Святой – Гарпун для акулы

– Как настроение, орлы?

– Нормалек.., отлично, товарищ майор! – откликнулся строй по-мальчишечьи радостными голосами.

Сам вид ротного – статного, широкоплечего мужика – вселял уверенность: с таким командиром не пропадешь, выдержишь и огонь, и медные трубы.

– Рота, слушай мою команду! – зычно крикнул Виноградов. – Повзводно шагом марш!

Колонна дрогнула. Первые спецназовцы, грохоча сапогами по металлу аппарели, вошли в самолет.

– Технику надежно закрепили? – спросил ротный у Святого.

– Я проверял…

– Растяжки натянуты?

– Я проверял, товарищ майор! – повторил Святой. – Что стряслось?

– Беда, Рогожин. В городе второй день погромы идут.

Киргизы узбеков, русских… – Майор закурил, сломав несколько спичек. Под нож, в общем, пускают.

– А милиция где, краснопогонники?

– Ну что ты заладил? Какая, к лешему, милиция! Какие внутренние войска! Комбату округ приказал срочно перебазироваться в Ош. Взять под охрану объекты.

– Какие объекты? – непонимающе переспросил старлей.

– На месте укажут. Представитель округа с нами летит.

Давай, Рогожин, дуй к взводу!

Самолет летел уже несколько часов. Фонари светились тусклым молочным светом. Десантный отсек напоминал внутренности библейского кита, который пообедал множеством людей в придачу к пророку Ионе.

Святой прислонился головой к жесткому ребру остова корпуса и заснул. Проснулся он с тяжелой, словно налитой свинцом головой, одуревшей от надсадного рева двигателей.

Самолет оставлял позади все новые километры. Хитроумные электронные приспособления помогали ему не сбиться с пути в ночной мгле.

– Эй, кто курит? – Святой засек в глубине отсека огонек. – Курит кто? Правила напомнить?

– Я это, товарищ старший лейтенант!

– Кто я? – не узнал голоса взводный.

Поднявшаяся с места фигура заслонила проход.

– Голубев, – виновато пробасил командир первого отделения.

– Не ожидал от тебя, сержант! Нарушаешь… – назидательно начал Святой и, внезапно поняв, как глупо его наставления будут звучать сейчас, смущенно замолк. – Садись на место. Я сам к тебе подойду.

Пол самолета исходил мелкой дрожью, и лишь иногда его сильно встряхивало. Осторожно переступая через ноги спящих солдат. Святой пробрался к сержанту.

– Подвинься! – легонько потеснил он одного из отдыхавших спецназовцев.

– А по рогам?! – сквозь сон пробормотал тот.

Голубев легонько поддал плечом забияку, да так, что весь ряд покачнулся.

– Я тебе их пообломаю, Скуридин. Совсем нюх потерял!

Взводного не пускаешь!

– Извините, товарищ старший лейтенант. Я не разглядел в темноте! встрепенулся радист первого отделения. – Слон, ты сказать не мог, да? Обязательно как бульдозер…

– Не ерепенься! Спи… – положил руку на плечо солдата Святой.

– Какой тут сон! Рядом с этим мамонтом! Придавит, – недовольно пробурчал Скуридин.

Из полумрака отсека донесся ехидный голос Серегина:

– Тебя задавишь, бобика московского…

– Глохни, пчелка дохлая! – огрызнулся Скуридин.

– Ребята, я вас чего-то не пойму. Слон, пчелка дохлая…

Вы что – ветеринары? – рассмеялся Святой. – Ну ладно, блатные с гражданки юшкухи приносят. Но вы…

– Все имеет под собой биографическую основу! – подался к нему Скуридин. – Вот Слон, к примеру…

– Что Слон? Про себя расскажи взводному, – глухо протрубил Голубев, пряча притушенный бычок.

– Мы одежду гражданскую сдавали, – не обращая внимания на сержанта, продолжал москвич. – Стоим рядком у склада, прапор по одному запускает, туфтяк гонит: мол, все запакуем и по домам отошлем. А у ворот "деды" собрались, отнимают у нас гражданку, кто артачится – в морду. Голубев подошел и тут же в пятак схлопотал: кроссовки отдавать не хотел. Кроссовки, товарищ старший лейтенант, хреновые, одно только название. А Голубев уперся рогом: не сниму, и все тут. Ну ему еще разок торец шлифанули. Тогда он лапищами за железяку какую-то схватился, вырвал ее с мясом и пошел "дедов" гвоздить! – От восторга Скуридин даже проиллюстрировал свой рассказ размашистыми жестами. – По хребтам, по чайникам… Молотит, блин, всех без разбора.

