Властелин неба

Вагипов-старший ответил не сразу.

— Ва алейкуму-с-саламу ва рахмату-л-Лахи, — произнес он традиционный ответ и тут же добавил: — В Священном Коране сказано: «И когда вас приветствуют каким-нибудь приветствием, то приветствуйте лучшим или верните его же». Я следую этому завету. Но мне трудно поверить, что мусульмане осмелились напасть на единоверцев, совершающих хадж. Это очень большое прегрешение для тех, кто истинно верует.

— Мы не причиним вам зла.

— Трудно в это поверить.

— Почему?

— Ваш человек жестоко уже избил паломника, который надел на себя белые одежды ихрама.

— Этот человек будет наказан, — заверил тот, который сидел за столом и чье лицо Вагипов-старший по-прежнему не видел. — Будет очень строго наказан. Он действительно совершил тяжкий грех.

— Аллах Всемогущий все видит, и наказание его неотвратимо, — спокойно заметил старик. — Наш покровитель и судья Аллах.

Кто-то кашлянул в углу, и россиянин понял, что в комнате есть еще кто-то третий.

— Мы не причиним вам зла, — вновь нервно повторил сидящий за столом.

— А пока с нами обращаются как со скотом, — продолжал обвинять старик. — Паломники оказались в нечеловеческих условиях. Люди сутки ничего не ели, и они лишены возможности для отправления естественных надобностей, не теряя своего достоинства и природной стыдливости, которая дарована благочестивым. А ведь среди нас женщины и дети. Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, я запрещаю ущемлять права двоих слабых: сироты и женщины!» А что делаете вы?

— Завтра утром привезут еду, — пообещал невидимый собеседник Вагипова-старшего. — А в соседнем помещении устроим туалет.

— Понятно. Значит, вы будете держать нас еще долго.

— Галиакбар-хаджи, давайте поговорим спокойно, без эмоций, — обратился к старику по имени сидящий за столом.

Вагипов-старший не был удивлен этим. В руках у захвативших паломников людей были их паспорта, а про то, что он совершил хадж, говорила зеленая чалма на голове у старика.

— В нечеловеческих условиях живет весь мой народ. Неверные изгнали нас из своих домов, неверные убивают своими бомбами и ракетами женщин и детей. Мой народ страдает гораздо больше, чем вы — люди, ставшие всего лишь нашими гостями.

— Гостям не подбрасывают водку и непотребные картинки.

— Это мой грех. Я беру его на себя. Мне нужно было абсолютное повиновение моих людей для того, чтобы добиться поставленной цели.

— Благую цель достигают благими средствами. Значит, люди, которые подчиняются вам, правоверные мусульмане, обмануты и относятся к нам как к вероотступникам. Это воистину великий грех — вносить разлад между верующими в Аллаха, Господа миров.

— Это мой грех, — веско повторил сидящий за столом. — И я искуплю его в смертельной схватке с неверными. На грешной земле трудно оставаться праведником.

— Трудно, но возможно.

— Мой народ изгнан со своей родины, и пока мы не вернемся в свои дома, я буду отдавать все свои силы и жизнь священному джихаду для того, чтобы наказать неверных.

— При чем здесь мы? Мы — благочестивые люди, совершающий хадж.

— Вы должны помочь нашему народу.

— Но каким образом?

— Невозможно победить сильного врага без сильного оружия. Нам нужны деньги. Не для услад и разврата. Для джихада — священной войны с неверными. Только за деньги можно купить сильное оружие.

— Возьмите все, что у нас есть.

— Этого мало. Нам нужно полмиллиона долларов, — веско сказал сидевший за столом. В комнате повисла тишина, а в дальнем углу ее кто-то, невидимый старику, опять кашлянул.

