Великолепная пятерка

— Упс, — сказала потрясенная Олеся. — Полный упс!

— Я знаю, — кивнул Борис. — Если бы я там остался, я бы сошел с ума или покончил с собой. Я решил сбежать, пока не поздно.

— И за это тебя ищут? За то, что ты ушел без разрешения?

«Ушел без разрешения» звучало абсолютно по-детски. Борис вздохнул:

— Не только. Когда я уходил, я кое-что взял без разрешения.

— Деньги? — догадалась Олеся.

— Да, — признал Борис.

— Много?

— На мороженое хватит.

— Это круто, — Олеся уважительно посмотрела на отца. — Я обязательно напишу в своем дневнике...

— Я тебя тогда убью, — пообещал Борис.

— Я напишу, что мой отец не отстой!

— Я это и так знаю, и ты знаешь, а больше никому знать не надо. Тём более что эти уроды наверняка отслеживают Интернет.

— Точно! — хлопнула себя по коленям Олеся. — Я видела такое кино...

В комнату заглянул Парамоныч. Он был деловит и немногословен.

— Пошли, — сказал он. — Я тут собрал вам кое-чего пожрать... Уж на той квартире перекусите.

И они пошли. Пока двое мужчин и девочка брели по темным улицам, пятница незаметно перешла в субботу, а панельные дома сменились лесом.

— Здесь, — показал Парамоныч.

Это был дом на окраине города, пятиэтажка, граничившая с темным зловещим лесом, линией газопровода и странными продолговатыми постройками, поутру оказавшимися солдатскими казармами.

Парамоныч отдал Борису ключи, развернулся и исчез во мраке.

— У него несколько квартир? — поинтересовалась Олеся.

— Он торгует недвижимостью, — пояснил Борис, дергая на себя скрипучую подъездную дверь.

— У Жоры Любищева папа тоже торгует недвижимостью, так его папа выглядит гораздо круче, чем твой Парамоныч...

— Ты еще не видела ту недвижимость, которой торгует Парамоныч...

Через пару минут Олеся увидела эту недвижимость и брезгливо поморщилась. В двухкомнатной квартире было холодно и неуютно; оторванные куски обоев и кое-где вздувшийся пол, окна без занавесок, потрескавшаяся побелка на потолке и непуганые тараканы.

— Мама, — плаксиво произнесла Олеся по поводу последних.

— Ты их не трогай, и они тебя не тронут, — посоветовал ей Борис, вывесил собранные Парамонычем продукты в сумке за окно, а сам, не раздеваясь, сел на единственную в квартире кровать, покрытую выцветшим покрывалом, и уснул.

Ему всю ночь снились самолеты — они улетали в Парагвай без него.

Боярыня Морозова: что-то случилось

После пережитого во вторник вечером лицо Монгола вряд ли могло у кого-то вызвать доверие и желание пооткровенничать. Поэтому Монгол остался сидеть в машине, а в художественную школу, вычисленную скрипучим Карабасом, отправилась Морозова.

Войдя в здание, она сначала поморщилась, унюхав запах свежей краски, но потом заметила развешанные на большом стенде детские рисунки и перестала обращать внимание на запахи. Морозова подошла к стенду медленно, как бы нехотя — чтобы не торчать посреди вестибюля с любопытствующим видом, но затем она стала разглядывать рисунки и поймала себя на мысли, что ей это занятие нравится. Здесь все было огромное и безумно яркое, причем цвета на рисунках были чистые, несмешанные. Внизу рисунков стояли подписи авторов: «Лена Б., 7 лет», «Дима Ж., 6 лет»... Морозова улыбнулась.

И тут же она подумала: «С чего это я?» Через секунду был готов ответ: «Обычно в такие места меня не заносит. Какие такие? Где есть чистые краски и где улыбка — это нормальная реакция». Обычно все бывает по-другому...

— А вы кто? — смотрела из-за стекол очков молодая женщина.

— Я работаю в частном охранном агентстве. — Морозова достала заранее заготовленную книжечку. — Романовы собираются разводиться, и мне поручено собрать информацию по поводу их отношения к ребенку. Чтобы потом суд решил, с кем из родителей будет жить Олеся.