Куликово поле… "Деды" пищат: "Скотина, нам же домой, а не в госпиталь!.." К прапору на склад ломятся! Прапор перепугался, никого не пускает, караул, – орет, – вызывайте.

Слон носится, кричит: "Всем гробы красным обобью". Потеха! Насилу угомонился. Ну вот… Поуползали "деды", но пригрозили: "Вешайся, "дух", мы тебе этого не простим!"

Мы в карантине курс молодого бойца проходили. Жили на первом этаже нашей казармы, да там и сейчас карантин…

Скуридин сделал паузу, давая понять, что переходит к самому интересному.

– Ночью пробралась компания "дедов" и к нам. Двери в карантине после отбоя запираются. С нами двое сержантиков только что из учебки и дневальный на тумбочке. "Деды" дверь долбают сапогами, вопят: "Отдайте нам этого Слона, иначе всех вас уроем". Сержанты, что салажата, испугались, дежурному звонить собрались.

– Ты, Скуридин, себя не забывай! – напомнил Серегин, пробравшийся поближе к командиру.

– Я про Слона…

– Сам уделался со свистом. Забился в сушилку! – перехватил повествование неуемный младший сержант Серегин. – Про челюсть сломанную что-то гугнил!

– Лажу прешь, Колян. Не было такого! – пытался перечить посрамленный Скуридин.

– Не впаивай старшему лейтенанту мозги! – оборвал его Серегин и перехватил эстафету. – Прут "деды", хай подняли, что дверь сломают. У нас душа в пятках. По рылу схлопотать не очень хочется. А Голубь в одних трусах по коридору рассекает, смотрит, как мы мечемся. Ходил, ходил, потом дневального с тумбочки снял. – Серегин переставил автомат, показывая, как это было. – Тумбочку приподнял, она здоровенная, не из фанеры, а из дерева, разогнался и ею в дверь! Точь-в-точь тараном…

– У меня был похожий случай! – неожиданно вставил Святой и усмехнулся. Вспомнился ему бравый солдат Швейк с его знаменитым: "Аналогичный случай был в нашем полку".

– Да ну! – искренне удивился Серегин. – Расскажите!

– Нет, давай ты до конца боевик свой доводи…

– Дверь Слон вынес! "Деды" врассыпную! Усекли, что тумбочкой по голове схлопотать – вовек не поправиться.

Кому на дембель придурком идти хочется. Вот Вася и стал Слоном. Серегин похлопал Голубсва по плечу. – Строгий, но справедливый!

– Ты, Колька, про пчелок давай! – смутился укротитель "дедов".

– Офигели, зачем товарищу старшему лейтенанту стучать! – осекся Серегин.

– Давай выкладывай! Дорога долгая. Надо же мне знать, какими головорезами командую! – иронично заметил развеселившийся Святой. – Вот Голубева я дразнить уже не буду. Рэмбо!

Незаметно проснувшийся взвод собрался около своего командира. Солдаты сели в проходе, подложив под себя рюкзаки.

– Напился Серегин в увольнении, – нехотя начал Скуридин. – Вернулся в часть на полусогнутых. У КПП командир дивизии стоит. Сгреб Коляна, трясет: "Из какого подразделения? Позор! Пьяный спецназовец хуже свиньи…"

"Свинья – животное с наиболее развитым интеллектом, – авторитетно заметил Серегин. – Французы их обучают трюфеля рыть, а англичане на таможне наркотики искать натаскивают".

– Колошматит Коляна, – взахлеб тараторил Скуридин. – Посинел комдив от злости…

– Выбирай выражения, трещотка. О командире дивизии говоришь! – одернул Голубев – ..А Серегин ему: "Мертвые пчелы не жужжат!" И все!

Взрыв хохота потряс мрачные внутренности транспортника. Громче всех гоготал сам Серегин.

Святой понимал, что должен сказать нечто назидательное о недопустимости пьянства в войсках, но сам смеялся до колик в животе. Отдышавшись, он все-таки выдавил:

– Попадешься, Серегин, я тебе лично клизму литров на пять ввинчу и в клозет сутки пускать не буду!

– Заметано, товарищ старший лейтенант! С киром завязал. У меня трагедия в тот "увал" приключилась…