Скалолаз

Взгляд кашмирца стал более открытым.

– Есть «Стингеры», противопехотные мины. Аж ходить боюсь по подвалу, – прорезалась из него острота.

Вестервалле фыркнул. Фитц звонко рассмеялся.

– Извини, дружище. Был бы здесь один наш знакомый, он бы освободил тебя от страхов ходить по подвалу. – Фитцу припомнилось выступление Шееля, в котором он «пообещал» направить «черных немцев» заминированной дорогой. – Еще мы возьмем пистолеты.

– Отлично!

– А это что за пугач? – разлепил рот Мартин Вестервалле, показав на громадный пистолет, по размерам превосходивший «голливудский» «орел пустыни». И только по скобе и спусковому крючку узнал в нем «М1911». Он был разработан Джоном Браунингом в 1911 году и до середины 80-х годов оставался на действительной военной службе. Поразительная живучесть этого армейского пистолета, который и по сей день остается самым популярным пистолетом в США.

– Это «Правительственная модель», – ответил на вопрос кашмирец.

– Я не слепой. Кто и зачем его так изуродовал?

– Это называется кастомизацией. В данном случае – по спецзаказу. Насадка на ствол, направляющие для лазерного прицела, фонаря и оптики. Ударно-спусковой механизм «родной», и это я называю ностальгией. Но такая система, называемая «cocked & locked», позволяет носить пистолет с взведенным курком, но поставленным на предохранитель.

– Откуда у тебя такое оружие?

Ответить на этот вопрос захотелось Фитцу. Он с недоумением смотрел на Вестервалле: столько слов из него прорезалось. Похоже, он превысил месячную норму. Йохан воспользовался случаем и сунул в рот отбеливатель.

– Этот пистолет и карабин с оптическим прицелом мне заказал один бизнесмен из Норвегии.

– Для чего?

– Чтобы поохотиться в здешних местах. Здесь полно оленей, гималайских медведей, снежных барсов, даже леопарды встречаются. Больше норвежца я не видел, – ответил кашмирец.

– Не видел живым?

Фитц и Вестервалле переглянулись. Они чуть не забыли о спецзаказе Шееля. Этот кастомизированный «кольт» как раз подходил для человека, которого никто из команды не видел, сам Шеель назвал его снайпером.

– Мы возьмем «кольт». Еще восемь «вальтеров». Плюс десять аптечек. Нам нужны специальные – со шприц-пакетами с обезболивающим.

– Таких аптечек нет.

– А какие есть?

– Есть обычные. В набор медикаментов входит морфий, одноразовые шприцы. В случае необходимости придется втягивать наркотик в шприц.

– Это не проблема. Рассчитаемся?

Кашмирец незаметно улыбнулся. Сегодняшний день оказался удачным, и за него стоило выпить. Он достал с полки бутылку вина, три глиняных чашки собственного производства, разлил напиток и произнес тост:

– За удачу.

– За удачу, – сказал Фитц, вынимая изо рта «кляп» и стряхивая с него на пол слюну. Хозяина чуть не вырвало. Но он усилием воли влил в себя вино. Его мужественному примеру последовал Вестервалле.

– Звякнешь Ларсу? – спросил у него Йохан.

– Почему не ты?

– Тебя сегодня прорвало. Не хочу тебя останавливать.

Вестервалле согласился.

Он сделал звонок из бара-ресторана, когда приятели уладили все дела в гончарной мастерской, предупредив, что звонок международный. На что бармен, также принадлежащий к высшей арийской расе, ответил: «Мне все равно. Звони хоть на Луну. Только сначала покажи деньги». Вестервалле заехал ему в зубы и позвонил бесплатно.

Командир, находящийся за тысячи километров от этого ресторана, где за стойкой стонал теперь уже беззубый бармен-немец, облегченно вздохнул.

А Мартин спросил у Фитца:

– Что теперь будем делать? Какое дело у нас следующее по списку?

– По списку у нас прогулка в Китай. Надо нанять проводников и отправляться в путь.

Особого труда это не составило: переселенцы из Тибета, у которых остались в горах родственники, наладили постоянное движение через границу, протоптав босыми ногами широкую дорогу. А китайские и непальские пограничники давно уже перестали обращать внимание на вьючных путников.

