Тюряга

   — Нет, — сказал Фрэнк. — Первый раз я попал в тюрьму справедливо.

   — Так вот и Норт попал в тюрьму справедливо. А теперь ты расплачиваешься не только за свой побег, но и за своего отца.

   — Ты подлец! — закричал Фрэнк.

   Но Драмгул уже захлопнул смотровое окошко и Фрэнк расслышал лишь звук его удаляющихся шагов. Теперь он уже не сомневался: то, что он попал в тюрьму из-за этого типа, который подъезжал следить за их домом на «порше» это дело рук Драмгула. Но почему Драмгул сказал, что и мистер Норт попал в «Олби»? Насколько Фрэнку было известно, после той непонятной истории Норта отправили куда-то на Запад, где он заболел и скончался в тюремном лазарете.

   — Скотина! — произнес вслух Фрэнк. — Так ты и моего отца хотел подставить?!

   Фрэнк долго не мог успокоиться. Но избитое тело постепенно отвлекло его чувства и мысли на боль. Нога опухла. Болела голова. Фрэнка слегка подташнивало. Временами он забывался, но кошмары врывались в его кратковременный сон.

   С огромным топором бежал за ним по полю Грейвс. Он уже замахивался, чтобы рубануть Фрэнку по ногам. Но тут вдруг появлялись отец и мистер Норт, они вырывали у Грейвса топор и перекидывали его Леоне. Фрэнк добегал до огромных Н-образных ворот и точным броском забрасывал топор через перекладину в зачетную зону. Но откуда-то появлялся Драмгул и, не давая приземлиться топору, подхватывал его буквально в воздухе и устремлялся на Леоне. Наперерез Драмгулу бросались отец и мистер Норт, они хотели взять Драмгула в «мол», с тем, чтобы Фрэнк мог выхватить у него топор. Но Фрэнк почему-то поскальзывался и падал, больно ударяясь о лед (да-да, это был лед) спиной.

   — Характер! — кричал ему отец — Где твой характер?! Фрэнк снова пытался подняться и снова поскальзывался.

   — Я не могу подняться, отец!

   — Вставай! — кричал отец. — Скорее, не то он зарубит -Норта.

   А Драмгул уже замахивался и уже кроил Норта надвое.

   — Ну помоги же! — кричал отец, в ужасе отшатываясь от Драмгула, который уже разворачивался к нему.

   Но едва Фрэнку удалось подняться, как на гигантских коньках-топорах на лед выехал Грейвс Он разогнался и с хохотом наехал на Фрэнка, отрезая ему коньком левую ногу. Драмгул замахивался топором, чтобы ударить отца...

   Фрэнк в ужасе очнулся, и теперь тюремные стены его камеры показались ему домашними и родными по сравнению с тем, что он только что видел. Фрэнк посмотрел на свою левую ногу, которая лежала поверх одеяла. Она сильно распухла и Фрэнк чувствовал, что она горит, как в огне. Голова его шла кругом. Он снова забылся, и снова ему явился кошмар. На огромных коньках-топорах Грейвс наезжал и наезжал на его отца. С диким воплем Фрэнк бросился на Грейвса, прыгая на одной ноге, другую он держал, как дубинку, в руках. Она уже заледенела и теперь напоминала палицу. Фрэнк ударил со всего размаха Грейвса по голове и вогнал его в лед по пояс. Он снова размахнулся и снова ударил. На этот раз Грейвс ушел под лед с головой. Кровавое пятно расплывалось под ледяной поверхностью. Покончив с Грейвсом, Леоне обернулся к Драмгулу. Тот замер и начал сильно задрожать.

   — Ну что, может быть, почитаешь мне вслух? — спросил Леоне.

   Его нога превратилась в острое копье, сверкающее своим наконечником.

   — Ну, начинай!

   — «Копна кишок между колен свисала...» — начал Драмгул.

   Фрэнк размахнулся копьем и ударил Драмгулу в живот. Дымящаяся кровавая масса вывалилась из раны и повисла отвратительными гирляндами между колен Драмгула.

   — Дальше! — скомандовал Фрэнк.

   — «... виднелось сердце с мерзостной мошной...» — продолжил искривленным от ужаса ртом Драмгул.

   Фрэнк вонзил копье в грудь и, зацепив сердце, вырвал его и запихнул в обезображенную массу дергающихся трубок, которую представляли из себя кишки.

   — Продолжай! — крикнул он.

   — ...«где съеденное превращалось в кало».

