ПОСЛЕДНЯЯ ОБОЙМА

    Шаг. Я смотрю в стекло, пытаюсь увидеть отражение того, что происходит за моей спиной. Но ничего не могу разобрать.

   И тут я совершенно отчетливо слышу металлический щелчок...

    И поворачиваюсь, вырывая «люгер» из кармана...

    - Все, Костя, можешь повернуться! - кричит Анна. Я поворачиваюсь и вижу, как она выходит из-за джипа. Ее пистолет

   больше не направлен на Боба.

    Тот размахивает руками и вопит:

    - Что это вы тут устроили?! Что за спектакль?! Он мне наговорил какую-то чушь про Марка...

    - Это не чушь, - отвечает Анна. - Это совсем не чушь. Я бы даже сказала, что это правда... Костя! - Она удивленно

   смотрит на меня. - Все в порядке, что ты...

    А я не опускаю «люгер», хотя не могу точно поймать на прицел Боба. Звук металлического щелчка не дает мне покоя.

    - Костя. - Анна шагает ко мне, потом переходит на быстрый шаг. - Все нормально...

    - Ничего себе нормально! - Боб воздевает руки к небу. - Я думал, он собирается меня пристрелить! Я думал, это ловушка!

    Я криво усмехаюсь: сам-то я думал точно так же про него. Но этот щелчок...

    - Я слышал... - говорю я подбежавшей Анне.

    - Это я сняла пистолет со взвода, - отвечает она.

    - Ах вот оно что... - бормочу я.

    Напряжение уходит. Стальной стержень, поддерживающий меня в вертикальном положении, растворяется где-то внутри

   моего тела... Я становлюсь бесформенным куском студня и расползаюсь по блеклой траве...

    Аккуратно кладу щеку на холодную землю. И засыпаю.

   Глава 8

    Я проснулся так, как выныривают купальщики из глубины темного холодного озера - торопливо, судорожно,

   стремительно, стараясь как можно быстрее глотнуть легкими воздух.

    Тело вздрогнуло, согнулось в поясе, и я ощутил легкую тошноту в сочетании с головной болью словно после долгой и

   добросовестной пьянки.

    - Добрый вечер, - сказал Боб. Это прозвучало приглушенно, как будто в ушах у меня торчали ватные затычки. Я

   неуверенно поднял ладони и хлопнул себя по щекам. Это оказалось больно. Как и должно было быть. Стало понятно, что я

   проснулся.

    Только эта тяжесть в голове... Я поднял руки еще выше, ощупал череп. Какой-то он был не такой.

    - Вы что, пришили мне чужую голову, пока я спал? - хмуро поинтересовался я у Боба. Тот оторвался от рассматривания

   картинок в журнале «Космополитэн» и продекламировал:

    - Голова повязана, кровь на рукаве. След кровавый стелется по сырой траве.

    - Туго замотали, медики хреновы, - пожаловался я.

    - Чтобы не развалилась.

    Я еще немного поворчал, а потом стал осторожно сползать со своего ложа, которое было составлено из двух древних

   кухонных столов разной высоты. Из-за этого у меня теперь болела спина.

    Разминая руками поясницу и переступая черепашьими шагами по полу, я осматривался. Место, в котором находились я,

   Боб и прикорнувший в углу на разодранном матрасе Сидоров, напоминало деревенский сарай. Бревенчатые стены, высокий

   потолок, каких не встретишь в городских квартирах. И запах: пахло довольно противно, но не так, как пахнет в «хрущевках»

   или в многоэтажных панельных домах. Это был очень своеобразный плохой запах. Сырое дерево, затхлость и гниль. Боб

   листал глянцевые страницы журнала и морщился. То ли от запаха, те ли от содержания журнала.

    - Куда это нас занесло? - спросил я, подойдя поближе к Бобу и привалившись к стене для удобства.

    - Нас заносит все дальше и дальше, - пробормотал он, не отрывая глаз от фотографий Наоми Кэмпбелл. На меня он

   смотреть не хотел. Конечно, у Наоми фигурка получше. Да и бледный я какой-то стал в последнее время.

    - Анна? - задал я следующий вопрос.

    - По делу, - был ответ.

    - А мы что тут делаем?

