ПОСЛЕДНЯЯ ОБОЙМА

    В ход пошли локти, колени, и я перевалился через стену, успев попутно расцарапать палец о рассыпанное по верху битое

   стекло. Опять битое стекло.

    Однако это еще были цветочки. Ягодки поджидали меня внизу. Слетев с почти трехметровой высоты, я приземлился в

   неглубокую канаву, стенки которой были размыты недавним дождем. В самой канаве воды было немного, но мне хватило,

   чтобы промокнуть по пояс.

    Когда я наконец выбрался и из этого не слишком приятного места, грязь стекала с ладоней, а ноги на ходу превращались

   в две сосульки. Настроение было соответствующее.

    Я вытер руки о плащ, счистил с подошв налипшую грязь и выругался. Это было все, что я мог сделать.

    И только теперь, шагая в направлении стоянки такси, я осознал произошедшее. Сначала за мной гнался Автандил. Явно

   не для того, чтобы передать привет от Гиви Хромого и хорошие отзывы о проданном «Вольво».

    А затем, когда я лежал ни жив ни мертв под «Газелью», кто-то вышел из ресторана и убил Автандила так быстро и легко,

   как прихлопывают свернутой газетой сонную осеннюю муху. Наверное, если бы этот кто-то захотел прихлопнуть меня, это

   потребовало бы ненамного больше усилий. Мне оставалось ломать голову над вопросом - я остался в живых потому, что

   меня не заметили? Или потому, что не хотели убивать? И кто это был?

    От самого факта, что я несколько секунд находился в опасной близости от такого человека, мне стало не по себе. Я

   засунул руки в карманы разодранного и грязного плаща, огляделся по сторонам и после этого продолжил путь.

    Немного быстрее, чем раньше.

   Глава 10

    По лицу Матвея Александровича было видно, что он немного озадачен и разочарован. Мой внешний вид не внушал ему

   доверия.

    Чтобы успокоить доброго доктора, я достал из кармана брюк бумажник, раскрыл его и передал все содержимое Матвею

   Александровичу.

    - Какие-то они влажные, - сказал доктор, пересчитывая деньги.

    - Какие есть.

    - И вообще... Сегодня вы выглядите как-то не очень, - заметил он, пряча деньги в карман халата. - Выглядите сильно

   потрепанным. Или это обманчивое впечатление?

    - Бывают тяжелые дни, - сказал я, стараясь, чтобы это звучало самоуверенно и гордо. Хотя после случившегося в

   ресторане «Комета» трудно было оставаться самоуверенным.

    - Конечно, - согласился доктор. - Хотите посмотреть на вашего больного?

    - Если можно.

    - Для вас - можно. Только снимите плащ. У него сегодня определенно был тяжелый день.

    Я снял плащ и повесил на ветку березы. Если бы Матвей Александрович увидел его не в сумраке сквера, а в ярком свете

   больничного вестибюля, я бы упал в его глазах еще больше.

    Я одернул свитер и зашагал вслед за доктором. Полученные деньги привели Матвея Александровича в приятное

   расположение духа. Он шел и насвистывал. Я подумал, что это хорошо. Когда у врача все в порядке, он заботится о больных.

   Просто у разных врачей разное представление о том, что такое - все в порядке.

    Мы прошли мимо охранника в камуфляже, потом миновали дежурную медсестру за конторкой и остановились у

   белоснежной двери с табличкой «Отделение № 7».

    - Это мое, - не без гордости сообщил Матвей Александрович и вытащил из кармана большую связку ключей. Два из них

   понадобились, чтобы отпереть дверь, а третьим доктор открыл палату, где лежал Сидоров.

    - Первые сутки после операции возле вашего друга постоянно дежурила медсестра, - сказал Матвей Александрович,

   пропуская меня вперед. - Но сейчас положение стабильное, и такая необходимость отпала. Я держу дверь закрытой, на

   всякий случай. Чтобы посторонние не шастали. Но показания приборов, к которым подключен ваш друг, выводятся на

   дисплей нашему дежурному по отделению, и в случае чего он всегда готов прийти на помощь. Хотя вряд ли возникнут

   осложнения.

