Виктор! Виктор! Свободное падение

Все же он не сдержал улыбки, открывая в раздевалке дверцу шкафа. На память пришло, как часто лежавшая здесь папка напоминала ему прежде обо всех опасностях затеянного им дела. Теперь все позади. Дома он сложил готовые купюры в пачки по десять штук. И спрятал их в черный дипломат.

В десять часов, во время перерыва, он устроил безобразную выволочку стажеру за плохо отлаженную машину, и все кинулись его урезонивать (в последнее время Мартенс стал таким вспыльчивым). Не прошло и часа, как он разругался с Грегерсеном из-за того, что ему подобрали бумагу не того качества. Грегерсен покачал головой и встревоженно ретировался — уже не в первый раз. В час дня в фотолабораторию с красным от возбуждения лицом вбежал Бернтсен:

— Мортен!

— Ну? — он раздраженно оторвался от машины.

— Тут такие дела… — у Бернтсена от нетерпения дрожал голос.

— Выкладывай.

— У Грегерсена человек из полиции!

— Правда?

У него помутилось в голове. Враз вернулось жжение в пятках. Полиция! По его душу? Не может быть!

Бернтсен был того же мнения:

— Небось шеф намухлевал в счетах? Я б не удивился!

— Чушь. Грегерсен святее папы римского, сам знаешь.

— Но полицейский не из уголовной полиции.

Спаси и помилуй. Внутри у него похолодело.

— С чего ты взял?

— Я видел его фотку в газете. Он вел дело Сигрид. Его зовут что-то вроде Рённеса.

— И что с того? Надеюсь, ты не такая тупица, чтоб подозревать Грегерсена в уголовных преступлениях?

— Да нет…

— Наверняка полиции просто требуется помощь в каком-нибудь деле. — Наверняка, повторил он самому себе. Это самое естественное объяснение.

Но едва Бернтсен убрался, в меньшем предвкушении сенсации, чем поначалу, как сразу вернулся страх: в каком деле полиции потребовалось содействие?

Мартенс встал, ноги тряслись. Он обязан все выяснить как можно быстрее, убедиться, что к нему это не имеет отношения. Как раз сию секунду не имело смысла уговаривать себя, что никто просто физически не мог пронюхать, чем он тут занимается. Даже фальшивомонетчик экстракласса должен быть готов к тому, что нечто неожиданное спутает его карты. Хотя ему это и не грозит.

Он чуть не бегом промчался по коридору с той стороны раздевалки и остановился у соседней с кабинетом дверью. Послышались женские голоса. Бернтсен ясно сказал — «мужчина». Он медленно открыл дверь. Фру Карлсен, стоя к нему спиной, поливала ненасытный фикус, несколько лет назад бывший жалким отростком с подоконника Кари. Конторская дама с африканской завивкой пыталась под щебетание фру Карлсен вычитывать корректуру. Ни Грегерсена, ни полицейского. Неужели дело настолько важное, что говорить о нем можно только с глазу на глаз? Значит, они спустились в столовую. В самой типографии нормально разговаривать невозможно. Он решился зайти.

— Где Грегерсен?

— У него посетитель из полиции. — Фру Карлсен быстро кивнула в сторону наборного цеха. Несколько недель назад она одарила бы его теплым взглядом, но поведение Мартенса в последнее время было свыше ее сил.

Он не колебался. Лучше покончить с этим сразу. К тому же у него к шефу миллион неотложных дел.

Верстатки чуть поскрипывали, но наборные машины стучали вовсю. На заднем плане Грегерсен рассказывал и показывал что-то незнакомцу, буднично улыбчивый. Его собеседник был в гражданском, и неожиданно визит показался не таким опасным. Никакого сомнения в том, что Грегерсен показывает гостю свое хозяйство. Черт возьми, да это же элементарно — полиции тоже нужно что-то напечатать! Бернтсену надо уши надрать. Мартенс мимо говорящих пошел к дверям машинного зала.

— Мортен, подойди на минутку!

Он остановился и обернулся.

— Познакомься с нашим гостем.

Он подошел, встретил взгляд серо-голубых глаз и выдавил улыбку. Коп с поклоном протянул ему руку.

— Кристиан Рённес.

— Мортен Мартенс.

