Контролер

– С коньяком, – согласился пленник, – бутылка в холодильнике. И руки развяжите.

– С этим обождем. Для твоего же блага.

– Это почему?

– Друзья у меня очень нервные. Ты просто захочешь нос почесать, а они поймут неправильно. Так что со связанными конечностями здоровее будешь.

– Как скажешь, – согласился он и сделал первый глоток из рук Берташевича. – Неплохо, хотя коньяку маловато.

– Потом выпьешь. Сигарету?

– Можно.

– Продолжим?

– Давай, – он допил кофе и глубоко затянулся. – Кстати, у меня к тебе предложение.

– Догадываюсь, но об этом позже. Вернемся к нашим баранам. Значит, на пятницу твой шеф запланировал сцены из Мумбая?

– Не совсем так, хотя...

– Понимаю, у него все должно пройти элегантнее и без потерь для ваших. Если не ошибаюсь, акции запланированы в трех места.

– Не ошибаешься, – поспешно согласился он, и мне показалось, что слишком поспешно.

– Кафе на Тверской, галерея на Парке Культуры и Дмитровское шоссе возле Тимирязевской, я ничего не упустил?

– Ничего, – подтвердил он. – Нет, ну бывает же такое, а? Кто же знал, что ты окажешься на той лавке?

– Никто, – согласился я, – ты, кстати, меня сразу узнал?

– В том-то и дело, что нет, – пригорюнился он. – Потом, конечно, людей за тобой послал и на работу, и домой, а тебя как ветром сдуло. Признаться, я решил, что ты просто сдернул.

– Шефу обо мне доложил?

– Решил, что сам разберусь. Слушай, давай...

– Я уже сказал, что позже. Сначала пообщайся с моим товарищем, у него к тебе несколько вопросов. Кира, твоя очередь...

– А вот теперь действительно все – устало проговорил он и вздохнул. За прошедшее время клиент выпил еще три чашки кофе, выкурил массу сигарет и был дважды отконвоирован в сортир и назад – Исповедь закончена. Теперь хотелось бы кое-что обсудить.

– Например?

– У меня в сумке сто пятьдесят тысяч «зелени» и почти полмиллиона евро. Можете взять их себе.

– Возьмем, не волнуйся, – успокоил его Берташевич.

– Можешь считать, что их там уже нет, – сказал Дед.

– А где остальные бабки? – спросил Сироткин.

– Извините, но до них вам не добраться. Поэтому предлагаю, забирайте деньги, а меня просто сдайте в контору, пускай там разбираются.

– Жить хочешь? – поинтересовался Берташевич.

– Хочу, – сознался пленный. – Очень хочу.

– А в конторе, думаешь, тебя пожалеют?

– Это уже мои проблемы. Ладно, мужики, решайте. Я вам уже все рассказал.

Мы с Кириллом переглянулись. Он пожал плечами.

– Ты уверен, что все? – Кирилл закатил глаза и развел руки в стороны. По его мнению, я опять все усложнял, как тогда, четыре года назад.

– Абсолютно, – полковник смотрел мне в глаза как человек, которому больше нечего скрывать, устало и опустошенно. Может, он говорил чистую правду, а может... Это только в шпионских романах у допрашиваемых трясутся при вранье руки, потеет лысина, и встают дыбом бакенбарды.

Сироткин посмотрел на часы:

– Заканчиваем, командир?

– Пора, – сказал Дед, тоже глянув на часы. – У нас еще дел по горло.

Наступила тишина. Все смотрели на меня в ожидании, окончательного решения. Я повернулся в Шадурскому.

– А вот теперь взбодри его, Дед.

– «Хохотунчиком»?

– Ни в коем случае. «Зомби», и не жалей дозы. Товарищ, если ты не забыл, за вечер почти литр кофе выжрал.

Глава 12

При выезде из Москвы машина остановилась у светофора.

– Игорь. – Лицо моего напарника, освещаемое сине-зелено-красными отблесками с вывески какого-то кабака, было хмурым. – Как ты догадался?

– О чем?

– О том, что акции в Москве это только прикрытие.

– Это не прикрытие, Кира.

– Тогда что?

– Оплеухи. Три заключительные издевательские оплеухи.

