Жизнь длиннее смерти

Мазур мечтательно сказал:

– Вообще-то потери в рейде вроде нашего – дело самое обычное… Ты как-никак не спецназовец, нет должной подготовки и ловкости… Кого дома удивит, если окажется, что ты ненароком навернулся со скалы, сидючи в засаде? У меня достаточно умения, чтобы вниз ты летел молча, совершеннейшим уже жмуриком… Подозрения, может, у кого-то и возникнут, но не будет ни уверенности, ни улик…

Он жадно впился взглядом в лицо собеседника. Ему было бы не на шутку приятно, появись в этих невозмутимых глазах хотя бы тень даже не страха – неуверенности, тревоги…

Но ничего подобного он так и не высмотрел, хотя таращился зорко.

– Ерунда, – сказал Вундеркинд омерзительно ровным голосом. – Это мечты, и не более того. Не то у тебя воспитание, не та дрессировка и биография, чтобы ты посреди задания прихлопнул… меня. И не зыркай ты так, я бывал в переделках похуже…

– Я ведь могу и серьезно…

– Не можешь. Брось. Мы с тобой не те мальчики.

– Ладно, – сказал Мазур сквозь зубы. – Ты профессионал, скотина, я верю, умеешь просчитывать очень многое… Но, честно предупреждаю, морду я тебе начищу при случае.

– А это уж как получится… У морды, знаешь ли, хозяин есть. Была такая присказка во времена…

– Тс! – шепотом распорядился Мазур, враз забыв обо всем постороннем, кроме предстоящей задачи.

На берегу показался вышедший из узкого прохода караван – одна навьюченная лошадь, вторая… Всего их оказалось четыре – невысокие поджарые лошадки довольно заморенного вида, у каждой перекинуто через седло по два вьюка. И шестеро пеших субъектов, вооруженных до зубов, с упором на автоматическое оружие и гранаты. Совершенно обычные на вид люди, одетые даже небогато – но оружие держат уверенно, и передвигаются по узкой полоске суши с уверенностью давным-давно обживших эти места завсегдатаев.

Мазур затаился. Он прекрасно помнил, что лошадь в этих скудных на траву и овес местах – изрядная роскошь. Но господам контрабандистам приходилось идти на излишние траты: на автомобиле к берегу не проедешь, если не захочешь тащить тюки на горбу, волей-неволей придется разориться на четвероногого помощника…

Вскоре послышалось мерное постукивание мотора, и в бухточку медленно вошло здешнее суденышко, звавшееся доу. Выглядело оно как нельзя более убого, но движок, судя по звуку, был современным и мощным – как и предупреждали знающие люди…

Кораблик с единственной мачтой – на ней рулоном болтался темно-серый зарифленный парус – ткнулся округлым носом в берег, с борта бросили канат, а на берегу его проворно поймали и обмотали вокруг высокого камня привычно и ловко. Сразу видно, что тут встретились люди, прекрасно друг друга знающие: на берег спрыгнули двое, короткий разговор напоминал скорее примитивный обмен приветствиями, и сразу же закипела работа – тюки таскали на борт по широкой доске с набитыми поперечинами, исполнявшей роль трапа, сваливали в трюм. Работали только трое – двое из пришедших посуху и один с судна – а остальные бдительно стояли на карауле.

Уже через четверть часа все было кончено. Обошлось без прочувствованных прощаний и по-восточному цветистых пожеланий удачи – один из мореплавателей что-то сказал, небрежно помахал оставшимся на берегу, и они, не теряя времени, удалились в узкий проход меж нависающих скал.

Мазур быстренько прикинул. Итак… Двое на палубе, третий – в рубке, за штурвалом. Вполне вероятно, на судне есть кто-то еще, но это выяснится в самый последний момент…

Он, укрываясь за скалами, стал перемещаться пониже. Не видел своих, но заранее был уверен, что они выполняют те же маневры – хватило времени, чтобы вдумчиво обговорить все варианты предстоящей акции и расписать партитуру…

Под ложечкой на миг возникло некое неприятное неудобство – эти, на судне, перед ними ни в чем не виноваты, но что поделать, если необходимо срочно попасть домой? В конце концов, перед ними не мирные рыбаки, не трудяги-жемчуголовы – матерые контрабандисты, то есть публика, заранее поставившая свои беспутные головушки на карту в виде окончательной ставки…