— Это очень много, — наконец произнес старик. Он помнил, о чем сказал его бывший студент, но говорить одно, а делать — совсем другое. Прежде чем принимать решение, надо было посоветоваться с Рафаэлем, обдумать ситуацию. Ведь, узнав, что паломники могут заплатить миллион, террористы вполне могли увеличить сумму выкупа до двух и выше. Вагипов-старший не мог давать какие-то гарантии без твердого и окончательного решения бизнесмена. И потому Галиакбар-хаджи добавил:

— Вряд ли кто-нибудь из нас, да и все вместе, в состоянии собрать такую сумму. Мы люди небогатые.

— Не все, — последовало быстрое замечание, и Вагипов-старший понял, что террористы, захватившие паломников, заранее имели представление о составе группы.

— Мне надо посоветоваться с людьми. Возможно, у кого-то есть родственники, которые могли собрать какую-то сумму.

— Это было бы неплохо.

— Но я не уверен, что это возможно. Если только…

— Что только?

— Если заплатит российское правительство. Надо дать знать в посольство…

— Нет, денег от правительства России нам не нужно, — стул под собеседником Вагипова-старшего стал скрипеть сильнее, словно человек стал раскачиваться на нем.

— Но почему?

— Во-первых, правительство может не заплатить, а попытаться решить проблему силовым путем. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы перешли черту и не остановимся перед кровью. Нет, мы не остановимся ни перед чем, если с нами будут разговаривать с позиции силы.

— Вы будете убивать мусульман?

— Да мы будем убивать мусульман, у нас нет выбора, — твердо сказал невидимый Вагипову-старшему собеседник. — А во-вторых, мы не желаем портить отношения с правительством великой России. Поэтому деньги, которые мы требуем, соберете вы. И привезет их сюда один из ваших родственников. Тайно и не привлекая внимания. Думаю, что лучше всего на роль курьера подойдет ваш сын.

— Мой сын? — переспросил Вагипов-старший внешне спокойно, хотя сердце его дрогнуло.

— Да. Это ведь его фотография была вложена в ваш паспорт?

— Да, его, — признал старик, понимая, что отпираться бесполезно. — Но он очень занят на работе, вряд ли его отпустят без веской причины.

— А кто он по профессии?

Галиакбар-хаджи, мучительно переживая оттого, что говорит неправду (он знал, что его сын работает в корпорации «Геликоптер») ответил осторожно:

— Он нефтяник. Инженер-нефтяник.

Для всех других членов семьи Вагиповых засекреченный авиаконструктор действительно был инженером-нефтяником, который трудится на каких-то таежных буровых и поэтому редко бывает в родном доме.

— Хорошая профессия в наше время.

Вагипов-старший не видел лица своего таинственного собеседника, но ему показалось, что тот улыбается.

— Если ваш сын захочет спасти жизнь отца, он обязательно приедет к нам.

— Моя жизнь принадлежит Аллаху, — твердо заявил старик.

— А жизни тех, кого вы привезли за собой? Мужчин, женщин и детей?

— И их жизни — тоже.

— Легко вы распоряжаетесь чужими жизнями, Галиакбар-хаджи. Но знайте: если вы не примете решения, мы начнем убивать по одному заложнику в день, пока вы не примете наши условия. А начнем с детей, чтобы меньше мучались в наших, как вы сказали, нечеловеческих условиях. В любом случае вы умрете последним. Я все сказал. Эй, Салман! Уведи нашего гостя.

На зов человека, скрывавшегося за двухсотваттной лампой, из коридора появился бородатый стражник и тронул за плечо Вагипова-старшего. Старик встал со стула и, прежде чем уйти, сказал:

— Свидетельствую, что нет божества, кроме Единственного Аллаха, у Которого нет сотоварищей, и свидетельствую, что Мухаммад — Его раб и Посланник! Я подумаю…

— Вот и хорошо.

Уже в темноте коридора Галиакбар-хаджи услышал фразу на английском языке, которую, вероятно, произнес тот третий, сидевший молча в течение всего этого времени:

— You well done, Abdulla. It was good conversation. [7]