген деструктивного поведения

— Я хочу Вам сказать, Иван Фёдорович, — продолжил после небольшой паузы Климов, — что в нашем высшем руководстве есть люди, которые тут же сообщают своим друзьям за океан всё! Понимаете? Абсолютно всё! После гибели наших ребят мы их даже вычислили, но поделать ничего не смогли. Они находятся под защитой закона и государства, кто-то из них депутат, кто-то министр, кто-то помощник или советник, ну прямо хоть несанкционированный отстрел начинай. А что делать? Комитет сейчас не тот стал. А Президент наш очень хочет премию мира получить, поэтому его помощники нам не дают шага ступить без доклада, санкции, согласований и прочих бюрократических препонов. Полный контроль президентских чиновников. Ваша же организация под таким прессом не находится, но это пока, товарищ генерал. Думаю, что военная разведка в этой очереди на реформирование следующая. Ведь она у многих стоит костью поперёк горла, особенно у наших западных друзей. В вашей структуре наверняка есть спецназ, помогите нам, вернее помогите стране, и это не громкие слова. С ответом Вас не тороплю, товарищ генерал, но время уходит. Вот мои телефоны. Звонить я Вам не смогу, простите! Сейчас знаете, сколько доброхотов появилось, первыми прибежать и доложить? До встречи, Иван Фёдорович!

Сказав эти слова, полковник Климов встал с лавочки, пожал протянутую руку генерала Корабелова и быстро, не оглядываясь, пошёл по парковой аллее к выходу.

Начальник разведки долго размышлял о предложении полковника из Комитета. Конечно, генерал, как начальник Управления, знал многое. Обстановка в стране складывалась неблагоприятная. Ему ежедневно ложились на стол секретные шифровки с докладами о том, что в последнее время западные спецслужбы стали работать особенно интенсивно, даже, можно сказать, нагло и нахраписто. К его офицерам, работавшим не только за рубежом, но и внутри страны уже в открытую, не маскируясь и не стесняясь, подходили сотрудники иностранных резидентур и предлагали негласное сотрудничество. Он и сам прекрасно видел, что творилось в стране в последние годы. «А что, собственно говоря, мне терять? Скоро на пенсию, и так уже отслужил более сорока пяти лет, — усмехнулся про себя Корабелов и снял телефонную трубку аппарата «ОС»². «Приёмная Председателя КГБ, у аппарата помощник», — раздался в аппарате знакомый баритон полковника Климова. Начальник Управления коротко бросил в микрофон аппарата всего лишь три слова: «Согласен! До встречи!»

* * *

Климов взглянул на календарь. Пошёл уже третий день после его разговора с начальником разведки. Скоро уже рабочий день закончится, завтра воскресенье, а генерал Корабелов всё не звонил.

— Может быть, не поверил в мою искренность, подумал, что провокация? А почему он, собственно, должен был мне поверить? Мы с ним никогда и нигде не встречались, время сейчас такое, что со знакомыми людьми опасно откровенничать, — раздумывал полковник, собирая на столе бумаги и укладывая их в свой сейф. От невесёлых раздумий Климова оторвал телефонный звонок. Аппарат зазвонил так резко и неожиданно, что он даже вздрогнул. У полковника тревожно забилось сердце: «А вдруг генерал?» Климов поднял трубку и собирался, уже было, сказать: «Приёмная слушает», — как его прервал низкий голос генерала Корабелова. Этот хрипловатый, тихий и неторопливый бас начальника военной разведки полковник узнал бы из тысячи других, потому, как в глубине души надеялся, что генерал ему всё-таки позвонит. Климов очень обрадовался. Он даже хотел поприветствовать Корабелова, но не успел, ибо услышал в трубке короткую фразу: «Согласен! До встречи!» После этого короткие гудки, раздавшиеся сразу же вслед за этим, возвестили об окончании разговора. Но для Климова и этой короткой фразы хватило понять, где и как они должны вновь встретиться. Он сразу догадался о генеральской хитрости, если время встречи не назначено, то, значит, она произойдёт в те же самые часы, что и три дня назад. Климов посмотрел на часы, стрелки перевалили за полдень: «Всё просто! Сегодня уже поздно, стало быть, завтра, утром в восемь, в парке. А потом, видимо, генерал решил проверить и мою догадливость?»