Через две недели Шеель получил очередное донесение: путь проверен и свободен. В Катманду группу ждут два джипа и два ящика с оружием.

– Встречайте нас через неделю, – окончил разговор командир. – А пока отдыхайте. Хорошо поработали, ребята.

Йохан Фитц и Мартин Вестервалле встречали основную группу в аэропорту Трибхуван. Ларс Шеель был рад видеть товарищей по оружию, однако поздоровался с ними, как всегда, сдержанно. Он был одет в деловой костюм, перчатки тонкой кожи. Щеки гладко выбриты, лишь подбородок топорщится короткой эспаньолкой. За ним тянется шлейф дорогого одеколона.

Он был похож на немецкого аристократа, предпочитал держаться особняком, а в кармане его модного костюма, казалось, лежала целая пачка писем от детей, учащихся в английских закрытых учебных заведениях. Не верится, что этот человек временами не следил за собой, не чистил зубов, но чистил глаза пальцами, надевал грязные носки, одергивал после сна рубашку, принюхивался к ней и махал рукой: «Сойдет. Я-то знаю, что она чистая».

Дитер Крамер нес багажную сумку командира и был похож на человека, который посвятил себя не чему-то, а кому-то, был похож на «шиллеровского человека», отдающего «первейший долг покорности». Фитц вовремя отказался от идеи подшутить над Дитером, что означало – и над командиром тоже, для этого ему пришлось бы получить письменное разрешение Ларса Шееля, который за пределами Германии юмора не воспринимал.

Таможенные процедуры остались позади. Йохан Фитц все же не удержался от намека на шпильку, когда довольно громко сказал Крамеру:

– Давай, Дитер, я понесу твой багаж. Мои руки все равно свободны.

– Отставить, – по-военному распорядился капитан.

Все, хана мне, подумал в полушутливом ключе Фитц и дурашливо втянул голову в плечи.

– Отставить, – повторил Шеель и посмотрел на свои дорогие швейцарские часы. И не просто посмотрел, а словно заставил полюбоваться собой, своим роскошным жестом – когда вздергивал рукав пиджака, своим прищуренным взглядом – когда всматривался в золоченый циферблат, своей короткой артикуляцией – словно был командиром глухонемой команды. Или капитаном команды призраков, насмехающейся над всем живым: «Когда ты привидение – жизнь не имеет значения». Он даже облизнул чуть полноватые губы, как будто они пересохли за эти мгновения. Впрочем, никто, кроме Йохана Фитца, который, по словам Шееля, «страдал болезненным воображением», этого не заметил. Не было ничего – ни прищуренного взгляда, ни роскошного жеста, и органы его речи остались без работы. Если не считать его короткого «отставить».

Шеель славился своей работоспособностью, дисциплиной, умением организовать своих подчиненных. Отсюда и складывался порядок. Уж лучше бы он произнес «Alles Ordnung», что означало – все в порядке, так и должно быть, невзирая на грязные носки, несвежую рубашку, которые отчего-то маячили перед взором Йохана Фитца. Уж лучше бы он произнес «Ordnung muss sein» – «Порядок превыше всего». А что, продолжал «фантазировать» Фитц, который на пару с Вестервалле порядком заскучал в ожидании товарищей; даже поход через непало-китайскую границу не взбодрил их как следует. А что, прилетели, сели в машины и двинули в путь. Времени-то в обрез. Шеель прибыл впритык, и это его вторая натура. Таким образом он проверял, все ли его приказы выполнены, и если нет – он найдет виновного за срыв мероприятия.

– Хорст, – командир нашел глазами своего помощника, – узнай, в котором часу прибывает австрийский борт.

– Час от часу не легче, – пробурчал Кепке.

С заданием он справился так быстро, что никто и глазом не успел моргнуть. Он глянул на табло и прочитал на нем, «в котором часу прибывает австрийский борт».

– Без четверти два, Ларс, – доложил он тоном «У тебя глаза заклинило или тебе лень повернуть голову?»

– Отлично, – отчего-то обрадовался Шеель.

– Мы улетаем?

– Мы остаемся, – ответил командир. – Прилетает универсальный альпинист, новый член нашего отряда. Это ответ на твой вопрос о скалолазе. Ни я, ни ты не умеем взбираться без приспособлений на вертикальные стены.