Месть фортуны. Дочь пахана

Прокуратура тоже не бездействовала. Расследовала убийства, ограбления. Забывая, когда кончалась ночь и начинался день. Грань была потеряна и стерта.

Но и милиция, и прокуратура не могли задержать ни одного виновного.

Семен теперь приезжал домой только под утро. Валился, не раздеваясь, на диван, на час-другой. Проглотив что-то на ходу, снова убегал на работу, забывая даже о детях. С Седым он виделся редко.

Земнухов понимал, догадывался, что происходит в городе. Но ничем не мог помочь. Он знал, стоит ему выйти из дома, фартовые тут же расправятся и отплатят Семену и его семье за то, что приютили у себя фаршманутого.

Это — последнее — сдерживало Седого больше всего. Собою он мог рисковать. Но не другими. Хотя положение это угнетало его больше всего.

— Сем! Не могу я больше так дышать, как хочешь! Сил нет канать, будто падле. Не дергайся. Но смоюсь я от тебя. Зачем канаю тут, как падла на разборке. Коль суждено — загробят фартовые, и никто им не помеха! Коль жить, десятки малин не сладят со мной. Не могу больше взаперти. Устал. Чего уж тыриться, когда я сам себя за жмура держу! Кранты! Линяю нынче!

— Остынь! Кому сказал — остановись, — взял за плечо всей пятерней. И сдавив, повернул к себе легко, словно играя:

— Ты нам очень нужен, Санька! — сказал глухим, усталым голосом.

— Нам без тебя не обойтись. Люди гибнут каждый день. В городе не только жить, дышать нечем стало. Все вперехлест. И сил уже нет. Нервы сдают. У меня единственная надежда — на тебя. А и ты уйти хочешь. Почему? Не обо мне подумай. Хотя о чем это я? У тебя ведь нет никого. Потому жалеть некого. А у нас вчера Зинку убили. Практикантку. Из юридического. Месяц проработала. И все. Прямо на улице. Ножом в спину.

— Это неспроста. Значит, была связана с фартовыми. Шашни крутила. Иначе не замокрили б! Законники знают разницу между практиканткой и лягавой. Они не обмишурятся! Верняк ботаю.

— Как могла флиртовать, когда у нее двое малолетних детей и мужик имеется! Баба самостоятельная, не крученая. Зачем не зная — позоришь мертвую? — обиделся Семен.

— Если она не была в делах с лягавыми, не засветилась падлой перед фартовыми, никто ее не размазал бы. Выходит, ошибка вышла, либо вы свою Зинку плохо знали. Но. мне до нее дела нет!

— Не пущу! Сейчас опасно! Погоди, сам знаешь ситуацию! Дай немного времени! Сам тебя в город выведу. На нашу аллею. Устрою на работу, улажу с жильем, найду тебе бабу подходящую…

— Проверенную всей мусориловкой — стремачиху ханыжника? Так? — спросил Седой.

Семен вымученно улыбнулся и ответил:

— Мы тебе студентку дадим, самую лучшую. Чтоб ты ей и другом, и помощником был.

— Тогда уж сразу курсы открывай по изучению фартового опыта! Кто смелый? Глядишь, ваши студентки курсантам, сопли утрут! Уж их не проведут вокруг пальца после моих уроков.

— Это точно! Вон Анка, собирается дипломную писать по психологии преступников и их поведению в экстремальных условиях. Хочет к тебе на консультации прийти.

— Та, какая помогла маэстро взять в ресторане?

— Она самая!

— Что ж, если чем-то смогу быть полезным — помогу! — согласился Седой.

Земнухов не решился продолжить разговор об уходе. Но сам стал задумываться, как жить ему дальше, если судьбе было угодно оставить его в живых, проведя через все испытания.

Седой знал, что придется ему устраиваться на работу. Но куда? Что он может? Сторожить? Да кто его — вора — возьмет в сторожа? Дворником? Но и там — стараться надо. Да и приметь его фартовые, тут же замокрят. А кто кроме дворников и воров первыми встречают утро?

— Нет, навар жидковат, — думает Седой, размышляя, а не стоит ли ему податься к рыбакам? У них и заработки, и хамовка…

Его размышления прервал голос Семена.

— Сашок! Твоя подсказка нужна! — показал листок бумаги с непонятным знаком под запиской: «Если не отпустите маэстро из тюряги, вам придет хана!»

— Кто подписал это послание? — спросил Семен.

— Где нашли? — перебил его Седой.

