Белый ферзь

А ЮК — здесь, в Москве. И пропала Инна. Значит, акция направлена на ЮК — вот и посмотрим, сэнсей, за твоими тело- и мыследвижениями, скорректируем курс, если субъект отклонится от заданной ему цели, — слышим, слышим каждый шаг.

Но политика и Колчин — две вещи несовместные. Значит, разумней грешить на криминальное сообщество. Значит, выход на Бая — интуитивный, но верный выход. Даже так — верный, потому что интуитивный.

Кстати, если завтра на Петровке повнимательней оглядеться, есть шанс подметить тех, кто понарастил «уши» в колчинском доме — прозвучало ведь в телефонном обмене репликами: «В одиннадцать». Где базируется Баймирзоев — известно не только Колчину, но и… кому только не известно! Петровка. Не — 38, но Петровка. Сыщикам, между прочим, тоже известно про столь близкое и малоестественное соседство.

Сыщикам… Когда кто-то попадает в категорию ушедших из дому и не вернувшихся, наиболее естественным действом является обзвон: 02, 03. Милиция, больницы, морги. Век искать и не найти — равнодушие в трубке, интонация «вас много, мы одни, отстаньте!». И очень все-таки не с руки… не с уха говорить, зная о том, что — «жучок». Желателен все-таки индивидуальный подход. Желателен и возможен. Соответствующие индивидуумы есть.

Телефон же — для умников. Чем позже умники сообразят, тем больше у Колчина времени.

— Тебе не приходило в голову, что он бросает камни по кустам?

— Нет…

Бросать камни по кустам — в переводе с нашей фразеологии — означает: пускать по ложному следу, подсовывать фальшивые улики, короче говоря, морочить людям голову…

— Не похоже…

— А вот у меня есть впечатление, что похоже…

— Вам, конечно, виднее…

— Бесспорно… Но, к сожалению, это только впечатление. Фактов у меня нет…

Самое трудное — рефлекторно уразуметь границы авторизованной цитаты, которую используешь естественно.

7

Колчину доводилось бодрствовать не то что трое, но и все восемь суток. В первое свое посещение Японии, например. Дни были перенасыщены визитами, уроками, знакомствами и — влажной жарой. А на ночь глядя Колчин принимал холодный душ и чашку теплого кофе (до горячего кофе не дотягивал, по расейской привычке ЮК взял с собой «спиральку», то бишь кипятильник, известный каждому отечественному командированному, — только в Токио сетевое напряжение не 220 В, а 127 В… вот и вынужден был Колчин довольствоваться теплым, а не горячим, — ни шиша не кипятит наш кипятильник в ихних условиях!). Потом ЮК брал паспорт и карту Токио, уходил до утра. Утром — снова было внутреннее напряжение, требующее все новых и новых резервов организма. И выяснилось, резервы организма действительно неисчерпаемы. Всяко на восемь дней хватит. И на восемь ночей. На трое дней и ночей — и того очевидней.

Однако надо бы поэкономней распорядиться самим собой, резервами. В Токио-то он знал, что всё продлится не больше не меньше — восемь дней. Теперь же неизвестно — сколько…

Ему хватило трех часов, чтобы полностью восстановиться. Ванна в московской квартире — не совсем японская «фуро», но ее с не меньшим успехом можно использовать для расслабления тела и души. Если не мыться — плескаться. Просто лежать. Вода горячая в меру.

Три часа полноценной дремы.

«Осмотр машины начинайте издали, метров с десятипятнадцати…»

Далее — дюжина пунктов, предписанных к беспрекословному исполнению.

Колчин выполнял въевшиеся в сознание — даже подсознание — рекомендации спецов машинально, однако скрупулезно.

Бомбу в «мазду» вряд ли подложили. Смысл? Если ОНИ ждут от ЮК требуемых ИМ реакций, то… реагировать на любые внешние раздражители способен только живой организм. Живой и цельный — не из кусочков, нет. Другое дело, что он постарается реагировать иначе, нежели ОНИ ждут от ЮК. По-крупному…

По мелочам же предпочтительней соблюдать необходимую и всем известную технику безопасности — чертову дюжину пунктов, предписанных к беспрекословному исполнению.

