Виктор! Виктор! Свободное падение

А шум машины заглушил шаги.

Немыслимо. Теперь, у самого финиша, случилось то, чего он боялся все время: что кто-то сорвет его планы. Ему казалось, что он видит осуждение в глазах парня. Огромных, как блюдце, больше собачьих. А псина, гадкая серо-коричневая тварь, рычит.

Глаза!

Он с облегчением ухватился за соломинку. Ну может ли охранник с такого расстояния увидеть, что изображено на листе?

Нет, разве только он болезненно дальнозоркий. Или просто знает, чем он тут занимается. И они терпеливо выжидали, чтоб схватить его с поличным? Опять нет. Тогда бы брала его полиция. Но ради всего святого, эту ищейку нельзя подпустить ни на шаг ближе!

Мартенс действовал инстинктивно, не думая. Он вскинул руки и загородился ими, как будто защищаясь от собаки. И медленно пошел на них. Охранник перехватил поводок. Выждал, как показалось Мартенсу, целую вечность и медленно попятился. До него наконец дошло, что этот трехнутый печатник до смерти боится урчащего добермана. Мартенс медленно наступал на них, помня лишь одно: отогнать их подальше от машины!

Удалось. Он уже отогнал охранника метров на пятнадцать от стопки божественных подделок. Кривая извиняющаяся улыбка. Парень ничего не увидел, не понял, что творится у него под носом. Потому что такого не бывает в приличных типографиях, особенно в Трондхейме.

Стукнувшись спиной о дверь, охранник остановился. В ту же секунду стихла GTO, сообщив Мартенсу, что последний, седьмой прогон позади. Человек в униформе зачастил резким тоненьким голоском:

— Простите, если напугал вас.

— Ничего, ничего… Это от неожиданности.

— Он не кусается.

— Может быть. Меня однажды искусала собака.

— Понятно.

— До сих пор не могу забыть.

— Вот оно что. — Охранник нагнулся и похлопал добермана по спине. — Я просто проверял, все ли в порядке.

— Все в порядке.

— Ну тогда мы пойдем дальше, да, Рекс?

— Р-р-р.

Охранник открыл дверь, кивнул слегка высокомерно и потянул за собой пса.

Мартенс опустился на стул и просидел несколько минут, приходя в себя. Если б он замешкался и охранник сунул бы свой нос в листы! Больше таких шуточек нельзя допускать. Когда он послезавтра будет разрезать листы, надо как-то обезопаситься.

Он поднял последний отпечатанный лист. Порядок. Теперь все убрать. Для начала спрятал листы в папку, снял форму и вымыл. Потом снес папку и плато в шкаф в гардеробе. Запер дверцу и подергал ручку. Теперь можно перевести дух. Он слил остатки краски и протер валики. Потом снял нумераторы и положил на место, на полку. Потом залил синюю кобальтовую краску, вставил плато Бернтсена и тиснул несколько экземпляров. Потом, насвистывая мелодию из «Летучей мыши», вернулся к оставленной машине. Когда он настраивал все необходимое для заказа сети магазинов, руки заметно дрожали.

Сейчас они не тряслись. Он стоял перед вертикальной камерой в фотокомнате и думал о неожиданном приходе Аниты. Сегодня сочельник, и нечего пороть горячку. Может, и лучше, что он не выберется в типографию завтра. Хотя Грегерсен дал завтра всем выходной, это не означает, что сам он не явится сюда. Для разрезания он выкроит какой-нибудь вечер на рождественской неделе. Потом он заляжет на дно до весны. Постепенно и методично будет доказывать, что у Мортена Мартенса нелады с головой.

Около четырех служащие стали собираться домой. Они попили кофе с тортом, все до единого заглянули к Грегерсену за конвертиком. Причитавшееся Мартенсу относилось к эксклюзивному классу «огромнейшее спасибо».

— Мортен, желаю действительно всего наилучшего!

— Спасибо, и тебе того же.

— Отдохни и расслабься.

— Непременно.

— Ты… один встречаешь?

— Да нет.

Зря соврал. Отличный случай намекнуть на подступающую депрессию. Но признаться в том, что одинок, он вслух не мог. К тому же он тоже будет праздновать, у него веский повод повеселиться. Разве только с мыслью о Рождестве он припрятывал бутылочку виски? Он безусловно заслужил право разговеться вволю.

По лестнице он спускался вместе с фру Карлсен. Он была вдовой и обращалась с Мартенсом неизменно приветливо. Будь она лет на двадцать помоложе…

— Как поживает твоя дочка?

