Жизнь длиннее смерти

Будь он помоложе, служи он поменьше, непременно пытался бы гадать и просчитывать, что ему предстоит делать.

Но сейчас, во всеоружии жизненного опыта, даже не пытался ничего вычислять – когда надо будет, узнает. Достаточно и того, что легенду свою он заучил наизусть, так, что от зубов отскакивала: чех на сей раз, несмышленым пацаненком вывезенный родителями на Запад в шестьдесят восьмом году, немало поболтавшийся по Западной Европе и с достижением совершеннолетия пустившийся странствовать по планете в поисках дурных денег. Отсюда кое-какие познания в морском деле (долгонько плавал на третьеразрядных «коробках» под удобными флагами вроде либерийского). Отсюда и незнание «родного» чешского (забыл понемножку в Европах), и неплохое владение английским. Одним словом, легенда неплохая, не хуже и не лучше иных, тщательно проработанная специалистами своего дела и наверняка опиравшаяся на кое-какие реалии: если покопаться в архивах, быть может, и в самом деле отыщется Карел Маржик из Пардубиц, некогда увезенный родителями в Австрию и пустившийся в свое время странствовать по шарику.

У других, соответственно, были свои легенды, о которых никто не знал, кроме них самих и инструктора. Это – на случай, если придется разделиться и поодиночке пробиваться на ту сторону пролива. Ну, а пока они оставались группой, никаких легенд на сей счет не имелось – поскольку все возможные проблемы следовало решать не болтовней и запудриванием мозгов, а огнем на поражение. Трудно, практически невозможно выдумать убедительную легенду для семерки вооруженных людей, крадущихся по чужой земле, – что ни выдумывай, ни одна живая душа не поверит, будто эти лбы с автоматами являются мирной экспедицией, посланной собирать редких бабочек или вести археологические раскопки.

Под потолком мигнула неяркая синяя лампочка, пилот обернулся в своем кресле и вытянул руку, повернув большой палец вниз. Мазур понятливо кивнул и вполголоса скомандовал:

– Приготовиться к высадке!

А про себя покрыл летуна последними словами: мог бы, сокол ночной, выдумать какой-нибудь другой жест, потому что этот как две капли воды походил на тот, каким в Древнем Риме отправляли на бесславное добивание поверженных гладиаторов. Наверняка у пилота были свои достоинства – кому попало такую миссию не поручат, – но вот историю он в школе учил скверно, ручаться можно.

Вертолет повис над темной водой, дверца распахнулась, и семеро один за другим, с высоты метра в полтора булькнули в теплые аравийские волны – практически без всплесков, сноровисто и уверенно. Разве что Вундеркинд, как с неудовольствием увидел прыгавший последним Мазур, немного нашумел, подняв брызги.

Вертолет развернулся и мгновенно исчез во мраке. Семеро, буксируя за собой на коротких линях полегчавшие в воде мешки, двинулись вереницей к берегу, до которого было мили четыре. Вундеркинда, как самое слабое звено, поместили шестым, между то и дело оглядывавшимся на него Землемером и замыкавшим процессию Мазуром. Они плыли, погрузившись метров на пять, неспешно и размеренно, и передний, колыша ластами, держал перед собой портативный гидрофон – ненароком угодить под киль совершенно постороннего судна было бы не только чревато, но и унизительно.

Из-за малой глубины мрак был не таким уж густым, над головой дрожало расплывчатое сияние – это свет звезд проникал в воду. Рыбья мелочь бросалась врассыпную, дно постепенно повышалось, вот уже прибрежные водоросли, растущие сплошным ковром, тысячами стеблей скользили по телу.

Потом настал самый критический момент – выход на берег. Те несколько минут, когда любой подводный десант беззащитен, как никогда, – он как бы и не в воде и как бы не на суше, баллоны пригибают к земле, снаряжение следует побыстрее снять, но ты прекрасно знаешь, что именно этого момента и ждет возможная засада, в случае чего всех положат точными очередями в полосе прибоя, потому что не будет времени вновь вскинуть баллоны на спину и уйти на глубину.

