Кольцевой разлом

   Вот и теперь, сидя на ящике в обширном ремонтируемом помещении - в фирме "Фортуна" ремонт офиса также специально затягивался - Владимир видел среди командиров организации, созванных на последнее совещание, в большинстве незнакомые лица. Все это были люди Корсакова, лишь некоторых из них Владимир знал по Абхазии и Приднестровью, но в тесном знакомстве ни с кем из этих людей не состоял. Ранее "фюрер" пытался оспорить такое положение, однако Корсаков в ответ развернул перед ним столько головоломных военно-технических проблем, возникших в связи с подготовкой акции, что номинальному вождю пришлось смириться.

      Владимир, конечно, в современной российской жизни ненавидел многое и многих, однако ненависть была нормальным состоянием его души, и, если разобраться, он не слишком стремился к каким-то общественным переменам. От грядущей акции он по-настоящему желал двух вещей: больших денег, позволяющих навсегда забыть о докучных житейских проблемах, и шумной всемирной известности, причем сам Владимир не мог бы сказать, чего он хотел больше. Лучше всего было бы совместить то и другое, однако "фюрер" понимал минусы известности для террориста: вряд ли с такой славой можно спокойно наслаждаться богатством даже в самом укромном уголке земного шара. Однако самая мысль о том, чтобы появиться перед телекамерами в маске и остаться, несмотря на дерзость своего предприятия, анонимным, безликим существом, возмущала Владимира до глубины души. Поэтому постепенно он стал склоняться к тому, чтобы махнуть рукой на маскировку. После завершения акции он надеялся терпеливо отсидеться в Москве до тех пор, пока у властей не спадет первоначальное рвение к розыску преступников, а там, пожалуй, можно будет и никуда не уезжать. В конце концов, немало бандитов, находящихся в розыске и даже числящихся покойниками, живут в Москве и в ус себе не дуют. Вопрос о том, для чего нужна известность, если известный человек вынужден скрываться, как-то не приходил Владимиру в голову. Что касается Корсакова, то он с самого начала не собирался особенно заботиться о собственной анонимности. Дабы выступить перед народом, кто-то неизбежно должен снять маску, ибо человек в маске не может внушать полного доверия. Такую роль разумнее всего было принять на себя именно Корсакову: во-первых, его и так разыскивали по всему земному шару, а во-вторых, он не сомневался в том, что его все равно опознают, как бы он ни маскировался.

   Особо доверенные боевики, охранявшие объект "Фортуна", знали Корсакова в лицо и молча пропустили его в здание. Прибыл Корсаков, как всегда, минута в минуту - именно в то время, в какое обещал прибыть,      хотя своим подчиненным приказал собраться несколько раньше. Когда он вошел в зал, все уже ждали его. Два стула, стоявшие в центре помещения, образовывали нечто вроде президиума; на одном из этих стульев сидел "фюрер" и выразительно смотрел на часы, хотя Корсаков был абсолютно точен. На самом-то деле "фюрера" задело то, что ему назначили такое же время прихода, как и остальным командирам, и тем самым поставили его с ними на одну доску. Корсаков, однако, не обратил на его неудовольствие ни малейшего внимания и обвел взглядом зал. Здесь находились полевые командиры, в задачу которых входило сперва захватить, а затем оборонять определенный сектор города, и члены созданного Корсаковым штаба. За боевое обеспечение, то есть за снабжение оружием и боеприпасами, отвечал майор в отставке Нестеренко, кубанский казак, с которым Корсаков познакомился в Абхазии, где тот служил в одной из казачьих добровольческих частей. На майоре лежала, пожалуй, самая важная задача - договорившись с работниками армейских складов, вывезти оттуда и разместить на тайных складах организации похищенное оружие. Поскольку размах вывоза был огромным и не походил на обычные мелкие хищения, то договоренность с продажными прапорщиками обошлась организации недешево - двоим, помимо денег, пришлось даже выправить новые документы и купить дома на Украине. Теперь, как, подняв руку, доложил Нестеренко, оружие было в основном вывезено, пристреляно и приведено в полную боевую готовность - оставалось провести лишь один транспорт с боеприпасами из Подмосковья. Начальник склада полностью сочувствовал целям организации и заявил, что поедет с оружием сам, с тем чтобы потом присоединиться к восставшим. "Люди рвутся в бой, товарищ командир",- многозначительно заключил Нестеренко и сел.