   Огромная, величиной с шкаф, бумажная кипа появилась подле казнимого Драмгула. Ветер разметал несколько листов. «Приговор» было написано крупными буквами на каждом из них, а дальше фамилия осужденного и мелкий текст. Фрэнк наколол на копье несколько листов и сунул их в рот Драмгулу. Потом еще, еще... Бумага переваривалась на глазах и вываливалась дерьмом из распоротых кишок. Постепенно Драмгул исчез в куче своего собственного говна. Задул ледяной ветер, и дерьмо замерзло. Драмгул оказался по голову замурованным. Фрэнк поднял топор, лежащий на льду и размахнулся, чтобы снести Драмгулу голову, но ледяной ветер вдруг подхватил Фрэнка и понес над стадионом, над тюрьмой, унося все дальше и дальше.

   Как-то, через несколько дней после того, как Фрэнк оправился и приступил к работе в котельной, к нему в кочегарку зашел Даллас. Фрэнк виделся с Далласом почти каждый день, но каждый раз рядом был Джон. Между тем Фрэнк заметил, что Далласу нужно о чем-то с ним поговорить. Фрэнк только что закинул последнюю лопату и прикрыл дверцу топки, когда вошел Даллас.

   — Ну что, — сказал Даллас, — я смотрю, ты уже совсем оклемался. Мечешь, как шагающий экскаватор.

   — Да, — невесело усмехнулся Фрэнк.

   — Они, конечно, от тебя не отстанут. Тебе и впредь надо быть осторожнее.

   — Я давно уже готов ко всему, — сказал Фрэнк.

   — Ходят слухи, что Драмгул решил тебя здесь прикончить.

   — Кто это говорит?

   — Да ребята из пятого блока. Говорят, что Палач по пьянке проболтался.

   — Когда? — спросил, помолчав, Фрэнк.

   — Я не знаю. Про это не говорили ничего. Фрэнк достал сигареты и закурил.

   — Я, наверное, скоро отчалю, — сказал Даллас.

   — Жду только письма, подтверждающего, что мне помогут устроить заграничный паспорт. Как ты, не передумал в связи с последними событиями?

   Фрэнк почему-то вспомнил про Норта, умершего в тюремном лазарете. Да, пожалуй, Даллас прав. С Драмгула станет, он вполне может его, Фрэнка, здесь прикончить. Как же быть?

   — Посмотри-ка сюда, — сказал Даллас. — Только быстро.

   — Что это?

   — Это план тюрьмы.

   — Всей тюрьмы? — удивился Фрэнк.

   — Почти всей, — ответил Даллас.

   — Но откуда он у тебя? Даллас немного замялся.

   — Да тут был у меня один кент. Его все психом считали, а он на самом деле был совсем не-псих, просто прикидывался, а сам все досконально разузнал. Он этот план чертил десять лет. А сам так и не успел воспользоваться.

   — А что с ним стало? — спросил Фрэнк.

   — Он умер в лазарете, — Даллас помолчал. — Заражение крови, — добавил наконец он.

   — И успел его тебе передать?

   — Ты что, мне не доверяешь?! — вспылил Даллас.— Я же сказал, что он был мой кент. Кому он еще мог передать то, что было в его жизни самым важным? Не Драмгулу же.

   — Да не нервничай ты, — дружески хлопнул Далласа по плечу Фрэнк. — Что, мне теперь уже и спросить ничего нельзя? Ладно, значит, ты решил линять отсюда.

   — Не сидеть же мне здесь все сорок лет! — недовольно отреагировал Даллас.

Фрэнк взял мелкоисчерченный лист бумаги.

   — Где мы? — спросил он.

   — Вот котельная, — показал ногтем Даллас. — Через канализационный туннель можно добраться до развязки, где за проволочной решеткой, которую можно просто выбить ногой, проходят паровые трубы. По этим трубам можно выбраться на хозяйственный двор. Каждую среду в девять вечера оттуда уходит грузовик с грязным бельем или с теми вещичками, которые делают ребята из четвертого блока. Ты знаешь, что хозяйственный двор со всех сторон окружен колючей проволокой и зэков туда не пускают. Там, считай, уже почти свобода. Грузовик, если и осматривают, то только для галочки в путевом листе. Никому и в голову не может прийти, что зэки могут попасть на хозяйственный двор как-то иначе, чем через проходную, которая охраняется автоматчиками. Ну, что скажешь?

   Фрэнк не ожидал, что завяжется такой разговор, что Даллас так прямо, без предварительных намеков, сразу расскажет ему весь план возможного побега и даже покажет схему.