Глаз дракона

Шишка с улыбкой забирает список из пяти имен, просматривает и суёт в карман. Вроде никого не узнал. Но всё это время желудок Пиао сводит судорогой от страха.

— Выпьете ещё, миссис американка?

— Конечно, я же среди друзей, правда?

— Босс?

Пиао вздрагивает. Язык будто примёрз к небу, позабыв, как говорить. Бутылка, замерев на полдороге, роняет сверкающие капли вина на сколотый пластик стола. Шишка ставит бутылку на место и лезет в карман за списком. Глаза пробегают имена.

— Лю Цинде. Босс, а этого пиздёныша я знаю. Лю-ман, которого я год назад засадил за решётку. О чем речь-то?

К Пиао возвращается дыхание, вместе с ним и слова.

— Пятеро. Из реки, те, которых мы не смогли опознать.

— И вы уверены, босс, что среди них был Цинде?

Следователь кивает.

— Да. Я что, не узнал бы его?

Пиао допивает пиво, замечая только его сладость, не чувствуя горького послевкусия.

— Он был изувечен, глаза выдавлены, лицо разбито кувалдой…

Он позволяет Шишке сорваться с крючка; испытывает облегчение, что тот ничего не скрывает. Шишка всё-таки остаётся его человеком.

— …и грязный, и в воде разбух…

— Шеф, не мог я его не узнать!

Барбара чувствует непонятную напряженность и хочет помочь:

— А лю-ман это кто?

Старший следователь поднимает взгляд от стакана.

— Гангстер. Крутой…

Снова — в стакан, лишь бы не встречаться взглядом ни с кем.

— Конечно, мог узнать. Но не узнал. Из-за этого мы потеряли кучу времени. И кто знает, чего ещё нам это стоило. Ладно, собери отчёты по ним, и будем танцевать от этого. А пока расскажи мне про Лю Цинде.

— Босс, вы меня проверяли? Вы же меня проверяли!

Пиао пододвигает свой стакан к кулаку Шишки.

— Это дело всех нас проверяет. А пока выпей со мной, глянем, что там за бормотуха в новой бутылке.

Он впихивает стакан в руку Яобаня, прижимая его пальцы к прохладному стеклу. Теплые живые пальцы. И как он мог так подумать про Яобаня! Это дело, оно стряхнёт в воду всё, что не привязано.

Пиво и вино дружно хлещут на стол, когда стакан Яобаня врезается в стакан Пиао.

— Бля, Босс, снова мы с вами вдвоём против всего этого грёбаного мира. За Паня и вашего брата.

— И за Вэньбяо.

— Щенок еще был. За Вэньбяо.

— И за Бобби.

Стакан Барбары звякает о два других. Секунда тишины, как последний росчерк на протоколе о пересечении границы. Пиао кладет руку ей на плечо.

— Вы всё лучше понимаете китайский язык. Нам надо поосторожней обращаться со словами при вас…

Обмен улыбками.

— …за Бобби…

Старший следователь наполняет всем стаканы.

— …пока мы отдаем дань этой бутылке, расскажи мне все-таки про этого гадёныша, Лю Цинде, которого ты упрятал за решётку.

Яобань крепко прикладывается к стакану, громко глотает.

— Он был мелкой сошкой, но мечтал высоко подняться. Помню, вонял он как е-цзи. Блевотина, политая духами.

— Е-цзи значит дикий фазан, а еще проститутка.

Барбара смотрит, кивнёт ли Пиао, одобряя её перевод. Тот кивает. Шишка делает последний глоток. Капля вина бежит с его губ на подбородок, потом на стол.

— Знаете Ли Чжэня, владельца ресторанов и нескольких клубов? Еще сутенеры и рэкет во французском квартале… наверняка и наркота, но доказать мы не можем. Цинде работал на него, но хотел отгрызть кусок территории для себя. В основном поборы за защиту. Вымогательство и запугивание — всё, что мы смогли ему предъявить. Думали его прижать и добраться до Ли Чжэня. Должен признать, он оказался крепким орешком, ни слова не сказал.

Бармен вытирает стол. Тряпку он, похоже, стирал в ближайшей канаве. Яобань молча ждёт его ухода.

— Чжэнь и Цинде — дальние родственники. У них семейный бизнес. Каждый чей-нибудь брат или брат брата. Легче забраться в задницу верблюду в песчаную бурю, чем к ним.

Пиао пьёт пиво.

— Туз без колоды он, этот Чжэнь. Человек-легенда у себя в сортире.

