Стальная тень

— Устал бегать? Язык, небось, на плече? — спросил Комбриг после моего приветствия, попадая при этом в точку.

— Есть немного, — я не счел нужным скрывать реальное положение вещей.

— С Феликсом ты неплохо поработал, — продолжил Комбриг. — Но оценка тебе «четыре» с минусом. Дело надо доводить до конца. Вот что, Валентин Денисович! Давай-ка сделаем так. Бегать нам друг за дружкой более не сподручно. И главное, неэффективно. Нужно встретиться, поговорить.

Неплохо, Комбриг. Только как бы опять стрельбой, в лучшем случае поломанными носами все не закончилось.

— Где и когда? — переспросил я, понимая, что затягивать беседу нельзя.

— У Ирмы Уткиной, — ответил Комбриг. — Да, да, у Ирмы. Да ты не волнуйся, Ирочка и для тебя, и для меня — гарант безопасности.

— То есть? — уточнил я.

— Я ведь не бандит, не отморозок. Причинять даже малую боль кумиру подростков? Ее «Посланницу будущего» до сих пор мальчишки современные смотрят. И влюбляются. Такие люди для меня непрекосновенны.

Я не знал, что и ответить. С одной стороны, я понимал, что для Комбрига ничего святого не существует. Но с другой стороны — причинить какой-либо вред самой Ирочке Уткиной, да еще за несколько дней до подписания указа? И еще я понял, что Комбриг… Нет, то, что он меня боится, это громко сказано. Скорее, опасается. И опасается именно того, что я сумею что-либо предпринять ДО ПОДПИСАНИЯ УКАЗА. Ведь сейчас «Управление координации» — полусамодеятельная группировка. Если что-то дойдет до президентского окружения и самого первого лица, вся «координация» полетит к чертям, в тартарары. Если разработки Жукова несут реальную опасность для населения, то Комбрига могут самого зачистить по полной. Поэтому он крайне заинтересован, чтобы до указа не было никакого шума. Желательно, даже шороха.

— Для успокоения души. Я ведь, Валентин, знаю, что ты к Ирме вернулся после того, как с моим водителем побеседовал. Я сразу догадался, но у тебя ноги быстрее моей мысли. И ты от Ирмы свалил быстро, мы буквально в десять минут разминулись. И, скажу тебе, для меня самое простое дело — послать сейчас к Ирме своих людей, после чего ты сам ко мне прибежишь. У тебя свой коэффициент везения, у меня свой, — продолжал тем временем Комбриг. — Ты сумел от меня живым уйти, а я тебя на генеральском юбилее встретил, хоть и не ждал. Раз нам обоим так везет, давай сделаем так, чтобы каждый остался цел, невредим и, как говорили классики, «продолжил жизнь жуировать».

Как многословен стал Комбриг, классиков цитирует. А «жуировать» — это, кажется, наслаждаться…

— Хорошо, я согласен. Но вы должны придти на встречу один, — выложил я собственные условия.

— А я вообще не приду. Ты ведь мне не доверяешь, верно? Поэтому разговаривать с тобой будет человек, которого ты очень хорошо знаешь и очень ему доверяешь.

— Кто это?

— Вот это будет для тебя сюрпризом. Но этот человек — окончательная гарантия твоей безопасности. Ну и Ирмы Евгеньевны, разумеется.

— Уж не Григорий ли Степанович? — уточнил я, произнеся первое, что пришло в голову.

— Ни в коем случае. С ним проведена беседа, он признал свои ошибки и покинул нашу шахматную доску. Итак, ты согласен?

— Согласен, — ответил я.

Комбриг напустил дыму. Для того чтобы банально убить меня, не нужно столько всего громоздить, да еще заманивать к Ирме, которая человек достаточно публичный и известный. Нет, убивать меня Комбриг раздумал. Но он вновь что-то затеял. Как это он сказал о Степаныче? «Покинул нашу шахматную доску». Получилось, что мы у Комбрига все шахматные фигурки. Деревянные, которым не больно и которые ходят только по строго отведенным клеточкам. А Феликса во дворе ресторана Комбриг в очередной раз подставил. Вновь хотел нас стравить и посмотреть, кто победит. Все просто, как грабли! Двое уцелевших в кровавых девяностых — офицер ВДВ и бандит-рэкетир. Теперь кто кого! Тот, кто победит, и будет мил сердцу Комбрига. Весь замысел. Но я сделал одну ошибку. С точки зрения Петра Петровича. Оставил Феликса в живых… Ладно, бандюге после моего нокаута еще долго в себя приходить. Но вот кого имел в виду Петр Петрович? Человек, которого я хорошо знаю и которому доверяю? Причем безоговорочно?