— Рённес — старший инспектор полиции, — пояснил Грегерсен. И обратился к Рённесу: — Мартенс — наш старший печатник. Как раз о нем я вам и говорил. Если кто и сможет помочь Вам в Вашем деле, то только Мортен.

— Премного благодарен, — Рённес отпустил его руку и ищуще улыбнулся.

Мартенс едва оценил, что шеф, с которым он разругался пару часов назад, так нахваливает его постороннему. Его больше занимали рубленые черты лица полицейского. Оно знакомы ему, как и Бернтсену, по газетным репортажам или?..

— О чем идет речь? — он старался держаться как можно официальнее, профессионально корректно. К тому же именно к такой манере лежала его душа.

— Я здесь в связи с делом, которым мы занимаемся уже пару месяцев. В какой мере речь идет действительно об уголовном преступлении, мы пока не знаем, хотя многое указывает на это. Сейчас нам требуется консультация квалифицированного специалиста…

— И какой-то умник сказал им, что мы занимаемся экспертизами, — не удержался Грегерсен.

— Лучше сказать иначе — мы исходили из того, что ваша типография пользуется превосходной репутацией, — инспектор явно предпочитал манеру Мартенса. — Мы разрабатывали несколько направлений, но, к несчастью, воз и ныне там. Наша единственная надежда — помощь асов типографского дела.

— К вам поступил сигнал?

— Гм… нет. — Рённес, казалось, был приятно удивлен вопросом. — Но есть некоторые странности. Сейчас нам нужно узнать, можно ли по имеющейся у нас печатной продукции установить, где она изготовлена.

— Я подумал, что, может быть, ты, Мортен, сумеешь…

— Ну не знаю..

— Так можно это установить?

— Все зависит от того, что это за печатная продукция.

— Ваш шеф уже ознакомился с брошюрой, о которой идет речь, и утверждает, что она могла быть отпечатана в любой современно оборудованной типографии и что это будет просто гадание на кофейной гуще.

Гадание. Неожиданно Мартенс вспомнил, где он видел этого человека. Под Рождество, в киоске «Нарвесен», инспектор пытался сдать кипу карточек тотализатора. А две с половиной недели назад, в паспортном столе, он придержал Рённесу дверь. Что ни говори, Трондхейм — город маленький.

— Я ничего не могу сказать, пока не посмотрю на брошюру сам.

— Конечно-конечно. Минуточку, — инспектор расстегнул папку и стал рыться в ней. — Вот.

Трехцветная брошюра, которую протянул ему человек в коричневом костюме, оказалась его собственным изделием: протягивающие руки изможденные люди — призыв к каждому норвежцу проявить милосердие: ПОЛЬШЕ НУЖНА ЕДА.

— Каково ваше мнение?

— Так сразу не скажешь… — К счастью, он не встретился с инспектором глазами. Естественно, прежде чем что-то утверждать, он просто обязан внимательно все рассмотреть. Шок был такой силы, что он чувствовал в голове звенящую пустоту. Менее всего он ожидал увидеть свою брошюру приобщенной к уголовному делу. Глотку как будто надраили шкуркой. Если он заговорит, то обязательно даст петуха.

— Таймс, — услышал он пояснения Грегерсена.

— Таймс, — эхом откликнулся Рённес.

— Основной текст набран гарнитурой Таймс.

— Основной текст?

— Ага. Двенадцатый кегль.

— Кегль?

— Eiller Cicero, если Вам так больше нравится.

— Cicero?

Очевидно, для инспектора вся эта терминология была китайской грамотой, этим нужно воспользоваться. Странно, что Грегерсен не заметил того, с чего он бы лично начал: что заголовки набраны «Универсалью» и что… Мартенс похолодел. Теоретически элементарно установить, в какой типографии все это отпечатано — это очевидно. Но этими мыслями он не собирался делиться ни с кем.

Он дважды сглотнул и глубоко вдохнул.

Пол уходил у него из-под ног, но он заставил себя поднять голову, посмотреть полицейскому прямо в глаза и сказать:

— Это стандартный шрифт Таймс. Им пользуется множество норвежских типографий, работающих с фотонабором. То же можно сказать и о шрифте «Универсаль» в заголовках. Другими словами…

— Что?

— Мой шеф сказал — «гадание»? Это слишком мягкое слово. На самом деле вам предстоит искать иголку в стоге сена.