  - Не будем торопиться, послушаем других,- произнес Корсаков. Поднялся грозный коротышка - отставной генерал-лейтенант, отвечавший за тыловое обеспечение. Говорил он довольно долго, перечисляя степень обеспеченности боевых отрядов продовольствием, медикаментами, горючим,   называя адреса пунктов питания и перевязочных пунктов. Нехватку врачей покрыть так и не удалось, однако было решено, что в первые часы восстания специальный отряд захватит клинику имени Склифосовского и переведет медицинский персонал оттуда в центр. Корсаков внимательно слушал, как командиры боевых групп перебрасываются вопросами с его заместителем по тылу, однако неразрешимых проблем не возникло. Слово передали заместителю по связи и управлению. Тот сообщил о наличии ретрансляторов сотовой связи на многих домах, подлежащих захвату,- кстати, и при выборе объектов для захвата учитывалось наличие ретрансляторов, которые восставшим следовало держать под контролем. Кроме того, было закуплено через Чечню несколько телефонов спутниковой связи. Для ретранслятора, висящего на высоте в несколько десятков километров, не существует никаких наземных помех, и частотными каналами спутника может пользоваться кто угодно, но в то же время никто не вправе в мирное время заглушить спутник. Для страховки в каждом секторе обороны предполагалось иметь несколько обычных армейских раций, причем некоторые радисты должны были находиться на крышах, а их рации - работать в режиме ретрансляторов. Идею о захвате расположенных под землей армейских защищенных пунктов управления пришлось отвергнуть, поскольку их захват потребовал бы немалого времени, а оборона - немалых сил. Задачи акции можно было выполнить и при использовании других, более доступных средств связи. Связью в организации занимался никогда не служивший в армии москвич Валера Мечников, обычный инженер-радиолюбитель, белокурый щекастый весельчак, который в свое время лишь благодаря влиятельному отцу не загремел в тюрьму за радиохулиганство. При коммунистическом режиме вторжение голосов самодеятельных любителей в политические телепередачи власти не хотели рассматривать как простую шалость, особенно если такие вторжения происходили намеренно и сопровождались разными скабрезными шуточками. Корсаков сначала полагал, что для Мечникова вся акция - лишь повод учинить радиохулиганство в   неслыханных ранее масштабах, а его вояж в Боснию был предпринят в погоне за приключениями. Корсаков не доверял легкомысленным людям, поскольку видел, как легко они забывают то скверное, что им приходится совершить. Мечникова он застал в окружении "фюрера" и поначалу не имел на радиопирата никаких видов, но затем между ними состоялся знаменательный, хотя и очень краткий разговор. Корсаков ожидал "фюрера" по какому-то делу, сидя в теплой комнатке в конторе плодовой станции и безучастно глядя на покрытое снегом поле за окном и за ним - серую щетинистую стену парка. Мечников сидел за столом у окна и чинил чей-то магнитофон. В соседней комнате о чем-то спорили работники плодовой станции. Мечников спросил вполголоса:

  - А вам в Боснии где приходилось бывать?

  - Сребренице, Горажде, Брчко, Босанско-Грахово... Ну и Сараево, конечно,- ответил Корсаков. А что?

  - Лихо,- с уважением произнес Мечников, услышав названия мест наиболее ожесточенных боев. - Да нет, я просто так спросил. Слыхал от ребят, что вы тоже были в Боснии, а вот не довелось повстречаться. Я-то все больше на одном месте сидел, под Сараево.

  - А мне, наоборот, приходилось разъезжать,- подавляя зевок, сказал Корсаков. - Я числился инструктором, а это значило - куда пошлют. Туда, где спокойно, как-то не посылали.