Это не Степаныч, тем более, не Лемберг. Пловец? Возможно, даже, скорее всего. Кто мог бы быть еще? Командующий ВДВ? Кто-то из президентских структур? Генерал Харитонов?

«Доживем, увидим!» — сказал я самому себе любимую, определяющую ситуацию фразу.

— Решил вернуться?

Ирочка старалась оставаться невозмутимой, что после череды последних событий удавалось ей с трудом. Сейчас она была раскрасневшаяся, чуть возбужденная, прямо огонек, а не женщина.

— Просто опасность миновала, — ответил я, проходя в предложенную Ирмой комнату.

— Только и всего?

— Люблю быть в приятном обществе.

— Мы тоже любим, — эту фразу вставила находившаяся здесь же Люба.

Сестры явно были неразлучны.

— У нас гость! — сообщила Ирма, и тут я увидел, что в комнате находится крупный немолодой мужчина с благородной сединой в густых волосах и добрым выражением благородного породистого лица.

Где-то я это «ваше благородие» видел, но где? Сходу вспомнить было затруднительно. Интересно, кого из нас Ирма представила как гостя? Меня или его?

— Точнее, гость и еще один, — отозвался цитатой я.

Не один Петр Петрович столь эрудирован в культуре.

— Гость и еще один — это два гостя, — цитатой из той же вампиловской пьесы ответил мне «их благородие». — Приятно, Валентин Денисович, когда столь молодой человек, как вы, знает отечественную классику. Любите театр?

— Современный — не очень, — произнес я. — Вы знаете, как меня зовут. Значит, мы знакомы?

«Их благородие» усмехнулся снисходительной барской усмешкой. Дескать, своих не узнаешь, молодой человек? И голос такой знакомый у этого «благородия».

— В любом случае, — продолжил я, — думаю, есть смысл перейти к делу. Вас ведь прислал Петр Петрович? Готов выслушать.

«Их благородие» вновь усмехнулся, но на сей раз не снисходительно, а с какой-то грустью, точно советский разведчик из старого фильма. Разведчик! Советский! В форме СС, но при этом наш человек до мозга костей! Вот он кто — «их благородие»! Я готовился увидеть Пловца, а передо мной появился… Известный народный артист, еще времен Советского Союза! А не узнал я его потому, что постарел он заметно, да и жизнь — не кино, в ней крупных и общих планов не бывает. Хотя он ведь и в Чечне перед десантниками выступал, песни под гитару пел. Хорошо, между прочим, пел. В годы моего детства и юности актер этот играл исключительно положительные роли. Если и появлялся на экране в фашистской форме со свастикой, то к концу картины непременно оказывался «нашим человеком», заброшенным в тыл к гитлеровцам. И с Ирочкой он вместе снимался в том старом фантастическом фильме. Играл астронавта, пришедшего на помощь девочке, когда она попала в плен к космическим пиратам. Тогда он Ирочку вызволил и помог ее друзьям. Что будет сейчас?!

— Ну, узнал меня, Валентин? — прочитал мои мысли Актер. — Ну вот, теперь можно и к делу. Меня действительно прислал Петр. Ну а с Ирочкой мы старые добрые знакомые, поэтому проблем не возникло. Что же я хочу тебе сказать? — он театрально задал самому себе вопрос.

— Чтобы я сдался на милость победителя, то есть Петра Петровича, — ответил Актеру я.

— Да, — кивнул он благородной сединой. — Но это только, так сказать, рациональная, материалистическая часть вопроса.

— Будет идеалистическая? — осведомился я.

— Можно сказать и так, — вновь кивнул сединой Актер. — Если говорить коротко, то тебе надо сдаться Петру, больше не создавать ему сложностей, не идти против него. Но это тебе мог сказать сам Петр. Я же хочу объяснить тебе, кто такой Петр и почему тебе не стоит находиться с ним в конфронтации.

— Петр хотел меня убить, — сообщил я. — После того, как я отказался далее участвовать в его экспериментах. Вот и вся конфронтация.