— Понятно, — кивнула женщина. — А на чьей стороне вы работаете? Я имею в виду, кто обратился в ваше агентство? Отец или мать?

— Мать, — сказала Морозова, зная, что не ошибается. Женщина одобрительно кивнула.

— Олеся сейчас живет с матерью?

— Она временно живет у бабушки. Извините, но я хотела бы услышать ваш рассказ о событиях пятницы.

— В пятницу отец приехал и забрал Олесю с занятия.

— То есть не дожидаясь окончания занятия?

— Да, именно. Примерно минут за пятнадцать до звонка.

— Обычно Олесю забирал из вашей школы он?

— Конечно, нет. Обычно приезжала мать, она, кажется, ушла с работы. А отец у них занятой человек, все время допоздна работает... Так что я удивилась, когда он появился здесь в прошлую пятницу...

— Он чем-то объяснил свое появление?

— Он сказал: «Семейные обстоятельства». И все.

— И они с Олесей ушли?

— Да, именно. Я так понимаю, что отец это сделал по собственной инициативе, мать не была в курсе...

— Почему вы так решили?

— Ну так ведь потом приехала мать и очень удивлялась, что Олесю уже забрали из школы...

— Когда она приехала?

— Примерно минут через сорок после отца. Занятия уже закончились, я собиралась домой, и тут появляется Романова, вся такая, напряженная, удивленная... Я ей объяснила, что могла... Кажется, муж оставил ей записку на вахте.

— Ага, — Морозова усердно строчила в записной книжке. — Все понятно... Он не предупредил ее заранее, а лишь оставил записку... Уже после того, как забрал дочь. И что он там написал в записке?

— Я не знаю... Мне просто потом вахтерша сказала, что была такая записка.

— Покажите мне эту вахтершу, — попросила Морозова, Преподавательница согласилась, и две женщины направились в сторону вестибюля, одна — в длинной юбке с разрезом до бедра, в обтягивающем свитере, с правильно наложенным макияжем на лице, в очках в тонкой изящной оправе; другая — в черных джинсах и куртке стиля «мили-тари», в тяжелых ботинках, с короткой стрижкой и без тени косметики. Первая цокала каблучками, вторая, судя по обуви, должна была громыхать, но почему-то не громыхала, шла мягко и почти не слышно.

— Охранное агентство, — заинтересованно произнесла первая. — Интересная работа?

— Она кажется интересной, пока не начнешь ею заниматься каждый день, — ответила с улыбкой Морозова.

— Хорошо платят?

— Неплохо. Главное — есть страховка на случай вывихов, переломов и других профессиональных травм.

— А оружие вам дают?

— Только если сопровождаем ценный груз. А что, — Морозова взглянула на свою спутницу. — Хотите поменять работу?

— Иногда бывают такие мысли... Но здесь нам по крайней мере не грозят вывихи и переломы.

— Везде свои плюсы, — согласилась Морозова. Она не стала развивать эту мысль и говорить о тех несомненных достоинствах, которыми обладает профессия вахтерши художественной школы. Вахтерша сказала об этом сама.

— Я тут просто сижу для порядка, — сказала она. — Я тут не почтовый ящик... А вообще он записок не писал, он попросил, чтобы я на словах передала... Ну так у меня же память-то — надо думать... Если мне каждый будет поручения давать, я что — всех запоминать должна? Вот я и нацарапала на бумажке, чего он там говорил. А они потом этот листок забрали.

— Кто — они? — уточнила Морозова.

— Они — это те, с кем его жена уехала.

— Ага, — понимающе кивнула Морозова. — А с кем она уехала?

— С какими-то мужиками. Она вышла сюда, а они уже здесь стоят. Я говорю — женщина, вы не Романова, случаем? Она говорит — ага. Я говорю — вам просили передать. Она только за запиской потянулась, как тут эти мужики. Сказали, что они с ее мужем вместе работают. И взяли записку себе.

— Отлично, — пробормотала Морозова. — Товарищи по работе... Если вы сами писали эту записку, вы должны помнить, что в ней было...

— Я ж не девочка, чтоб все помнить, — справедливо заметила вахтерша: за девочку ее принять было практически невозможно. — Там... Там было что-то навроде: давай срочно езжай к Парку культуры, мы тебя будем там ждать.