Обошлось. Берег был тихим и совершенно пустым, как весь этот прилегающий участок побережья – места малонаселенные, необжитые, суверенная территория Могадашо, то ли еще дружественного, то ли уже нет, кто их там разберет…

Акваланги и прочее подводное снаряжение укрыли в выкопанной у подножия невысоких скал глубокой яме, из профессиональной вредности поместив сверху две неизвлекаемых мины и обработав тщательно разглаженный песок жидкостью из баллончиков, отбивавшей нюх у любой собаки. И, не теряя времени, двинулись в глубь континента волчьей цепочкой – семеро белых людей без документов, в тропической форме песочного цвета без знаков различия, с западногерманскими автоматами, португальскими кинжалами и бельгийскими гранатами. Одним словом, черт знает кто.

Вел Вундеркинд, то и дело при тусклом свете крохотного, с карандаш, фонарика сверявшийся с картой и компасом. Уверенно вел, без малейших колебаний – и Мазур немного успокоился, искренне веря, что настоящая фамилия этого субъекта, будем надеяться, не Сусанин. Они двигались быстрым шагом, почти бегом, а время от времени и в самом деле переходили на точный, рассчитанный бег, тренированно отмахивая километр за километром, пока небо не посветлело, пока звезды не растаяли, используя с максимальной выгодой каждую минутку темноты. Сначала были только скалы и песок, потом начались более приятные места – настоящая, хоть и суховатая земля, трава, заросли невысокого кустарника, корявых кривых деревьев…

Рысцой – бегом, рысцой – бегом, рысцой… Этот отработанный ритм действовал гипнотически, вытравив абсолютно все посторонние мысли и чувства, превратив в автоматы, предназначенные лишь для быстрого перемещения в пространстве и возможной меткой стрельбы при необходимости. Звезды тускнели, таяли.

Вундеркинд внезапно остановился – посреди густой рощицы на вершине обширного холма, остановился спокойно, не подавая сигнала тревоги. Мазур встал рядом. Цепочка сломалась, превратившись в кучку бдительно ощетинившихся стволами, готовых ко всему волков.

Повернувшись к нему, Вундеркинд произнес тоном доброго советчика, отнюдь не командира:

– Думаю, следовало бы выслать разведку. Нам тут предстоит провести какое-то время, пора дать вводную.

«Ну вот и слава богу», – угрюмо подумал Мазур. А вслух тихонько отдал нужные распоряжения.

Когда через четверть часа Землемер с Викингом вернулись, не обнаружив в окрестностях ни единого двуногого, разумного, таившего враждебные намерения существа, Вундеркинд спокойно, даже чуточку беспечно предложил:

– Садитесь поближе. Кружочком, как пионеры у костра. В отличие от юных пионеров вы все, насколько мне известно, гораздо более трезвомыслящие и опытные ребята, прошедшие огни и воды, припечатанные всеми мыслимыми подписками о неразглашении. А значит, не будем тянуть кота за хвост, растекаться мыслью по древу и в сотый раз напоминать, что наша прогулка укутана самыми что ни на есть бдительно охраняемыми военными и государственными тайнами…

Землемер облегченно вздохнул:

– Слава те, господи, а я-то думал, тренировочка очередная…

Он был служакой опытным и дисциплинированным. Мазур вмиг сообразил, что эта поданная ленивым, совершенно штатским тоном реплика имеет целью прощупать Вундеркинда – интересно, как будет реагировать сей неизвестный фрукт? Мазуру и самому было любопытно.

Вундеркинд не изменил позы, не повысил голоса, но в его тоне явственно прозвучал металл:

– Я не командую группой и не имею права отдавать вам прямые приказы, но, на мой взгляд, не время языком чесать.

Тон был насквозь правильный, идеально подходивший для такой ситуации, Мазур не мог этого не оценить: и не вспылил каперанг, лица не потерявши перед чужими, и на место поставил болтуна, и дал понять, что на шее у него не проедешь… Мазур даже ощутил слабое подобие симпатии – именно слабое и именно подобие.

Землемер молчал, как и прочие.

– Довожу вводную, – продолжал Вундеркинд. – Согласно имеющимся в нашем распоряжении данным, правительство Могадашо на секретном совещании позавчера вечером приняло окончательное решение изменить политическую ориентацию. Все договоры с Советским Союзом в самом скором времени будут в одностороннем порядке разорваны.