Тот, кто стоит за спиной

— «Крота»?

— Да, на того, кому ты за малую мзду «сливала» информацию. И не надо так смотреть на меня! Все это ты, Леночка, делала за деньги. Вот и квартирка твоя, скромное твое гнездышко, разве не из тех «зеленых»? Я ведь все просчитал. Даже твою квартирку. И дебет с кредитом у меня только тогда сошлись, когда я допустил у тебя наличие левых доходов.

— Ну ты… — майорша только качала головой, не зная, что ей сказать.

— Не надо, Лена, сейчас не время разыгрывать сцены. Мы должны выйти на того, с кем ты поначалу лишь играла в кошки-мышки, наивно полагая, что неуязвима. Ведь ты была анонимна, действуя через компьютер. Кроме того, ты «сливала» чужую, а не свою засекреченную информацию. Я не знаю, как ты получала деньги, это для меня сейчас и неважно. Но я — не перебивай! — я обо всем забуду, обо всем! За это ты поможешь мне выйти на него. Мне нужен «крот» и больше ничего! «Крот» — это моя лебединая песня. Генерал стар: его все равно отправят в отставку — если не в этом месяце, то через полгода обязательно. И то место на верху пирамиды — мое. Это мое место, понимаешь ты? Если я найду «крота», из центра не будут присылать нового человека. Ведь это было бы нелогично. Это мой шанс… Не беспокойся, Сивцов будет молчать, а тот, кого ты послала к программисту в Москву, — полковник усмехнулся, — тот сгинет.

— Но как же утечка информации? Что ты здесь предложишь?

— Ерунда! Все спишем на мертвых, им все равно уже не помочь. Этим я сам займусь… Лена, кто «крот»?

— Я не знаю… Я думаю, что…

— Не надо думать! — перебил Елену Максимовну полковник. — Ведь ты знаешь это точно!

— В том-то и дело, что не знаю.

— Не играй со мной! — глаза полковника заблестели, а голос исполнился звенящей сталью и стал угрожающим. — Или ты хочешь пойти под нож, на мясо?! Я сдам тебя Москве, сдам с потрохами, если ты сейчас не скажешь, кто «крот»!

— Гордон. Мистер Гордон, американец…

— Да какой он американец! Он в Америке-то всего год жил на пособия да на подачки разные, а в Европе на него даже дело завели за мошенничество и еще кое-что: Интерпол по всем европейским городам и весям нашего американца уже год как разыскивает! Наш он, Лена, наш: шустрый одесский паренек, я его вычислил. У него американского — только нос, фамилия да родня на Брайтон-бич.

— Нет, это он, Вадим, он…

— Лена, — Вадим Анатольевич укоризненно покачал головой, — не усложняй себе жизнь. Ведь жизнь — штука сладкая, нежная, а ты на нее горчицу ножом намазываешь. Нехорошо… Жить надо легко и расчетливо. Вот как я, например: все предусмотрел, все варианты просчитал, плюс — везение. Теперь ты мне вернешь фотографию с иконой? Я знаю, она все еще у тебя…

— Да, — Елена Максимовна достала из сумочки фотографию и протянула ее полковнику.

— Вот он, жалкий лист бумаги, клочок, ради которого… — Вадим Анатольевич бросил быстрый взгляд на Елену Максимовну и не договорил, пощадил ее.

— Вадим, но ведь остается еще Пахомов? Ведь он сейчас…

— Пахомов? Можешь считать, что он уже труп. Мне он не будет интересен, если ты прекратишь капризничать и назовешь имя «крота». Хорошо, подожди меня здесь и подумай, а я пойду переговорю с Локшиным.

— Но, Вадим, — начала беспомощно Елена Максимовна.

Однако полковник уже не слушал ее: он шел к зданию института, у одной из дверей которого курил Локшин и кто-то из его людей.

Елена Максимовна была в шоке. Голова у нее шла кругом. Впервые в жизни на нее обрушилась такая лавина событий и, накрыв ее с головой, буквально выдавила из нее железное жало расчетливого царедворца.

— До сих пор никто не выходил, Вадим Анатольевич. А кто должен выйти? — спросил полковника Локшин.

— Ишь какой нетерпеливый, — полковник усмехнулся. — Может, тебе это знать и не положено! А впрочем… Если из этой или из какой другой двери выйдет мой Пахомов с поднятыми руками, в плен его можешь не брать. Думаю, он и сам не захочет сдаваться.

