Каратель

К востоку хвою сменили болота. Осоково-моховые, заросшие пушицей и багульником, они все чаще попадались на пути, дышали угрозой. Когда бы не резкие окрики манси Тулыма, Влад мог уже дважды увязнуть. Болота потянулись сразу за поселком Вижай и затрудняли движение. Предстояло восхождение на седловину Ойка-Чокур.

«Умный в гору не пойдет», — подумалось Владу о беглецах, но преследование велось по кратчайшему маршруту.

Борис и проводник шли уверенно, ни разу не поколебавшись и почти не совещаясь, как будто маршрут был известен заранее.

Перед Ойка-Чокуром лес стал ниже и разреженней, зато загустела трава, пошли кустарниковые заросли — хотелось сбросить то и дело цеплявшийся рюкзак.

Влад догадывался, что призрачный поселок, который Панич называл «точкой», а Борис — «базой», затерялся где-то в глухом незаселенном районе к северу от верховья Вишеры, но в подробности его никто не посвящал и в гости не приглашали. Старая зеленая «вертушка» без опознавательных знаков забрала его в Северном и перебросила в Вижай, где он и присоединился к Борису.

Догнать беглецов планировалось в районе Большой Мойвы на десятые сутки пути. Шли напролом, не отдыхая, не обходя заломы и речушки. В рюкзаке Влад нес плотик, сшитый из двух сетчатых мешков с баскетбольными камерами, привязанными к петлям мотками шпагата. Первым, гребя ладонями, водные преграды преодолевал Борис, Влад подтягивал освободившийся плотик за шпагат, греб сам; потом переправлялся Тулым с пульно-дробовым «бюксфлинтом» за спиной. У Бориса и Влада имелись «стечкины», не забыл Влад прихватить и «кобру».

Он на минуту остановился, залюбовавшись панорамой гор, открывавшейся с Ойка-Чокура.

— Ишерим, — перехватил направление его взгляда бесшумно подошедший сзади Тулым.

— Что?

— Гора. А вот та — Чистоп, — проводник улыбнулся, поцокал языком: — Высокая-а!.. Километр триста метров. Мы туда не пойдем. Туда пойдем! — махнул он рукой в сторону исчезавшей в тумане долины и, подбросив на спине рюкзак, зашагал дальше.

Спуск в долину Молебную оказался круче, чем подъем. Приходилось идти, неуклюже балансируя под тяжестью рюкзаков, из-под ног то и дело скатывались камни, километра через три Влад, несмотря на свою тренированность, почувствовал, что сдает: в последний раз останавливались на дневку в избе манси в пятнадцати километрах от устья Тохты.

Внизу снова начинались заболоченные участки. Затем потянулся кустарник и наконец стеной выросла еловая тайга. Показалась спина Бориса с мокрым пятном между лопаток. Не оборачиваясь, он поднял над головой руку. Влад остановился, хруст валежника под ногами смолк.

— Слышишь? — вполголоса спросил Борис. Влад замер. Было безветренно. Ели молчали.

— Я слышу, — сообщил невесть откуда появившийся Тулым. И звучно втянул носом воздух: — Давно горел.

Еще через несколько секунд запах горелых головешек почувствовал и Влад.

— Сколько до большой Мойвы?

— Пятнадцать верст, наверно, — улыбнулся Тулым.

— А короче?

— Короче не надо, начальник. Мы и так в Велсе раньше окажемся. Болота кругом, бурелома по тайге много.

Влад с трудом представлял, как он сможет пройти еще пятнадцать километров по бурелому, но Борис словно услышал:

— По затесам — скоро заимка. Там заночуем, — пообещал хмуро.

Прошли еще семь верст.

— Силок, однако, — послышалось впереди Тулымово. — «Пружка» нехитра, да заяц дурак.

К небольшому деревцу у звериной тропы был привязан свободный конец капроновой петли, окрашенной соком травы. Согнутая верхушка березки была «заряжена» в зарубку на пихте по другую сторону тропы.

— Недавно поставили, — определил подошедший Борис. — Охотники?

— Зачем? Здешние охотники стреляют в глаз.

Борис недоверчиво покачал головой, но ничего не сказал и быстро пошел параллельно тропе. Причину его беспокойства Влад понял версты через три.

…Вечерело, с Мойвы тянуло сыростью. Лес редел, все чаще попадались полянки. На одной из таких полянок Борис остановился, присел у пятачка с примятой травой, провел пальцем по земле, потом поднес палец к языку.

— «Снег»? — шепотом спросил Тулым.

Пролысина в невысокой траве искрилась кристаллической россыпью.

— Разделились, — уверенно сказал Борис.

Тулым сбросил полупустой рюкзак, положил ружье и повалился в траву. Влад тут же последовал его примеру. Быстро скинув ботинки, положил босые затекшие ноги на свою ношу — выше головы, чтобы обеспечить отток крови. Закрыл глаза. Земля лениво, по широкой амплитуде раскачивала его на своей спине. Радужные круги, словно окрашенные радиоволны, уходили в черную сферу. Влад чувствовал, что сейчас провалится в бездну сна.

— Думаешь, «пружку» они поставили? — послышался негромкий голос Тулыма.

— А то кто еще?.. Один остался там. Двое разошлись здесь, — как всегда без тени сомнения, отвечал Борис.

Тишина. Токовал глухарь в глубине. Стремительно опадало солнце.

— Эй, Влад, — потрогал Борис его босую ногу, — не спи, замерзнешь. Место, где мы засекли силок на звериной тропе, помнишь?

— Да.

— Вернешься туда. Дождешься его. Если мешка при нем не будет — стрелять не спеши, проследи, где он его спрятал. Тулым! Иди на восток за вторым, а я — к воде. Рации рассчитаны на десять километров, так что действуйте автономно. Их трое и нас трое. По одному на каждого — это не много.

Уверенный тенор с хрипотцой, взгляд, направленный вглубь, в себя, впитанная из земли, от рождения сила однозначно выводили Бориса в лидеры.

— Если не встретимся в Велсе, через пять суток — в Красно-вишерске. Вперед!

…Через час Влад вернулся на тропу. Отсюда до места, на котором проголодавшийся урка оставил «пружку», было верст семь ходу. Легкого ходу — плотик забрал Борис, и хотя он весил всего пять кило, лямки рюкзака с парусиновым тентом, ветровыми спичками, сухой одеждой, парой магазинов от «АПС» и пайком НЗ уже не врезались в плечи.

Болот и водоемов на отрезке не предвиделось. Влад остановился, сменил сапоги на кеды, щедро ополоснул заросшее лицо дибутилфталатом. Велико было искушение расстаться с кевларовым бронежилетом, но, предвидя возможную засаду, сделать этого не рискнул. Теперь, когда он больше не был ведомым и мог сам выбирать скорость хода и ритм, усталость стала отступать, мысль заработала четче, зорче стал взгляд, простреливавший каждый куст. Единственным, что удерживало от привала и заставляло торопить шаг, была быстро наступающая темнота.