— Его пытаются взять уже хуй знает сколько лет, Босс. Поговаривали, он с крышевания переключился на наркоту. А сейчас вроде думают, он всегда ею занимался. А рэкет — для прикрытия.

Пиао допивает пиво, пена сползает на дно стакана.

— Чжэня не взять, потому что не рэкет, а он сам — прикрытие.

— Шанс всегда есть, босс. Но потяни за веревочку — и какое дерьмо ты вытянешь? Ровно как обычно — жирного высокопоставленного партийного мудака. Громче всех орущего про коррупцию в правительстве.

— Слизняки. Их склизкий, липкий след всегда ведёт домой.

— Или к другому слизняку, — добавляет Барбара.

Шишка с улыбкой вытрясает последние капли вина из бутылки. Его ничуть не смущает вот так ждать, пока капельки с горлышка упадут в стакан. Он качает головой.

— Знаете не понаслышке, госпожа американка, да?

Она кивает, поднимая стакан.

— Да, Босс, Цинде — тот ещё ублюдок. Меры он не знал, так мне кажется. Стал бы крутым лю-маном или трупом в морге.

Яобань поднимает стакан, наклоняет надо ртом, жёлтые капли вина падают ему на язык.

— Паскудник несчастный. Огрёб дважды.

— А Чжэнь где?

— Здесь, Босс, видел его на улице Фучжоу. В Хун Ци ехал, только вообразите, такой мудак — и в Красном Флаге.

— Удивил. У нас в Шанхае мудаки по канавам не валяются, они ездят в лимузинах.

Шишка хохочет, запрокинув голову. Чёрные круглые ноздри напоминают Пиао транспортные тоннели под Хуанпу, около пагоды Лунхуа.

— Где его можно найти?

— Чаще всего он бывает в ресторане на улице Вэньань. В её торговом конце. Название какое-то глупое, что-то про утку. Хрен вспомнишь. То ли жареная утка, то ли большая утка. О, больная утка, точно, «Больная Утка».

Яобань качает головой в искреннем недоумении:

— Как можно ездить в Красном Флаге и так обозвать собственный ресторан? Да таких надо под постоянный надзор, как угрозу для честных людей.

Следователь не спорит. Ресторан его дяди у парка Ичуань называется «Плачущая клёцка». Пожалуй, не стоит приводить Яобаню такие примеры. Дядя не из тех, кому придется по душе постоянный надзор.

— Может, заглянем к нему, а, Босс?

Пиао следит за каплями вина, они стекаются в лужицу и капают со стола.

— Пожалуй, это самое малое, что мы можем сделать для честных жителей нашего города.

Час за часом, бутылка за бутылкой. Часы и бутылки.

— А что общего могло быть у Бобби с пятью китайскими головорезами из шанхайской тюрьмы?

Пальцы Барбары поправляют золотистый завиток, лезущий в глаза.

— Просто из головы не выходит. Где здесь связь, Пиао?

Он ведёт пальцем по кромке стакана:

— Стальная цепь, сковавшая восемь трупов — вот связь. Это значит, что-то ещё их объединяло, что-то очень важное…

Он не хочет на неё смотреть. Искреннего взгляда синих глаз ему просто не вынести.

— …какой-то секрет. И ваш сын тоже был его частью.

— У Бобби не было секретов.

Голос её звучит громко, но в нём прорезается нотка сомнения.

— Вы забываете, что я полицейский. Профессиональный циник. Все что-нибудь скрывают. Тайны есть у каждого.

— Например, у меня секретов нет, мистер полицейский. У политиков на такие вещи просто нет времени, мы слишком заняты раскапыванием чужих тайн.

— В Китае всё наоборот. Наши политики так заняты упрятыванием своих тайн, что на чужие у них просто не остаётся времени. Может, так честнее?

— Честнее?

Она хохочет. Он никогда не видел таких белых зубов.

— А честность тут с какого боку? Скажите мне, следователь, раз уж мы заговорили о честности. Что за секрет был у Бобби? У Бобби и других? Не сомневаюсь, что у такого циника хоть одно предположение, да имеется?

— Имеется, всегда и обо всем.

— Ну так выкладывайте!

Ей не понравится то, что он скажет. Он задерживает выдох, готовясь вытолкнуть им слова.

— Наркотики. Только этот бизнес настолько жесток. Через Новые Территории к нам лезут банды из-за границы, везут товар. Там жестокость — норма. Не такая, но сравнимая. Мы хорошо справляемся. Многих берем, выносим суровые приговоры. Во многих случаях обнаруживается, что замешаны госчиновники — визы, паспорта, разрешения на проезд. У этих — самые суровые приговоры.