    - Ждали, пока ты очухаешься.

    - Ну, так дождались, - обрадовал я Боба, и он все-таки отложил журнал.

    - Что ты предлагаешь? - осведомился он.

    - Даже не знаю... - сказал я, и это было правдой. В голове стоял какой-то туман, в котором очень успешно спрятались все

   мысли. Я понимал, что это неправильно - сидеть в сарае. Но почему это неправильно, я вряд ли бы смог объяснить.

    Боб скептически посмотрел на мое лицо и снова углубился в чтение.

    А я сполз по стене на пол и закрыл глаза.

    - Сортир на улице, - услышал я в наступившей темноте бурчание Боба. - Какой кретин его строил?! Руки бы оторвать...

   Такие щели в стенах...

    - Боишься, что будут подглядывать?

    - Дует, - коротко ответил Боб. - Здесь задохнуться можно, а на улице - ураган какой-то. И вообще: нет в жизни счастья.

    Может быть, он говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я заснул и проснулся уже перед накрытым столом. Даже перед

   двумя. Я сидел на фанерном ящике, а передо мной стояли два стола, те, что служили раньше мне постелью. Теперь они были

   покрыты старой газетой и богато сервированы. Под стать окружающей обстановке. Буханка черного хлеба, палка салями, две

   полуторалитровые бутылки минеральной воды, две банки килек в томате, три плитки шоколада и россыпь красных

   венгерских яблок. Плюс четыре тарелки, четыре вилки и четыре стакана. Все - из белого пластика.

    Во главе стола сидел Сидоров, мутно поглядывая вокруг и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я сперва подумал,

   что это от слабости, но оказалось, что он тоже восседает на ящике, а тот скрипит и гнется под ним. Сидоров глотал какие-то

   таблетки, что высыпала перед ним на газету Анна, и запивал их водой.

    Мне тоже досталась порция: таблетка аспирина, растворенная в воде. Боб отхлебнул из банки «Хайнекен» и сказал:

    - Приятного аппетита.

    Сидоров с мученическим выражением лица наблюдал, как пиво уходит в чужое горло. Мне было все равно. Я был

   равнодушен к еде и питью. Мои часы стояли. Я не знал, который час и какой день недели сегодня. Я лишь знал, что у меня

   ломит спину. Я знал, что спятивший дятел забрался мне в голову и теперь пробивается наружу, методично колотя в череп.

   Остальное уже не представляло интереса.

    Боб допил пиво и бросил опустевшую банку в угол. Там уже валялась пара смятых жестянок. И окровавленные бинты.

    - Хозяева не будут возмущаться? - спросил я.

    - А нету хозяев, - развел руками Боб. - Ничейный дом. Только в провинции такое встречается. У нас так каждый

   сантиметр площади расписан и приватизирован. А за метр и убить могут.

    Я немного напряг память, припомнил обстоятельства своего обморока... И решил, что мы сидим в одном из домов у того

   самого пустыря.

    Анна подтвердила мою догадку.

    - Ты меня просто напугал, - сказала она, - когда рухнул там... Ничего, заживет.

    - Жизненные центра не задеты, - проговорил я, тупо глядя в газетные строки. Там не было ни одной знакомой буквы, и я

   решил было, что крыша моя переехала в другое место окончательно и бесповоротно. Минут пять спустя я сообразил, что

   газета лежит передо мной вверх ногами. Стало немного легче. Я сильно вырос в своих собственных глазах.

    - Надо было водки взять, - выпалил вдруг Боб, ласково поглаживая свою бородку. - Помянуть Марка...

    - Вот еще! - презрительно фыркнула Анна. - Дерьма-то...

    - Как-никак, товарищ по работе, - настаивал Боб.

    - Этот товарищ перерезал бы тебе глотку, как тому доктору, и не поморщился, - многозначительно сказала Анна. - Он уже

   играл в свои игры, он был сам по себе... Никакой он был не товарищ.

    - Кое в чем ты права, - кивнул Боб. - Марк - свинтус. Мог бы расколоться. Мог бы заложить своего хозяина. Мы бы уже

   сегодня отсюда улетели. С чувством выполненного долга. А теперь... - Он тяжело вздохнул. - Черт знает, сколько еще