Личный убийца

«Может, он один из налетчиков? — подумал Фрол. — Такому зарезать — раз плюнуть».

Дойдя до двери, он невольно оглянулся. Перед объективом его фотокамеры прошло много лиц — красивых, уродливых, загадочных, но в этом человеке было нечто такое, чего Фрол не видел ранее: сильный и загорелый, он походил на мертвеца, из которого словно бы вынули душу. «Робот», — определил Фрол и поспешил на улицу.

У противоположного от кафе тротуара стояла красная «девятка» с тонированными стеклами и антенной на крыше.

Фрол похолодел. Чувствуя, как слабеют колени, поплелся по улице. Страх мешал ему оглянуться, о том, чтобы ехать на Главпочтамт, не могло быть и речи.

«Они меня не оставят, — понял Фрол. — Они не могут знать, что существует пленка, но им вполне достаточно того, что существую я — живой свидетель убийства. Что делать?»

Кажется, за ним никто не шел, и «девятка» осталась стоять за углом. Пройдя пару кварталов, Фрол вскочил в троллейбус, вышел на Академической, посидел на скамейке у большого садового пруда, купил в универсаме колбасы, маленькую бутылочку «Смирновки», кофе, беспрестанно проверяя в отражениях витрин и зеркалах автомобилей, не идут ли за ним. Кажется, никого не было, хотя на людных улицах в час пик он определенно не сумел бы заметить «хвост» и отдавал себе в этом отчет; идти же по безлюдной аллее Тимирязевского парка просто не рискнул, сел в троллейбус и вернулся домой.

«У страха глаза велики», — решил он, не обнаружив «девятки», но в дом все же входить не стал — закурил и, только когда появились знакомые соседи с третьего этажа, поднялся в свою квартиру вместе с ними.

Он выпил полстакана водки, не закусывая, но нервы были напряжены, и желанного успокоения не наступило. Никогда прежде он не нуждался в чьем-то участии, но вдруг оказалось, что обратиться не к кому. Были, впрочем, близкие люди — сестра и жена Инга, с которой он разошелся по-хорошему, без скандалов и упреков; первая могла приютить на время, хотя жила в однокомнатной квартире с мужем и двумя детьми, вторая не отказала бы в деньгах, но и только. Фрол давно не звонил ей, по его данным, она собиралась замуж. Он перенес телефон на длинном шнуре в кухню, набрал номер Инги. Снова что-то пискнуло и зашелестело перед тем, как раздались гудки, и, когда уже в трубке послышался голос Инги на автоответчике, Фрол швырнул трубку на рычаги и отдернул руку, словно прикоснулся к ядовитой змее.

«Прослушивают! — осенило его. — Определенно прослушивают!.. Кто?.. Менты не могут, нет, они не имеют права… На это нужна санкция прокурора… Я не подозреваемый, мне никто не предъявлял никакого обвинения!..»

Он снял с плиты пронзительно свистевший чайник, заварил крепкий кофе, добавив в джезву рюмку водки. Потом выдернул из телефонной розетки вилку и стал разбирать аппарат при помощи отвертки и ножа, раскладывая на столе блоки и детали, но ничего «лишнего» — во всяком случае, такого, что выходило бы за рамки его знаний о телефонных устройствах, — внутри не нашел: «Очень глупо… Мальчишество какое-то… Если они захотят, подключатся к распределительному щиту». Фрол собрал аппарат, потратив в общей сложности час времени, проверил его работу. Все нормально. Только вот эти подозрительные паузы и сигналы оставались. Значит, звонить Валентине и Инге не следовало.

Он прогрел кипятком чашку, вылил в нее содержимое джезвы и, обжигаясь, мелкими глотками выпил до дна вместе с осадком. Помогало с похмелья, помогло и сейчас — усталость отступила. Фрол запер дверь на оба замка, только сейчас заметив, что замки остались прежними, но врезаны в деревянную неокрашенную вставку. Видимо, поработал жэковский слесарь. Он взял в туалете металлический совок и, подсунув под дверную ручку, завел трубчатый черенок за раму — станут ломиться, так хоть упадет и загремит.