Потом и думать стало некогда. Он резко свистнул в два пальца – и оттолкнулся от скалы, с высоты метров трех ногами вперед полетел на палубу проплывавшего прямо под ним кораблика. Едва подошвы коснулись грязных, темных досок палубы, не теряя ни секунды, развернулся вправо, ударом ноги вышиб за борт из рук дернувшегося ему навстречу человека короткий автомат, а вслед за тем отправил следом и хозяина оружия – уже в состоянии, исключавшем всякое сопротивление. Шумный всплеск – и все кончилось. В тот же миг обрушившийся рядом на палубе Паша снес второго – а грязное стекло рубки тоненько зазвенело, разлетаясь. Это пуля Зоркого Сокола причинила рулевому несовместимые с жизнью обиды.

В два прыжка Паша оказался в рубке, отпихнул обмякшее тело и выключил двигатель. Суденышко остановилось, скребанув бортом о скалу. Послышались глухие удары – это прыгали на палубу остальные, чьей помощи уже не требовалось.

«И за борт ее бросает в набежавшую волну…» – пронеслось в голове у Мазура дурацкая цитата. Не было ни угрызений совести, ни иных эмоций – они сделали то, к чему их вынудила жизнь и обстоятельства, они прекрасно выполнили свою работу, и только…

– Посмотрите там, – сказал он, кивнув на люк. – Паша, поехали…

Крошка Паша кивнул, запустил мотор и уверенно повел суденышко меж скал. Викинг с Пешим-Лешим на цыпочках подобрались к люку – и обрушились туда. Какое-то время стояла тишина, потом под палубой бабахнул выстрел, и вновь стало тихо. Викинг, подтянувшись на локтях, выбрался наружу, помотав головой, доложил Мазуру:

– Отыскался там еще один декадент с кольтом… Он больше не будет.

– Без проблем? – спросил Мазур.

– Какие проблемы, командир… Леший там осматривается.

– Подчистите все в темпе, – распорядился Мазур.

– Ага…

– И разберитесь с грузом, – сказал Мазур, чуть подумав. – А то еще окажется какой-нибудь опиум, и будем мы с ним выглядеть совершенно предосудительно. Если наркота, лучше ее сразу за борт…

– Ага. Там у них пулемет еще, штатовский станкач, «шестидесятка». Ухоженный, с полным комплектом…

– Крепко собрались ребята щупать здешнюю власть… – щегольнул Мазур переиначенной цитатой. – Ладно, оглядитесь там, но сначала подчистите…

Суденышко проплыло меж скал, и перед ними распахнулось открытое море – безмятежное, спокойное, изначальное, обдувавшее соленым ветерком. Мазур моментально почувствовал себя на седьмом небе – ничего общего с чертовой сушей, где сверху норовят налететь вертолеты, а понизу рыскает всякая сволочь с собаками, так и норовящая упасть на хвост под тем, изволите видеть, предлогом, что хочет изловить диверсантов… Сволочей, предположим, хватает и в море, но там есть такая замечательная вещь, как нейтральные воды.

В которые они и уходили на приличной скорости. Неказистое суденышко оказалось сработанным крайне прочно – и на скорости в добрых пятнадцать узлов шло великолепно, не скрипнув ни единым сочленением, не зарываясь носом в волны. Мазур заглянул в рубку, убедился с полувзгляда, что Паша держит верный курс – кто бы сомневался, но командир обязан все проверить – вернулся к невысокому фальшборту. Самое время предаться мрачно-философическим раздумьям о превратностях судьбы – были трое контрабандистов и растаяли без следа, как вовсе не бывало – но кто в их положении будет тратить время на философию, да еще мрачную? Гораздо более разумным будет следить за морем, чтобы не вынырнул откуда-нибудь патрульный корабль. Контрабандистов тут ловят давно и старательно – и ведь не станешь при встрече со здешними погранцами вставать в позу оскорбленного достоинства и заверять: мы, мол, не уголовнички, мы честные советские спецназовцы, мы тут кое-что разнесли вдребезги и пополам, а теперь мирно возвращаемся домой… Предположим, это чистейшая правда, но лучше ее вслух не произносить…

Краем глаза он увидел, что из люка выбрался Викинг, отчего-то улыбаясь во весь рот, держа перед собой большущую ржавую миску, до краев наполненную чем-то непонятным. Повернулся туда.