Полицейская история

Я начинаю сомневаться в том, что Жирье действительно звонил сюда из тюрьмы Пон-ле-Эвек.

Пара не задерживается в баре более десяти минут. Мужчина о чем-то переговаривается с хозяином, и молодые люди уходят. Я с трудом сдерживаю желание отправиться следом за ними. Угадав мои мысли, Марлиза приходит мне на помощь.

— Я схожу за сигаретами, — громко говорит она.

Одарив ангельской улыбкой Мишеля Варани, она исчезает. Я с нетерпением жду ее возвращения. Несколько минут спустя Марлиза снова садится за столик.

— Номерной знак 2409 РН2, — шепчет она, протягивая мне пачку «Филип Моррис».

Я нежно притягиваю ее к себе. Как я ей благодарен! Выпив еще по коктейлю, мы встаем и направляемся к выходу.

В Париже сегодня теплый, мягкий вечер, и Мишель Варани стоит в открытых дверях, провожая взглядом редких женщин, проходящих по улице Мариво. Марлиза опирается на мою руку, смотрит на меня влюбленными глазами и глупо хихикает.

Мишель Варани заговорщицки подмигивает мне.

— До завтра, — говорю я, проходя мимо него.

— До завтра, — отвечает он густым басом.

Как только мы вышли на улицу, я задаю Марлизе мучающий меня вопрос:

— Ну?

— Все очень просто. Перед Опера-Комик их ждала машина «БМВ». За руль сел парень, ты сможешь установить его личность по номеру. Должна тебе признаться, что мне осточертело сидение в «Фаворите».

На следующее утро служба автоинспекции сообщает мне имя владельца «БМВ»: Матье Робийяр, портной, и адрес: улица Нотр-Дам-де-Лоретт, 26, 9-й округ Парижа. Кроме того, я узнаю, что Матье Робийяр, прозванный Нантийцем [11], был арестован несколько лет назад летучей бригадой вместе с Жирье. След мне кажется интересным.

Но когда я прихожу по полученному адресу, я узнаю, что Нантиец никогда там не жил и никому там не известен.

28

8 июня загорелый и элегантный, в бежевом габардиновом костюме Полледри возвращается из Альби в Париж. Его страх исчез. Несколько дней, проведенных в обществе Анриетты, окончательно вылечили его. Накануне ему позвонил Эмиль:

— Как дела, старина? Отдыхаешь?

Приветливый тон Бюиссона окончательно успокоил Полледри, и он даже осмелился пошутить:

— Только с француженкой можно забыть о всех неприятностях.

— Хорошо, — сказал Бюиссон, — только не растрачивай в алькове всю свою энергию. Она еще пригодится. Есть интересное дело. Возвращайся.

— Когда? — спросил Полледри счастливым, но несколько недоверчивым тоном.

— Послезавтра я приглашаю тебя и Жанно на ужин в «Брестскую таверну» [12]. Восемь часов тебя устраивает? Ты знаешь, где это?

— Да, знаю. Я буду в восемь. Чао.

Полледри прибывает на вокзал Аустерлиц в семь часов. Погода была великолепной, и на улицах было много загорелых девушек в летних платьях. Радуясь жизни, Итальянец решает отправиться на свидание пешком, но затем передумывает: в такую жару он быстро вспотеет и натрет себе ноги в новых туфлях. Он находит телефонную будку и звонит своей приятельнице, работающей на тротуаре возле Ла-Мадлен**, и предлагает ей закончить вечер вместе. Он зайдет за ней около полуночи. После этого Полледри останавливает такси и называет шоферу адрес ресторана, где его ждет Мсье Эмиль.

Он входит в зал на четверть часа раньше, но Бюиссон и Орсетти уже сидят там, за стойкой бара. Заметив его, мужчины спускаются с табуретов и идут к нему навстречу. Орсетти искренне рад возвращению друга и бывшего сокамерника. Он обнимает его и хлопает ладонью по спине с чисто корсиканским радушием, затем ему энергично пожимает руку улыбающийся Бюиссон.

— Рад видеть тебя, Итальянец, — говорит он, — ты в полном порядке.

