В небе великой империи (СИ)

— Нет… — растерянно ответил культурный атташе.

— А мы в своей работе должны исходить именно из этого. Впрочем — Казанцев криво улыбнулся — правду мы скоро узнаем. Так что ведите сюда этого любителя искусства!

Когда Лукин вышел, мотая своей седой головой и что-то бормоча себе под нос, Сергей Иванович продготовил к записи замаскированный магнитофон и видеокамеру, отпустил секретаршу и в задумчивости взялся за телефон секретной связи. Пользоваться им он имел право только в экстренных случаях, являлся ли нынешний таковым? Если он в своих самых худших предположениях прав, то да, несомненно. А если нет? Если это всего лишь очередной псих, невинный пациент сумашедшего дома, отпущенный на недельку погулять и решивший так пошутить? Всё ФСБ будет тогда смеяться поднятому им переполоху и на пенсию он уйдет как комический персонаж со сцены, под гогот зрительного зала. Выяснить же ситуацию на авиабазе в Волхове можно только через Москву…

Ещё минуту Казанцев размышлял. Обычно все преступления совершаются по какой-то определенной схеме, как бы не исхитрялись злоумышленники. Эти схемы, подробно классифицированные были прекрасно известны сотрудникам компетентных органов и весьма облегчали раскручивание кризисной ситуации. Очень часто являлось возможным даже предугадать следующий шаг преступников и расставить эффективную ловушку. Но несмотря на солидный служебный стаж, ничего подобного ему не припоминалось. Это явно что-то новенькое, практически невероятное… В реальность такого инцидента верилось с трудом, но Сергей Иванович был профессионалом и умел подчинять свои эмоции четкой тактике борьбы. На борту самолета сотни людей и любая угроза их безопасности должна приниматься всерьез. В чрезвычайных ситуациях он имеет право не информировать даже посла.

Решительным движением Казанцев снял телефонную трубку.

Москва, Ясенево, Центр Оперативной Связи СВР РФ, 13:07

В тихих и уютных, облицованных деревянными панелями и устланных красными ковровыми дорожками коридорах Службы Внешней Разведки в Ясенево, бывшем Первом Главном Управлении КГБ СССР, царила обычная, внушающая почтение тишина. За последние годы внутри этих кабинетов изменилось многое и в первую очередь занимающие их люди. А новые хозяева привносили с собой не только новые порядки, но и новые портреты, мебель, письменные приборы и кофейные чашки. Коридоры Ясенево оставались в этом смысле хранителями былых традиций, напоминанием о лучшых днях Великой Империи. Может быть именно эта ностальгичность отделки равно импонировала в душе всем руководителям организации, чьим офисом и является Ясенево. По крайней мере при всем различии этих часто меняющихся руководителей ни один из них ничего не поменял в господствующем здесь десятилетиями убранстве.

В конце одного из таких коридоров, на третьем этаже имелась дверь, за которой располагался Центр Оперативной Связи, глаза и уши организации, откуда рассылались приказы и куда приходила информация изо всех уголков планеты. Естественно, все входящие и исходящие сообщения были шифрованными и это средоточие секретности перемены последних лет коснулись в наименьшей степени, в конце-концов, любая власть всегда нуждается в объективной и исчерпывающей информации, поэтому на связи не экономит. Объективность и полнота данных всегда прямо пропорциональна их секретности и всё здесь было подчинено этому неоспоримому правилу. Даже большевики, первая и единственная власть, громогласно отказавшаяся в 1918 году от тайной дипломатии, проделали это только на словах, что же касается дела, то достигли в оной дипломатии умопомрачительных, невиданных ранее успехов. И поэтому спутниковые антенны на подмосковных холмах и в конце 90-х годов всё также неутомимо вращались в поисках электронных сигналов, и пуленепробиваемые стекла на окнах ЦОСа по-прежнему были оснащены устройствами, передающими на стекло виброколебания, парализующие даже самые совершенные лазерные подслушивающие устройства.