* * *

— Здравствуйте, Иван Фёдорович! — весело проговорил Климов, увидев генерал-полковника. Начальник Управления имел привычку каждое утро перед работой гулять в парке.

— Спасибо! И тебе не хворать, полковник! В пять вечера в субботу приедешь вот по этому адресу. Там у меня кое-что имеется по нашему делу.

Генерал, заметив, как взметнулись вверх брови Климова, когда он сказал последнюю фразу «по нашему делу», усмехнувшись, добавил: «Не оговорился я полковник, не оговорился, а ты не ослышался. Именно по нашему делу, подчёркиваю, по на-ше-му. Есть такие в жизни моменты, которые являются как бы проверкой человеческой совести. Именно они проводят ту черту, через которую переступать нельзя. Я ведь, как и ты, справки кое-какие навёл о тебе, конечно. Ты обо мне, а я о тебе. Не надо, не надо делать такие глаза, клясться не надо, что этого не было, не дети ведь. Мы оба рискуем головой, а поэтому я на тебя не в обиде, что старого генерала проверял, даже похвалить готов. Всё правильно! Закон разведки, что гласит? «Доверяй, но проверяйся!» Мало ли что за столько лет случиться может. Я знавал людей, которые за линию фронта ходили десятки раз, в банды оуновцев³ и к бандеровцам внедрялись, смерти не раз в лицо глядели, а через много лет трусами становились и полными подлецами. Всякое бывает. Ты, парень надёжный, как я понял, теперь дело за самым малым осталось, моим ребятам понравиться. А это весьма трудная задача. Я долго думал, кому поручить можно такое дело. Сам понимаешь, они ведь не вернутся процентов на восемьдесят, а то и на все сто. Добровольцы нужны, добровольцы и только, понял? Здесь приказом дела не сделаешь!

— У Вас, Иван Фёдорович, в распоряжении целые бригады спецназа имеются, в каждом округе. Говорят, специалисты классные! Что же там не найдётся с десяток ребят. Я ведь отсиживаться здесь, в Москве, не собираюсь. Тоже пойду с ними!

— Если ещё возьмут тебя с собой, а то быстрый какой? Пойду! Какой от тебя толк, полковник? Пушечное мясо в этом деле им не надобно — это первое. Бригады-то у меня, действительно, есть, и говорят-то о них много чего, да только не те это специалисты. Солдата, который срочную службу проходит, туда не пошлёшь, правильно? Офицеров из бригады так же нельзя трогать, информация сразу пойдёт, а там, естественно, разговоры кто, куда, почему, для чего и прочее. Но есть у меня один отрядик, небольшой такой, малюсенький, как говорится, мой личный резерв. Про него даже мой первый заместитель ничего не знает, не должен, конечно, до поры до времени, но тебя с ними придётся познакомить. Вот этих ребят можно попробовать, но только при одном условии, если они захотят сами. Неволить и приказывать никому не буду! Ладно, потом поговорим об этом! До встречи — Корабелов дружески хлопнул Климова по плечу, и направился к выходу из парка.

Начальник Управления не стал лукавить с полковником. Генерал прекрасно понимал, какие последствия ожидают их в случае провала, а поэтому сразу расставил все точки над «i». Климов рисковал больше, нежели он, начальник разведки. «Ну, что со мной сделают? Могут уволить на пенсию, да через год и так надо уходить, уже и так засиделся, ведь всё-таки шестьдесят пять. Увольнение — вот и всё наказание. А у того вся жизнь впереди. Загубить можно в два счёта, а такие ребята, как он, потом обязательно будут востребованы, их честность, порядочность, профессионализм. А то кто пошёл нынче вверх — сплошная серость. Время политической шантрапы!» — про себя размышлял Корабелов, сидя в салоне служебной машины. Генерал действительно наводил справки о помощнике Председателя КГБ. В Управлении даже нашлись офицеры, которые знали и помнили Климова, но тогда ещё майора, по Афганистану. Полковник служил в качестве советника сначала заместителя начальника, а потом и начальника управления Министерства государственной безопасности по провинции Герат. Армейские разведчики характеризовали его положительно: за чужими спинами не отсиживался, с афганцами в боевые рейды ходил, с войсковыми ребятами развединформацией делился. Для генерала рекомендации его подчинённых значили очень многое, а если быть точнее, то они имели решающее значение его согласия на встречу с Климовым.