— Как сказать…

— Детям всегда тяжелее всех.

— Да… Послушай, а ты не поможешь мне выбрать для Аниты подарки?

— Сейчас?

— Да. Мы с ней завтра празднуем Рождество у Эриксена.

— С удовольствием. Мне все равно надо в центр.

Они на трамвае доехали до улицы Олава Трюггвасона. На Нурдре, где елочки, свечки и сердечки тонко и ненавязчиво создавали предрождественское настроение, она помогла ему выбрать украшения и красивое белье. Потом заглянули в магазинчик «Нарвесен» за столичными газетами. Она купила «Верденс Ганг», он — «Дагбладет». Перед ними в очереди стоял господин средних лет в кожаной куртке и с карточками тотализатора в руке. Он был явно огорчен.

— А разве сегодня не среда?

— Среда. Но карточки можно оформлять после Рождества до вторника. До второго января все равно игр не будет. — Продавщица с тоской смерила взглядом пухлую стопку карточек — у нее и от покупателей газет голова кругом идет.

— Как скажете… — Мужчина пожал плечами, отошел и растерянно улыбнулся.

Мартенса поразило выражение его лица: детская обида.

Фру Карлсен поинтересовалась:

— Мортен, а ты играешь?

— Да нет. Я и не знаю, что в Англии творится.

Верный своим привычкам

агент Сигварт Ествик тянул до последнего. Директор Вегардсон дал ему на выполнение задания четыре недели, и поначалу агент честно хотел разделаться побыстрее. Но найти какой-нибудь ходовой легкораскупаемый товар ему удалось только к Рождеству. Тащиться на Фрейю без гарантированного солидного навара ему и в голову не приходило. Да еще эти мучительные холода! Местный ледниковый период не собирался сменяться потеплением; а он боялся ехать по мерзлым загородным дорогам на машине, двигатель которой давно следовало перебрать.

Но главной головной болью оставалось фотографирование. Сам по себе процесс оказался не таким сложным — он на пробу нащелкал порядка двадцати фотографий и остался весьма доволен результатами. При плохом освещении продавец посоветовал ему пользоваться пленкой Три-Х. Так делают все газетные репортеры. Прекрасно. Фотографирование на Фрейе совершенно неоспоримо подпадало под категорию «шпионаж», и прочесывание острова, напичканного секретными объектами, с фотоаппаратом навскидку превосходило его компетенцию. Правда, директор АО «Совкупе» уверял, что ему лично ничто не угрожает. Но вдруг на острове вообще запрещено снимать, и его арестуют, как только он приблизится к ограждению? Вывод: он должен внимательно примечать все сигналы опасности.

После Нового года Ествик предпринял первые конкретные шаги. Он побывал в агентской фирме, которая среди прочего торговала карманными калькуляторами. Не интересует ли их распродажа в сельской местности? Если товар действительно такой, как расписывает реклама, он гарантирует, что разлетится прекрасно. О да, фирма очень, очень заинтересована в распродаже. Представьте, кроме указанных в прайс-листе моделей по цене от ста крон до тысячи, они только что получили новейшую разработку, исполняющую электронную музыку. Как раз что надо, остался доволен Ествик. На прощанье он пообещал вернуться через пару недель с чеком на солидную сумму.

Показания термометра оказались обнадеживающими. Только минус три. А на побережье всегда еще теплее. Правда, повалил снег. Он забронировал себе номер в пансионате, для начала только на одну ночь.

Около девяти утра одиннадцатого января началась экспедиция Сигварта Ествика на отдаленный остров Фрейя. Его снаряжение на момент отправки с Удбюесгате состояло из двухсот пятидесяти карманных калькуляторов плюс такого же количества батареек и инструкций по пользованию, рубашки, носков, смены белья, туалетных принадлежностей, провизии и десяти кассет для стереомагнитолы. Хоть Дагмар и убеждала его, что по многим приметам зима уже началась, он оставил кожаную куртку отвисать в шкафу и облачился в летнюю канареечную хламиду Подпевая Фредди Кристофферсену, он тронулся в путь. Заправившись на Эльгесетергате, он в снегопаде стал пробираться на юг. Это был тот самый памятный понедельник, когда ехавшие из пригорода в Трондхейм опоздали минимум на два часа. Он одолел Окстадбаккене, добрался до Хеймдала и тут обнаружил, что забыл самое главное — фотоаппарат! Пришлось вернуться за ним и тремя пленками. Вот была бы штука — оказаться на Фрейе без аппарата! Но все хорошо, что хорошо кончается. Если б еще не этот дурацкий снегопад!