Кто закажет реквием

— Хм, — сказал Бирюков, извлекая из внутреннего кармана куртки Подлосника «макаров». — Номер спиленный, как и следовало ожидать. Ты его не помнишь? — спросил он Клюева, кивая на распростертые на грязноватом линолеуме сто восемьдесят пять сантиметров и сто десять килограмм.

— Нет, — помотал головой Клюев.

— Это называется — дороги, которые мы выбираем. Случайно встретил, теперь вот его. Он примерно твоего, возраста, чуть помоложе. И, как оказалось, порядка на два менее способный, чем ты.

Напарник Подлосника, длинновязый малый, стриженный «под горшок», что придавало его голове сходство с головкой мака, только ошалело хлопал глазами, не понимая, о чем же идет разговор.

Тем временем Подлосник замычал и открыл глаза. Со времени его «отключения» прошло не менее трех минут. Он попытался вскочить на ноги, но пошатнулся и опустился на корточки, опираясь руками о пол.

— Э, парниша, — заботливо сказал Бирюков. — После нокаута нельзя так резко двигаться. Эй ты, пойди-ка сюда! — это уже относилось к длинновязому. — Руки подними!

Он профессионально похлопал его по бокам, по пояснице — есть шустряки, которые носят оружие на спине, заткнув его за пояс сзади. Нет, похоже, что Клюев прав — дилетанты.

— Теперь сходи на кухню, намочи там полотенце или тряпицу подлиннее и принеси сюда. Да не вздумай убегать — я тебя, когда догоню, похлеще отмудохаю, чем его!

Длинновязый безропотно подчинился.

Клюев присел на стул, стоявший у противоположной стены, и наблюдал за происходящим. Выглядел он заинтригованным.

Длинновязый вернулся из кухни, держа в руках мокрое, сероватого цвета полотенце.

— Посади его вон туда, — Бирюков указал на продавленный диван, покрытый какой-то тряпицей, — а полотенце обмотай вокруг головы.

И опять приказание Бирюкова было исполнено беспрекословно и точно.

Настала очередь Подлосника узнать Бирюкова. Точнее, узнал-то он его раньше, но только сейчас обрел достаточную ориентацию в пространстве и внятную дикцию.

— Шеф, — прохрипел он, — ну разве ж можно так больно бить?

— Только так и нужно, Подлосник, — наставительно сказал Бирюков. — Слушался бы ты меня лет десять назад, получился бы из тебя человек. А сейчас из тебя даже рэкетира путного не вышло.

Подлосник не ответил. То ли не хотел спорить с Шефом — Бирюков вспомнил, что многие называли его так; не сэнсей, не сэмпай, а именно Шеф, вкладывая в обращение оттенок уважительный, а вовсе не панибратский — то ли переживал по поводу своей бездарности.

Долговязый «Никодим» понимал, что человек, «вырубивший» его коллегу, заслуживает уважения не только потому, что он это сделал («Бля-а-а! Я такой удар фиг когда видел и фиг еще когда увижу!»), но еще и потому, что коллега его — которого он знал вообще-то под кличкой Балык — называет этого человека — атас! — Шефом.

— А хата эта чья? — Бирюков обвел взглядом комнату. Обстановка знавала лучшие времена. Но давно, весьма давно.

— Так, кента одного, — неопределенно сказал Балык-Подлосник.

— Ладно, это важно только в том случае, если сюда вдруг нагрянут менты. Будем считать, что он и в самом деле ваш приятель, хозяин квартиры. Вы пришли к нему в гости, а мы, в свою очередь, зашли в гости к вам. Как же так получилось, что вы бедного лоха раздели? Надо же — десять «штук» с него потребовали.

— Ага, он бедный, — обиженно протянул Балык-Подлосник. — Он их за два месяца соберет — не фиг делать. А то, может быть, и скорее.

— Угу, так и отметим, — кивнул Бирюков. — Вы по собственней инициативе «наехали» на него? Ведь он в городе всего ничего, несколько дней назад приехал. Но предположения свои я все-таки выскажу. Он кому-то когда-то платил, да видно задолжал, так?

— Нет, — помогал головой бывший ученик Бирюкова.

— Тогда я ни фига не понимаю.

— Шеф, я тебе тоже ни хрена не скажу. Но он вроде Паниковского, понимаешь?

— Нарушитель конвенции, что ли? — спросил Бирюков.