Полледри готов прослезиться от счастья. До чего же он рад встрече с друзьями! Его тревога улетучилась, и сердце эткрыто для дружбы.

— Как Анриетта? — спрашивает Бюиссон, увлекая его к стойке бара.

— Прекрасно, не считая того, что ее очень расстроил мой внезапный отъезд, но что поделаешь? Работа есть работа. А ты как, Эмиль? Как у тебя на любовном фронте?

— О, у меня сейчас очень милая подружка из Бретани, — отвечает Бюиссон, который обычно бывает очень сдержан в отношении своей интимной жизни. — Я тебе ее как-нибудь представлю.

— Двадцатилетняя красотка, принесшая свою молодость в жертву старику, — шутит Орсетти.

Мужчины весело смеются, осушают фужеры с шампанским, заказывают следующие и непринужденно беседуют.

Перебравшись в укромный угол зала и заказав ужин, Бюиссон переходит к делу.

— У меня есть один план, — говорит он, — если он удастся, то можно будет спокойно отойти от дел и жить беззаботно до конца дней.

Он умолкает, так как к столу подходит официантка и подает курицу с рисом. Когда она удаляется, он продолжает:

— Нам потребуются люди, но пусть вас это не смущает: в накладе никто не останется. Я связался с Жирье и Жаком Верандо.

— Черт! — восклицает Полледри. — Речь идет о Банке Франции?

— Почти, — улыбаясь отвечает Эмиль. — Речь идет о Лионском кредитном банке, а точнее — о бронированном фургоне, в котором перевозится большая сумма денег. Жирье познакомился в кафе, неподалеку от банка, с двумя инкассаторами, расхваливавшими патрону систему безопасности нового фургона. Жирье сказал, что не верит им, и тогда они пригласили его к себе, чтобы продемонстрировать работу системы на месте. Пока нам не хватает еще нескольких деталей, но как только все будет уточнено, сразу переходим к действию. Я думаю, что это будет не позднее чем послезавтра.

— А полиция? — спрашивает Полледри.

— Можно не волноваться, — заверяет его Орсетти. — Вчера вечером я был в «Двух ступенях» и видел их там в полном сборе. Уверяю вас, что префектура полиции и Национальная безопасность потеряли оба следа: и Бюиссона, и Жирье.

Подошла официантка, и пока она убирала тарелки, мужчины молчали.

— Остается решить еще один вопрос, — говорит Бюиссон, заказав следующее блюдо. — Ты должен что-нибудь сделать для жены Пуассонье, как только получишь свою долю.

— Все что угодно, Эмиль! — поспешно заверяет Полледри, у которого при упоминании имени друга все внутри сжимается.

— Хорошо, Итальянец, — говорит Бюиссон, довольный произведенным эффектом. — Хорошо, ты возместишь этой несчастной женщине ущерб за свою… неловкость.

— Разумеется, Эмиль, разумеется. За глупость надо расплачиваться.

— Хорошо. У тебя есть немного денег при себе?

Полледри молча сует руку в карман пиджака, достает бумажник и вынимает из него банкноты.

— Сколько? — спрашивает Бюиссон.

— Почти двести тысяч.

— Хорошо, дай мне сто девяносто, я передам их завтра вдове. Оставь себе на вечер десять тысяч.

— Спасибо, Эмиль, — вздыхает Полледри, — но если понадобится еще, скажи мне.

Бюиссон отрицательно мотает головой:

— Нет, этого хватит, сумма вполне значительная. Глупость стоит дорого.

Они переходят к сыру. Осушив две бутылки бордо, они разомлели. Неожиданно Полледри спрашивает:

— А сколько мы можем заработать?

— Около тридцати миллионов каждый, причем в старых купюрах, одним словом, все преимущества. Правда, надо будет выделить долю Матье Нантийцу, но это немного.

— Тридцать миллионов! — мечтательно повторяет Полледри.

— Что ты с ними сделаешь? — спрашивает Орсетти.

— Не знаю, — говорит Полледри. — Может быть, мы с Анриеттой купим ферму, где-нибудь далеко… Стану крестьянином…

— И заведешь детей? — спрашивает Бюиссон.

— Нет, детей не надо. С ними слишком много хлопот.