— В прокуратуре. В окно кто-то бросил. Завернул внутри камешек и прицельно…

— На первый этаж?

— Ну да! А кто подкинул, не успели заметить.

Седой лишь мельком глянул на знак, и лоб его покрыла испарина. Дрогнули руки. И пересохшая глотка его проскрипела незнакомо:

— Поздравляю! Сама Черная сова в Ростов пожаловала!

Не сумели без нее обойтись. Ну, теперь держись, кореш! Эта малина десятка стоит. Нигде на халяву не возникает. Не иначе, как маэстро достать намылились! И кентов! Эти законники опасней всех других. Теперь и мой черед пришел. Ну, что ж, Шакал, посмотрим, кто кому отмерит по локоть…

— Ты это о чем?

— Шакал в Ростове! Вернулся потрох гнилой, паскуда вонючая! Это он меня на сходе обосрал. Из-за него из закона и паханов турнули! Он моих кентов к себе сфаловал, уломал сход против меня, а потом, выкупив, как барбоса от замокренья, на весь фартовый кабак трехал, что может меня в рамса, как сявку проиграть, либо подарить в шестерки новому маэстро. Я тогда чуть не свихнулся, слушая шпану. Все искал случая один на один с ним потрехать. Без кентов и малин. Авось, в этот раз — повезет!

— А зачем Шакал рискует? — не понял Семен, пытаясь понять пахана малины.

— Так все рискуют. Всегда! Шакал других не файнее!

— Что может выкинуть?

— Его не угадать! Никто заранее не предскажет эту падлу! Но секи, он не трехает впустую! Коль прокураторов предупредил, что-то заметано.

— Да ерунда! Мы завезли целый овчарник собак. Сильных, молодых. Охрану тюрьмы утроили. Туда не только человек, блоха не проскочит незамеченной!

— А кто тебе вякнул, что Шакал — человек? Другие, может, и не сумеют проскочить. Но этот… Не зарекайся!

— Да уж сколько раз пытались фартовые пробраться к маэстро! Сорвалось у всех! Сами попались к нам в руки! Варианта нет! — уверенно говорил Семен.

— Но пока фартовые в Ростове паханят. Не дают дышать лягавым!

— Это временно!

— Как знать? Покуда пацаны Возникают в малинах и обходят ментовки, законники будут дышать, Сема! Зелень от чего воров уважает? Они — щедрые! Они дают навар! А менты — последнее отнимают! Сам секешь, как в городе вас носят по этажам. От зелени до плесени — ненавидят. И конца тому не видно. Значит, надежды нет! А вам самим, без людей, никогда с законниками не сладить. Вот в чем ваш прокол. Но горожане, фраера, вас западло держат! Вору помогут. Потому как знают, никто с жиру не бесится и просто так не пойдет воровать! Только от голода и горя, от непрухи, когда деваться некуда!

— Ты бы помолчал! У тебя был выбор, когда реабилитировали. Но не захотел увидеть. Успел скатиться. Понравился легкий хлеб!

— Это у меня был легкий хлеб на Колыме? — рассвирепел Седой и стал закидывать в чемоданчик барахло.

— Остынь, Санька! Ну, прости! Не кипи! Кончай бух- теть! — пытался остановить Седого Семен, но тот остервенело отталкивал его руки.

— Что? Опять в малину решил уйти? — потерял терпение Семен.

— В Звягинки вернусь! К своим! Буду в подручных у кузнеца. Из деревни меня никто не выгонит, не осмеет. Там меня примут, — поднял чемодан Седой.

— Ты, что? Всерьез уходишь? А как же я? Мы без тебя не справимся с ворами.

— Хватит, Сем. Годы мои не те, чтоб под твоим надзором дышать. На волю хочу! И ты дышал же без меня. Я мало помогал. Вспоминай советы иногда! И держись смелей! Прощай! — пошел к выходу, попрощался со всеми. Взялся за ручку двери, открыл ее. Шагнул и обомлел. Прямо перед ним стоял Шакал.

Глава 5

«Сука»

Ссучился, падла! — оскалил рот в жестокой усмешке пахан. Глаза его зеленым огнем сверкнули. Он слегка шевельнул правую руку. Нож тут же скользнул в Ладонь.

— Стоять, Шакал! — грохнул выстрел из-за спины Седого. Семен, держа наган наготове, сделал шаг к пахану, тот резко взмахнул рукой.

Седой уловил этот миг и с силой оттолкнул Семена. Тот, пошатнувшись, упал на порог. Нож со свистом воткнулся в дверь.