Ярость и страсть

Он уселся в кресло, положив одежду на колени, а Люба подошла и начала расстёгивать мне сзади «молнию». Я даже не стала спрашивать, удобно ли это делать в присутствии мужчины или нет. Похоже, они тут жили по своим законам и правилам, и не мне было их менять. И, видимо, несчастной Ольге это все нравилось. Когда моё платье спало на пол и я осталась в одних трусиках, Виктор аж задрожал, глядя на мою грудь, ещё немного, и из открытого рта потекут слюни.

— Господи, как ты изменилась, — просипел он изумлённо. — Вроде…

Я похолодела — об этом мы как-то не подумали. Мужчина смотрел на меня во все глаза, и было видно, что он очень сильно озадачен. Ещё немного, и обман раскроется.

— Пить меньше надо, — резко осадила его Люба, незаметно подмигнув мне. — А то нажрётесь, и потом ничего не помните, правда, Ольга?

Я опять только кивнула.

— Погоди, а родинки на груди откуда взялись? — упрямо проговорил продюсер. — Уж это я точно помню, что не было…

— Это я только что ей нарисовала. Она хотела тебе сюрприз сделать, глупый. — Люба невозмутимо подошла к нему, взяла платье и начала меня одевать.

Почесав залысину, Виктор довольно ухмыльнулся, отчего складки на его лице сделались ещё глубже.

— Ну бабы, ну проказницы, — проворчал он, качая головой. — Умеете вы нам, мужикам, удовольствие доставить. Надо же….

…Через полчаса я, напомаженная, расфуфыренная и божественно красивая, была выведена Виктором под ручку на съёмочную площадку, залитую огнями софитов. Декорациями служили какие-то огромные разноцветные кубы, шары и пирамиды, разбросанные как попало, и среди всего этого я должна была, как сказал режиссёр, прыгать и скакать с самым загадочным видом. Пока мне все это объясняли, Сема стоял в стороне, и было такое ощущение, что не он здесь звезда, а я. Впрочем, не буду скрывать, мне это даже нравилось. Когда бы ещё представилась возможность приобщиться к богеме, к этой таинственной и недоступной для многих жизни звёзд первой величины? Да никогда… Я все время присматривалась к окружающим, пытаясь понять, кто из них убийца и кого следует в случае чего опасаться, но все лица были одинаково доброжелательными и спокойными. В самом дальнем углу, куда почти не попадал свет, я заметила двоих милиционеров, сидящих на скамейке у стены, и поняла, что это моё прикрытие, которое обещал босс. Только бы они не сплоховали…

Потом зазвучала фонограмма, операторы включили камеры, и наш клиент уселся на один из кубов и начал делать вид, что поёт. Клип, судя по всему, должен был получиться обалденный.

В тот момент, когда ассистент подал мне команду и я вышла из-за пирамиды, за которой пряталась, на середину площадки, напялив на себя эту самую, загадочную, улыбку, у входа в студию что-то произошло. Свет софитов и юпитеров слепил глаза, я ничего не видела, но зато хорошо услышала, как кто-то возмущённо вопит, перекрывая фонограмму. Режиссёр дал команду, свет и звук выключили, я увидела, что происходит, и остолбенела. Сема, стоявший, по сценарию, передо мной на коленях с протянутыми ко мне руками, тоже замер и покрылся смертельной бледностью, проступившей даже через слой грима.

Огибая расставленные кругом телекамеры, к нам быстро приближалась… Ольга. Я её сразу узнала, вспомнив фотографию. Живая и здоровая, только, судя по разъярённому виду, очень злая. Короткая юбка её развевалась чуть ли не до пояса, обнажая все, что там у неё было, глаза Метали молнии, рот перекосился, волосы растрепались — в общем, мужчинам было на что посмотреть. Виктор, который сидел перед нами на стуле, повернулся в её сторону и, ничего не понимая, пялился. Милиционеры у стены поднялись и быстро пошли к площадке.

— Что здесь происходит, черт возьми?! — крикнула Ольга, подбегая к ошарашенному продюсеру и хватая его за грудки. — Ты что, кобель, другую себе нашёл?!

И в наступившей тишине врезала ему звонкую пощёчину.

— Ты что, стерва, делаешь?! — взвизгнул Виктор, хватаясь за лицо. — Кто ты такая вообще?!