— Ого! — покачал головой Локшин. — Пахомыч — «крот»?

— Сам ты «крот». У «крота» кишка потолще. Серега — обыкновенный воришка, щенок, у которого зачесались зубы. Понял? Ну вот и молодец! Давай сюда моего орла.

Полковник дружески подтолкнул Локшина, и тот зашел за угол здания, откуда привел осторожно улыбающегося Филина, на руки которого были надеты наручники..

— Сними с него браслеты. Он сейчас у меня будет работать. Ну, птица, пойдем вон к тому автомобилю, — полковник указал глупо улыбающемуся Филину на стоявшую метрах в восьмидесяти черную «Волгу». — Сможешь открыть?

— Обижаете, начальник! Айн момент! А что мне за это будет? — Филин суетливо, как щенок, крутился вокруг полковника.

— Пряник!

— Это разговор! Значит, годик скостите! — радостно воскликнула «птица».

— Можно и два, если на тебе «мокрое» не висит. Не висит, парень, а? В Васкелове четверых ребят замочили. А ведь хорошие были ребята.

— Боже упаси, начальник! Боже упаси! — попятился от Вадима Анатольевича Филин.

— Ну пойдем, болезный. Не нравится мне только, что ты так суетишься! Чую, есть на тебе смертный грех! Ох есть! — и полковник похлопал по щеке разом вдруг поскучневшую «птицу», уже проникшуюся собачьей любовью к своему новому хозяину. — Ладно, не скорби так, птица. Я же тебе лоб зеленкой не намазываю! — и полковник зычно засмеялся.

Вместе с «птицей» они подошли к «Волге». Несколько минут Вадим Анатольевич изучал через стекла «обстановку» в салоне автомобиля. Наконец он сказал сквозь зубы:

— А мальчишку-то Пахом, похоже, кончил… Да, размах у Сережи. Ну открывай, Филин.

— Давайте к Мойке, как можно быстрее! — взволнованно сказал лейтенант Половцеву. — Я буду говорить, куда ехать и где сворачивать. Все, жмите на педальку, уважаемый!

И Половцев нажал на педальку.

Поначалу он боялся, что не справится с управлением. Но машина его слушалась. Он уже почти машинально включал и выключал передачи. На одном из перекрестков их тормознул «гаишник». Но лейтенант, стиснув зубы, первым вышел из автомобиля и быстро переговорил с сержантом, сунув ему в нос свое удостоверение. Козырнув и даже не заглянув в салон, сержант отпустил их.

— Куда теперь? — спросил Половцев.

— Вон туда, по Английской набережной, потом налево и через мост. Этот институт там! — ответил Кирюха.

После того как лейтенант дал команду мчать в город, Кирюха замолк и нахохлился. Он видел, как изменился лейтенант, узнав про лазер, и это пугало его.

«Этот гебист меня пришьет! Как пить дать пристрелит! Эх, не надо было мне говорить о Пахоме! Не нравится мне настрой этого лейтенанта: темнит он что-то. Ох, темнит! А этот литератор придурок какой-то: все хочет мальчишку своего у Пахома вызволить. Да зачем Пахому мальчишка?! Он его давно уже на небеса отправил!»

Елена Максимовна бежала к «Волге». Ей хотелось первой увидеть своего Андрея.

— Вадим! — крикнула она полковнику. — Подожди, я…

Огромное желтое пламя взметнулось над тем местом, где только что стояли «Волга» и полковник с «птицей». В клубах ярко-желтого пламени, растущего на глазах, как гриб ядерного взрыва, Елена Максимовна с удивлением увидела черные человеческие фигуры, напором огня подброшенные вверх на несколько метров, как старые тряпичные куклы. После этого раздался оглушительный взрыв.

Горячая и жесткая волна ударила маленькой майорше, еще бегущей по инерции вперед, в лицо и грудь и бросила ее навзничь с такой легкостью, с какой злодей бросает наземь свою бессильную жертву.

Когда затылок Елены Максимовны коснулся асфальта, она перестала чувствовать боль и ужас, за мгновение до того разорвавшие ее маленькое сердце.

В тот момент, когда Половцев уже выруливал на мост через Мойку, высматривая глазами черную «Волгу», в которой должен был находиться его сын, грянул оглушительный взрыв.