Весь мир, чья огромная, расцвеченная яркими лампочками карта с указаниями часовых поясов, располагалась на стене помещения, был поделен на десятки зон ответственности, за каждой из которых следила отдельная группа операторов. Вся мыслимая и немыслимая информация, которая могла иметь решающее значение для страны или выглядела подобным образом, стекалась сюда, анализировалась, помечалась по степени важности и передавалась дальше, в последующую обработку или небытие. В случаях чрезвычайных сигнал шел к высокопоставленному работнику Организации, который был наделен ответственностью принимать решения, совершенно особым правом, поскольку от любого принятого здесь решения могла в немалой степени зависить судьба всего мира. Эта схема реагирования настолько успешно функционировала десятилетиями, что даже все бурные вихри последних лет обошли её стороной.

Чисто разведывательная информация проходила по другим каналам, а помещение на третьем этаже являлось, таким образом, своеобразным кризисным барометром для страны.

В ЦОСе шел обычный, переполненный электронными шумами и движением людей, рабочий день.

Звонок, раздавшийся в секторе Юго-Западной Европы был неожиданным. Этот пост считался привелегированным среди операторов, ибо в таком относительно тихом уголке, ЧП, имеющие значение для Великой Империи, являлись сами чрезвычайными проишествиями и дежурство в этом секторе почти всегда обходилось без сюрпризов. Однако Љ516, в чьей зоне ответственности находился сейчас этот сектор, был хорошо тренирован на любые неожиданности. Человек без имени, как и все его коллеги, в гражданской одежде без знаков различия — индивидуальность личности в ЦОСе не поощрялась. Он снял трубку, одновременно услышав щелчок включающегося записывающего устройства и коротко представился:

— Номер 516.

— Бета 4091 — назвал Казанцев свой шифр.

Оператор ничего не ответил, проверяя названный код. Номер в этом последнем означал регион, из которого шло сообщение, а буква греческого алфавита — должность звонившего. Посредством стоящего рядом с ним компьютера возможно было идентифицировать любой код. Коды эти, будучи секретными, но не обладая высшей степенью секретности, менялись довольно часто, но не после каждого использования. Примерно раз в неделю, вне зависимости от того, был ли использован код и сколько раз, вместе с диппочтой приходил новый. Диппочта была не самой оперативной, но самой надежной связью для этих целей, противник не имел возможности перлюстрировать такую корреспонденцию, а если всё-же как-то до неё добирался, то не мог проделать это незаметно. Все электрические сигналы, в которые преобразовывается человеческий голос при любых телефонных переговорах, здесь, на одном конце линии поступали в шифровальный прибор, придающий им бессмысленные вариации, и на другом коце линии, проходя через дешифратор, вновь обретали свою нормальную последовательность. Поскольку каждый шифровальный прибор одновременно являлся и дешифратором, то связь кодировалась на обоих концах и обычный, на первый взгляд разговор, на самом деле представлял из себя глубоко законспирированную систему связи.

— Слушаю вас — вновь подал голос оператор, найдя в компьютере шифр и удостоверившись в его достоверности.

— У нас ЧП — Казанцев излагал информацию быстро и сжато, как и требовал того дефицит времени и правила пользования оперативной связью — Шантажист, назвавший себя Борис Матвеев, угрожает с помощью своих сообщников сбить рейс „САС 3314“, находящийся сейчас в воздухе. В качестве выкупа требует передачи ему части произведений искусства, находящихся сейчас на выставке в Мадриде…

Оператор не дал договорить Казанцеву. Он был отнюдь не новичком в своем деле и понял, что по классификации опасности информация получает гриф 1а и передается на самый верх. Неясной была степень достоверности этой информации, для того, чтобы действительно быть туда переданной.

— Насколько серьезно вы сами воспринимаете реальность этой угрозы?