— Ах, кто я такая?! — не унималась девушка и, вцепившись ему в уши, начала остервенело трясти его голову. — Уже забыл, подонок?! На два часа опоздала, а ты уже и не помнишь, козёл?! Да я тебя сейчас…

— Стоп!!! Хватит!!! — заорал он, отшвыривая её от себя. — Уймись, ради Бога, дура! Лучше туда посмотри! — и ткнул пальцем в мою сторону.

Только тут «покойница» посмотрела на съёмочную площадку и, конечно же, сразу узнала во мне себя. Глаза её расширились, краска вмиг слетела с лица, она уронила сумочку и тихо произнесла:

— Значит, это ты, сука, все устроила. А я ведь тебя предупреждала, тварь…

И пошла на меня с перекошенным от ненависти лицом. Не став вспоминать, когда и о чем это она меня предупреждала, я спряталась за Сему, чтобы избежать кровопролития, и крикнула продюсеру:

— Уймите её, она меня убьёт!

— Ну все, с меня довольно, — прорычал Сема. — Разбирайтесь сами!

И, сойдя с площадки, направился к выходу, оставив меня на растерзание обезумевшей девице, которая уже оскалилась и растопырила пальцы с длинными ногтями, намереваясь выцарапать мне глаза. Не желая устраивать тут глупую потасовку, я схватила картонный куб и швырнула его в Ольгу, чтобы та немного поостыла. От неожиданности она упала и начала неуклюже барахтаться, пытаясь сбросить с себя декорацию.

— Так, кончай бардак! — со злостью прокричал режиссёр. — Валите отсюда и там разбирайтесь, кто есть кто! Не хрена мне здесь декорации ломать!

Тут Ольге удалось наконец вскочить на ноги, и она почему-то убежала из студии.

Бледный от волнения Виктор ещё посидел с минуту, затем поднялся, посмотрел на меня, недоуменно пожал плечами и криво улыбнулся. Одна щека его пылала, уши горели, он был очень взволнован и расстроен. Откуда-то появилась Люба со своей потушенной папиросой, взяла меня за руку и потащила к выходу, прихватив по пути и Виктора. Работники студии провожали нас насмешливыми взглядами, а оба милиционера, как я заметила, последовали за нами.

Люба провела нас до дверей гримерной, благо было недалеко, и остановилась, чтобы достать из складок кимоно ключи. Виктор подавленно молчал, а мне и подавно сказать было нечего. Единственное, что радовало меня, — это то, что все остались живы и неизвестный маньяк больше никого не убил.

— Черт, — сказала Люба, — я же не закрывала.

И толкнула дверь.

На полу, посреди комнаты, лежала Ольга. Из окрасившейся кровью белой блузки торчали длинные ножницы, которые я ещё раньше заметила у Любы на тумбочке. С совершенно безумными глазами и испачканными кровью руками над ней стоял Сема в своём сценическом костюме. Губы его дрожали, все тело тряслось, как в лихорадке. Увидев нас, он срывающимся голосом проговорил:

— Это не я. Честное слово, это не я…

— Ну-ка, позвольте пройти, — раздалось за спиной. Нас бесцеремонно отодвинули в сторону.

Два милиционера, один лейтенант, другой сержант, быстро вошли внутрь, вытаскивая на ходу наручники, и в мгновение ока заковали знаменитость. Он даже не сопротивлялся, только тупо смотрел на Ольгу и все время жалостливо повторял:

— Это не я сделал, это не я… Наверное, опять все забыл, бедолага…

Родион приехал минут через сорок. Тело Ольги уже упаковали в целлофановый мешок и тихо вынесли из здания, чтобы не поднимать лишнего шума и не нервировать и без того нервных работников телевидения. Как ни странно, но паспорта при ней тоже не оказалось. Сему заперли в специальной камере, которая имелась для таких экстренных случаев у охраны телецентра. По просьбе моего босса его не стали сразу увозить в каталажку, чтобы Родион имел возможность допросить его по горячим следам. Я, Люба и Виктор сидели на диване в продюсерской комнате и дожидались прихода следователя, о чем нас вежливо попросили знакомые Родиона. Я уже переоделась в своё платье, Люба сняла с меня грим и вернула моим волосам нормальный вид. Виктор, казалось, даже не удивился этой метаморфозе, но скорее всего ему было просто не до того. Все были напуганы и подавлены, говорить было не о чем, поэтому, когда мой босс наконец вошёл в комнату, я обрадовалась, хотя вид у него был недовольный. По телефону я вкратце рассказала ему суть дела, поэтому он сразу взял быка за рога.