– Понятно, – и он еще больше нахмурился.

Мой заместитель всегда исповедовал в работе старинный баскетбольный принцип «спереди пожестче, сзади попроще», старался действовать максимально незатейливо и без лишних наворотов, а потому довольно часто добивался успехов. Мои методы он одобрял далеко не всегда, считая, что я вечно все усложняю и порой просто витаю в облаках. Если бы тогда в Южной Америке мы поступили так, как предлагал он, вполне возможно, все сложилось бы удачно: Режиссер нашел бы упокоение на местном кладбище, а наш друг регулярно навещал его могилку с цветами, приобретенными на оперативные средства. Может быть, все было бы именно так, а может – и нет.

– И, потом, я не догадался, Кира.

– ???

– Я его просчитал. Прикинь, после такой акции просто необходимо залечь на дно очень и очень надолго.

– Если не навсегда.

– Именно. Вот, я и приложил одно место к другому и пришел к выводу, что напоследок этот деятель постарается сработать по максимуму и слупить с заказчиков как можно больше. И потом...

– Что?

– Как тебе сказать, ты же должен помнить данные на этого красавца.

– Ну.

– Заоблачное самомнение, кроме всего прочего. Он всегда считал себя номером один. А тут какая-то перепевка уже исполненного. Мелковато будет.

Все наши заранее отработанные планы полетели к чертовой матери после того, что мы услышали от героя-полковника. Услышали, переспросили и уточнили. Вот тут-то и стало ясно, что настало время разворачиваться на сто восемьдесят градусов. Как гласит старинная армейская поговорка: «Пельмени раскрутить, мясо – в исходное положение». По сравнению с этим три акции в Москве воспринимались, в лучшем случае, как мелкое паскудство, потому что...

Никольск, городишко на северо-западе Московской области. Ткацкая фабрика, ликероводочный, естественно, завод, дышащий на ладан научно-исследовательский институт «Химтехнологии», все, что осталось от когда-то мощного здешнего ВПК. Тридцать две тысячи населения. Если у этих уродов получится задуманное, в живых останется гораздо меньше половины от общего числа, а сам городок превратится в химический вариант Чернобыля, самый настоящий незаживающий гнойник на ближних подступах к столице. Я сказал, именно для того чтобы эта гнусная сказка не стала былью, мы с Кирой и спешили к месту грядущих событий. Впрочем, по порядку.

В 2006 году наш клиент трудился в необременительной должности «классной дамы», то есть куратора при учебном подразделении в одном интересном заведении, специализирующемся на подготовке российских военных разведчиков. Любая учеба, как водится, сопровождается практическими занятиями, вот будущие разведчики и лазили по всему Подмосковью, подглядывали, подслушивали, оборудовали тайники и даже проводили учебное минирование. Командир одной из таких групп, которому поручили просто прогуляться по территории НИИ «Химтехнологии» в Никольске и составить общий план, проявил инициативу, и ребята проникли вовнутрь одного из складских помещений, благо замок на дверях был самый, что ни на есть, дрянной. В дальнем углу склада обнаружились старые деревянные ящики с какими-то металлическими контейнерами внутри. Юные разведчики вскрыли один из них и переписали нанесенную на контейнер маркировку, вернулись и доложили о совершенном подвиге куратору. Тот навел справки и форменным образом обалдел. В контейнерах находилось боевое отравляющее вещество «Табун»(ОВ нервнопаралитического действия) немецкого производства.

Полковник приказал подчиненным немедленно забыть об увиденном, и даже отобрал (есть такой военный термин) у них подписки о неразглашении, а сам взял этот интересный факт на заметку. Через два года, когда Режиссеру кровь из носа понадобилась какая-нибудь химическая гадость для акции, вспомнил. Лично смотался и проверил. Доложил шефу и удостоился благодарности за находку.

– А как эта дрянь туда попала?

– Элементарно, Ватсон, – я переключился и прибавил газу. – В течение всей войны, ты же помнишь, боевые газы не применялись. Где-то даже упоминалось, что летом 1941 наши по этому поводу заключили договор с Германией через посредников. Когда осенью того же года немец пер к Москве, думаю, господа гитлеровцы прихватили эту дрянь с собой.