    - Хорошо, если так, - ответил я, разглядывая неподвижное тело на высокой кровати. Рядом располагались стойка с

   капельницей и какие-то электронные приборы, провода от которых тянулись к Сидорову и опутывали его, словно маленькие

   черные змейки. От аппаратуры исходил ровный негромкий гул, и этот звук, как ни странно, меня успокоил. Я поверил, что

   все будет нормально.

    - Вы можете тут побыть некоторое время, - сказал доктор. - Я не буду вам мешать. Когда соберетесь уходить, захлопните

   дверь и нажмите вот эту кнопку.

    Оставшись один, я присел на металлический белый стул и уставился на Сидорова. Было непривычно видеть его таким

   неподвижным и молчаливым. Он немного осунулся, но в целом выглядел вполне прилично. Щеки были гладко выбриты.

   Пахло медикаментами, но не потом и мочой, как в переполненных государственных больницах.

    Маленькие экраны медицинских приборов демонстрировали ломаные линии зеленого цвета, какие-то цифры. Эта

   загадочная суета сверкающей техники также успокаивала. У меня возник соблазн запереться в этой отдельной

   комфортабельной палате вместе с Сидоровым, смотреть на игру зеленых огней, спать по двенадцать часов в сутки, не видеть

   никаких следователей, не слышать ни о каких ограблениях, не прятаться и не искать, не бить и не быть избитым, не слышать

   визга пуль и не нажимать на курок...

    Стерильная изоляция от внешнего мира. Мечта больных и слабых. Мне она тоже не помешала бы. Хотя бы минут на

   пятнадцать. Я разделся до трусов и повесил свою одежду на батарею. Ботинки поставил рядом. Потом вымыл лицо и руки в

   сверкающей белизной раковине. Свой туалет здесь также имелся. Просто курорт какой-то.

    Я сел на один стул, положил ноги на другой и задремал. Какое-то время спустя мне послышался шум в коридоре, словно

   кто-то пытался открыть дверь в палату.

    Этого было достаточно, чтобы привести меня в чувство. Я сразу же вспомнил труп Автандила во дворе «Кометы»,

   вспомнил слова Анны...

    Я ухватил стул за ножку и подскочил к двери, готовый разбить голову любому, кто посмеет сунуться. Так я стоял минут

   пять, пока окончательно не убедился в том, что шум за дверью либо остался в моем сне, либо не имел никакого отношения к

   сидоровской палате. Я опустил стул, снял одежду с батареи и, хотя та еще не просохла до конца, натянул джинсы, рубашку и

   свитер. От ботинок остались грязные следы на полу, но я решил, что заплаченной мною суммы более чем достаточно на

   покрытие такого рода убытков.

    Я осторожно направился к выходу, напоследок поправив простыню, покрывавшую грудь Сидорова. Это было странное

   чувство. Будто передо мной лежал младший брат, о котором необходимо было заботиться. Младший брат, которого у меня

   никогда не было. Странно все это...

    Как и было велено Матвеем Александровичем, я захлопнул за собой дверь и нажал на красную кнопку. Пора было

   двигаться домой. Я подумал, что московская комиссия будет весьма разочарована той легкостью, с которой я прожил

   двадцать четыре часа. Они явно преувеличивали опасности, грозящие мне и Сидорову. Даже Автандил пытался меня достать

   не из-за «Европы-Инвест», а совсем по другой причине...

    Так я размышлял, но минуту спустя я уже не был столь оптимистично настроен. Я шел по коридору, чтобы найти Матвея

   Александровича и сказать, что ухожу. Вскоре я услышал его голос и прибавил шагу.

    А потом я услышал голос его собеседника и замер.

    - ...постепенно увеличивать нагрузки, - солидно поучал Матвей Александрович. - Сразу ничего не бывает, сразу только

   кошки родятся.

    - На кой черт мне эти нагрузки?! - раздалось в ответ. - Ты же не можешь сделать так, как было. Никто не может! Уж