Подлосник мельком взглянул на ничего не понимающего «Никодима», кивнул. Бирюков сразу вспомнил о том, что Подлосник тогда, больше десяти лет назад, кажется, учился на первом курсе вуза. Достаточно развитой и грамотный был парнишка. Сейчас ему около тридцати. Его напарник «Никодим» лет на шесть-семь моложе. Но они отличаются друг от друга, как люди, выросшие в разные века и в разных странах. Подлосник сформировался в стране, где, как ни крути, всем правили обман, кумовство, блат, но в которой все же стыдились прослыть «жлобами», «бычарами», старались скрыть свою неотесанность. Для таких же, как «Никодим», образование, эрудиция, воспитание, эстетика — категории абсолютно бессмысленные. Все решает количество «бабок», лучше в валюте, и возможность увеличения притока этих самых «бабок». Методы и средства добывания оных значения практически не имеют, кроме одного условия — они должны быть максимально простыми и не очень трудоемкими.

— Ладно, на нет и суда нет, — пожал плечами Бирюков. — Начальству своему скажите, что лоха у вас кореша его отбили, можете даже сказать кто именно.

— Шеф, «пушки» бы желательно получить обратно, — попросил Подлосник.

Бирюков вопросительно посмотрел на Клюева, тот сказал:

— Без обойм.

Вынув обоймы из пистолетов, Бирюков бросил их по очереди, сначала ТТ «Никодиму», потом «макара» Подлоснику. «Никодим» оказался на удивление неловким, он поймал пистолет, едва не уронив его.

После этого рэкетиры-любители спешно покинули квартиру «одного кента». Клюеву и Бирюкову оставаться в ней хотя бы на минуту дольше вовсе не имело смысла.

— Странноватая история, — сказал Бирюков, глядя вслед удалившемуся «Форду».

— Похоже на прощупывание, — Клюев почесал переносицу большим пальцем. — Этот тип недавно вернулся из-за кордона, статус его здесь не ясен. Вот кто-то из больших и сильных и захотел узнать, что этот Кондратьев из себя представляет.

— Но какая-то часть информации у больших и сильных, похоже, есть. Кондратьев нарушил какое-то соглашение или кодекс.

— А может быть, соврал этот амбал?

— Зачем ему врать? — пожал плечами Бирюков. — Он вообще мог ничего не сказать. Хотя, если бы мы пообещали пристрелить его, он бы и сообщил кое-что посущественней, но я не думаю, что эти примитивы допущены к более или менее стоящей информации.

В тот же день, предварительно созвонившись с Кондратьевым, они вызвали его к себе, в помещение, которое Ненашев называл «офисом», Клюев нейтрально «штаб-квартирой», а Бирюков полусаркастически «конторой».

Это была та самая комнатка с тамбуром, которая раньше принадлежала знакомой Ненашева, возглавлявшей фирму и получившей от Ненашева определение раззвездяйки. По причине того, что девица полностью подтвердила вышеуказанное определение, оказавшись безалаберной и несобранной, фирма тихо угасала. Платить даже почти символическую цену за аренду в ведомственном здании «раззвездяйка» уже не могла, и Ненашев, познакомившись с начальницей общественного учреждения, патронировавшего лопнувшую фирму, за небольшую взятку получил согласие на аренду помещения охранно-сыскным предприятием «Инвереск».

Название предприятия было плодом коллективного творчества и представляло из себя кентавра (по словам Бирюкова), где человеческий перед соответствовал усеченному слову «инвестигейшн», то есть, расследование, а лошадиный зад — слово «рескью», то бишь, спасение. «Победив» с помощью Епифанова органы МВД и сломив сопротивление горисполкома благодаря целенаправленным и умелым наскокам, друзьям в достаточно короткие сроки удалось открыть этот самый «Инвереск».

Конечно же, власти Страны Советов сделали все возможное, чтобы усложнить жизнь новоявленным пинкертонам. Им запрещалось, например, использование технических средств скрытого наблюдения даже на охраняемом объекте. То есть, охранник должен был стоять столбом и смотреть на всех входящих и выходящих и просто шастающих возле «охраняемого объекта» и ни в коем случае не пытаться скрытно наблюдать за ними, даже если они, по мнению охранника, и замышляют какую-то мерзость против «охраняемого объекта». Так что использование «клопа» и высокочувствительного направленного микрофона в случае обнаружения означало бы автоматическое аннулирование лицензии. А сделать это мог любой мент, несмотря на то, что лицензию выдавал не он.