Да, бомбу — вряд ли. Но с момента обнаружения «жучка» у Колчина пробудилось то самое чувство боевой ситуации. И чувство это сигнализировало: что-то не то с «маздой», не то.

Правда, последним в нее садился не Колчин. Инна. Она провожала его в аэропорт, сидя рядом с Колчиным. А из аэропорта уже сама села за руль, пригнала «мазду» к дому, в «ракушку»…

Колчин лишний раз зафиксировал, сколько километров намотано на спидометре. Да, в пределах объяснимого. То есть приплюсовав «намотанное» к тем цифирькам, которые выскочили напоследок, когда ЮК тормознул в Шереметьеве-2 почти две недели назад, получаем цифирьку обратного километража до дому. Плюс-минус…

А тогдашние показания спидометра запомнились. Зачем-то. Но запомнились. Может, потому, что оговоренная заранее поездка в Питер заранее была с одной оговоркой: только не на машине, но поездом.

Дело не в куркулистости автолюбителя Колчина: нечего, мол, гонять родимую «мазду» в такие дальние концы! Просто трасса Москва — Санкт-Петербург, равно как и путь обратный — из Петербурга в Москву, достаточно непросты и небезопасны, если учесть, что за рулем — дама, и дама эта одна. Чай, не Радищев! Хотя тот тоже плохо кончил. Но уже совершив небезызвестное путешествие…

В общем, Колчин демонстративно уставился в показания спидометра перед тем, как покинуть «мазду» и присоединиться к гражданам пассажирам, вылетающим рейсом… Почти две недели назад…

Инна отправилась в Питер не «маздой», но поездом. Как и было оговорено. Вот только вернулась ли?

Колчин закончил профилактическое изучение машины. Ничего. Чисто. Однако… чувство боевой ситуации.

Вчера он счел флюиды в аэропорту следствием привычного «дыма отечества» — далекие от доброжелательности и неуловимые взгляды земляков. А неуловимые потому, что имя им — легион.

Но теперь-то, в утренне-пустынном дворике своего же дома! Чувство боевой ситуации обострилось — нет, из многочисленных окон никто не следил, так чувствовалось. Во всяком случае НЕУЛОВИМЫХ взглядов не было. Так только — ранние пташки из категории родителей и малолеток: нас рано, нас рано мама разбудила! с ранцами, с ранцами в школу мы пойдем. Да и те поутру в окно выглянут мельком: как погода? снег? дождь? во что одевать?

И тем не менее… Чувство не обманывало, саднило. Машину он исследовал. Достаточно тщательно для обнаружения чего-нибудь эдакого, взрывного. Но достаточно ли тщательно для выявления чего-нибудь эдакого пульсирующего-сигнализирующего, типа «маячок»? И отпадает нужда в наблюдении визуальном за нужным субъектом.

Из подъезда вышел майор-полковник Борисенко:

— Давно не виделись? — в смысле, хозяин и его машина.

— Давно. Тебя подбросить?

— Здесь же — тьфу!

Да-да, отсюда до РУОПа по прямой, по Шаболовке, — километр-полтора.

— Ром! — Колчин запнулся, подбирая слова. — У тебя есть возможность по своим каналам прокачать: что с Инной?

— Ага! — отметил что-то про себя Борисенко. — Значит, так-таки… А позавчера? — имея в виду пойманные им шорохи за колчинской дверью.

— Нет. Не она. Точно.

— Но из Ленинграда она вернулась?

— Ром! — достаточно мимики. Не повторять же «я… только вернулся», лишь поменяв «вчера» на «позавчера».

Вероятно, давешний разговор под сакэ и бутербродности уже настроил Борисенку на определенный лад. Более того! Он и тогда еще был готов откликнуться — но тогда еще Колчин не был готов аукнуться. Только после «жучка» стало ясно — случайности исключены. А закономерностями подобного рода кому заниматься вплотную, как не РУОПу.

— Займусь… — сказал Борисенко, никакой не простоватый мужичок, никакой не любитель розыгрышей. Майор Борисенко. — К вечеру постараюсь выяснить…

Что именно выяснить, оба они не стали уточнять. Если есть возможность прокачать ПО СВОИМ каналам — это не безнадежный показ фотографии на десять секунд телевизионного эфира, это минимум информации для посторонних и максимум усилий, прилагаемых системой. Системой, в которой — профессионалы своего дела. РУОП…