Почему-то казалось, что вот-вот кто-то позвонит, и этим кем-то будет Нинка Рудинская, и все утрясется — не может же быть так, чтобы эта неопределенность длилась вечно. Когда окончательно стемнело, Фрол отправился на кухню и стал есть, в надежде, что сытого одолеет сон. Завтра должен быть последний рывок, во всяком случае, пленка будет у него, он отпечатает фотографии, увеличит их, несколько экземпляров рассует по надежным точкам — в редакцию, в камеру хранения, Инге, Валентине и, если не объявится Нинка, — Протопопову. Только не сразу, конечно: нужно запечатать их в конверты и написать адреса, а там ждать — авось все образуется, утихнет, и тогда можно будет предъявить лесным охотникам за человеческими душами иск по полной программе.

Радужные планы обогащения и сытости на время успокоили его. Он лег в постель и погрузился в некрепкий, тревожный сон.

За эти дни Фрол взвешивал «за» и «против» сотни раз, проигрывал великое множество вариантов — и применительно к ситуации, и с учетом своего места в этой дикой жизни в целом, и по всему получалось, что он на правильном пути: жизнь предоставила ему шанс поучаствовать в драчке за лакомый кусочек, до конца осталось всего ничего, только бы удержаться и не рухнуть на этих последних метрах.

Ночью его разбудил звонок. Вернее, это ему только казалось, что была ночь; когда после разговора он посмотрит на будильник, заведенный на шесть часов, то увидит, что проспал всего два часа — стрелки едва коснулись одиннадцати.

— Кто это? — испуганно спросил он, послушав тишину.

— Слушай сюда, ты, урод, — прозвучал четкий мужской голос. — Завтра в двенадцать часов дня ты доедешь до метро «Теплый Стан», имея при себе пленку.

— Какую пленку?!

— Заткнись и слушай!.. По Профсоюзной дойдешь до Санаторной аллеи и пойдешь по ней в сторону Севастопольского проспекта. Не вздумай кому-нибудь сказать об этом разговоре: тебя будут контролировать.

Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы это оказалось сном, но, увы, это был не сон, и голос в трубке был реальнее, чем бешеный стук его собственного сердца.

— А если не приду? — проговорил Фрол, чтобы продлить разговор и постараться запомнить голос неизвестного.

— Тогда тебе принесут голову твоей подружки.

Опасения подтвердились, теперь уже не осталось ни толики сомнения в том, что исчезновение Нинки, налет на квартиру, его избиение и увиденное на лесной поляне в Белощапове — звенья одной цепи.

— Какой подружки? Я не знаю, о чем вы…

Все это он крикнул уже после того, как повесили трубку. Три сигареты, выкуренные подряд, не смогли привести мысли в порядок. Ясно было одно: его план рухнул, речь теперь шла о Нинке, если, конечно, это не блеф и она до сих пор жива. И о его собственной жизни.

Фрол выглянул в окно. На улице было темно и пустынно.

ГЛАВА 14

ПОЛЕТТ СПАСЕНА

РУССКИЙ СЫЩИК ПРЕВЗОШЕЛ СВОИХ

ЕВРОПЕЙСКИХ КОЛЛЕГ.

(Окончание. Начало см. в номере за 22 апреля)

«Труп хозяйки пансиона еще не остыл. Пуля угодила ей в голову. Окно было распахнуто настежь, каменистая тропинка вела к пологому пляжу на берегу моря. Столетник увидел, как на пирс выбежал человек с тяжелой ношей на плече. Не раздумывая, он бросился вдогонку. Счет шел на секунды: стало ясно, что человек направляется к катеру, поджидавшему на берегу. «Смит-и-вессон» в кобуре стал бессмысленным, как только расстояние сократилось и сыщик различил на плече убегавшего девочку. Сомнений не оставалось — это была Полетт Марше.

В катере похитителя ждал сообщник. Обогнув скалу, Столетник дождался, когда отчаливший катер поравняется с ним, и спрыгнул с трехметровой высоты на палубу. От неожиданности похитители растерялись. Обладателю четвертого дана таэквондо Столетнику оказалось достаточно нескольких мгновений, чтобы нейтрализовать их, не причинив вреда девочке. Подоспевшие по звонку Кристиана Марселена полицейские наблюдали за поединком с берега.

Полетт была спасена, но история на этом не закончилась.

Похитителем ребенка оказался врач Самюэль Дэвидсон. В ходе допросов и дальнейшего расследования выяснилось, что атомщиком Жюльеном Марше заинтересовались спецслужбы еще тогда, когда он начинал свою карьеру. Его миссия в Мельбурне, поездки по атоллам были в поле зрения КГБ.