Формула смерти

– Он мне не нравится. Будь с ним осторожнее. А фотография его брата полковника есть?

– Да, – Ренат ударил по клавишам, и на мониторе появилось изображение полковника ФСБ Комова. – Я на него собрал хороший компромат, – ткнув пальцем в экран, сказал Ахмедшин, – такой, что ему не вывернуться.

– Читал, – брезгливо усмехнулся чернобородый.

– Я разрабатываю несколько каналов сразу.

– Поторопись.

Мужчины стояли за спиной Рената, смотрели на экран.

– Там на тебя надеются, – веско произнес Абдулла. – Думаю, Аллах тебе поможет.

Ренат тотчас состроил набожное лицо. Мужчины за его спиной расправили плечи.

– Вот все исходные данные, – Ренат вытащил из компьютера и подал Абдулле зеленоватый диск.

– Диск хорош на перспективу, но нам надо реальное дело. Время не терпит, довольно скоро все начнется, – он говорил туманно, не посвящая Ахмедшина в суть предстоящей операции, – тогда мир вздрогнет. Аллах с нами, а он всемогущ.

– Да, да… – кивал Ахмедшин.

– В следующий раз встретимся в новом месте, Ахмед передаст тебе инструкции. А теперь пойдем, – Абдулла взял гостя за локоть и пригласил на второй этаж.

Двое мужчин остались сидеть внизу на ковре у низкого столика. Наверху в кабинете Абдулла уселся за мощный компьютер, но не включал его.

– Ты хорошо работаешь, тобой довольны. Денег не жалей, трать, сколько сочтешь нужным.

Мы поможем тебе легально заработать. За этим дело не станет. Помни, самое главное – время. Материал, который ты переправил, уже проверили. Твой подход к работе нравится: ты неординарен.

Ренат стоял, глядя на Абдуллу.

Тот воздел руки к небу:

– Обидно, что сорвалось со Смоленским.

– Я не мог предположить, что он выбросится с балкона сам, когда поймет, что хода назад у него нет. Я просчитал его, он боялся боли, но не учел, что религиозный человек способен на самоубийство.

– Сейчас бы мы имели все, что нужно. Ренат, ты предал своих друзей, когда инсценировал собственную смерть и исчез с деньгами. Ты предал джихад. Мы помогли тебе вновь стать на ноги в Москве. Торопись, завтра же улетай.

Ренат хотел сказать, что у него билет куплен: он собирался пробыть в Барселоне три дня, но возражать не стал. Завтра так завтра.

– Думаю, все будет хорошо.

Мужчины воздали хвалу Аллаху и покинули кабинет.

Ренат простился со всеми.

Водитель стоял у машины.

Когда автомобиль выехал со двора, Абдулла улыбнулся. Два его спутника, почти всю встречу хранившие молчание, приблизились к нему.

– Он все сделает, – произнес Абдулла. – Но он жаден, – арабы переглянулись. – Нас сейчас интересуют не деньги, я правильно говорю? Деньги – ничто, наша цель велика, мы должны выполнить миссию. Это наш долг. Вы вылетаете сегодня, я уеду завтра.

Из своего номера Ахмедшин позвонил в Москву и поинтересовался, не звонил ли ему Горелов. Когда секретарша сообщила, что утром был звонок, Ахмедшин довольно улыбнулся.

«Он у меня на крючке, – отключая телефон, подумал татарин. – Когда понадобится, он сделает все, ему от меня не отвертеться. А теперь я могу расслабиться».

Ренат Ахмедшин повязал дорогой галстук, надел вечерний костюм и отправился гулять по городу. Он спешил насладиться жизнью, словно чувствовал, что эта радость будет слишком короткой. Он заглядывался на женщин, придирчиво оценивал их и, одаривая улыбками, шел дальше, спокойный и уверенный в себе.

В баре к нему подсел высокий статный блондин. Некоторое время молчал, потом, не глядя на Рената, спросил:

– Вы встречались с нашими афганскими друзьями? – по-английски блондин говорил с явным американским акцентом.

– Да.

– Они пока довольны?

– И что вы их ведете, не подозревают, – ухмыльнулся Ренат.

– Я должен предупредить вас, если вы ввязались в двойную или тройную игру, она плохо кончится. Вы работаете только на нас. Берите деньги, если они их вам предлагают, но каждый шаг, совершенный вами, – с нашего согласия. В Москве наши люди тоже следят за вами, не расслабляйтесь.

– – Я почувствовал вашу опеку.

– Прокол с академиком Смоленским вам дорого обойдется. Мы потратили на его программы уйму денег ради того, чтобы добыть информацию. Вы же не предотвратили самоубийства, вы его спровоцировали. В результате мы не знаем, куда академик спрятал материалы разработок.

– Я ищу. Разрабатываю коллег Смоленского. Кому-то из них он отдал материалы. Во второй раз я не допущу ошибки. Сам встречаюсь с людьми, веду беседы, определяю их слабости и предпочтения, склад психики. Скоро я сумею надавить на них. Сами отдадут.

– Не забывайте, это мы вас вытянули на свет, без нас вы были бы мертвецом, и в наших силах восстановить статус-кво. Мы постоянно следим за вами, – напомнил блондин и, оставив на стойке недопитый бокал пива, вышел из бара.

Викентий Федорович Смехов сидел на своем любимом месте, на краю четвертого ряда трибун теннисного корта, и, подавшись вперед, следил за двумя играющими мальчишками. Его глаза не провожали белую точку мяча, перелетавшего через сетку над ярко-зеленой травой. Сама игра немолодого мужчину абсолютно не занимала.

Когда выдавались теплые погожие дни без дождя и ветра, он неизменно приходил на теннисные корты. Когда же шел дождь и дул холодный ветер, шел в гимнастический зал или в бассейн. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что это пенсионер на заслуженном отдыхе, приведший внука на тренировку. Но кто из этих двоих юрких и грациозных мальчишек его внук, понять было невозможно, он обоим уделял одинаковое внимание.

Взгляд глубоко посаженных глаз под черными густыми бровями был непроницаем, холоден и спокоен. Лишь иногда брови сходились к переносице, образовывая вертикальную складку, губы поджимались, на лице возникало подобие недоброй улыбки, приторной и неприятной, а под гладко выбритой кожей щек начинали бегать желваки.

Викентий Федорович сцеплял тонкие пальцы, украшенные двумя серебряными перстнями, и хрустел суставами.

– Ну, родной, давай вставай, скорее! – бормотал мужчина сладким тенором и откидывался на спинку кресла.

Поскользнувшийся мальчишка кривился от боли, тер ушибленное колено и прихрамывая шел за мячом.

Одна пара игроков сменялась другой, мужчина же оставался сидеть на своем месте. Иногда он опускал руку, брал бутылку с минеральной водой и делал несколько глотков прямо из горлышка. Капли воды стекали по подбородку, падали, оставляя темные пятна на белой ткани куртки. Викентий Федорович рукавом обтирал рот, продолжая самозабвенно любоваться нескладными подростками.

Когда игра заканчивалась, пошатываясь, словно после стакана водки, мужчина покидал трибуны теннисных кортов и неторопливо шел домой. Викентий Федорович жил в роскошной трехкомнатной квартире в старом доме на Беговой, неподалеку от ипподрома. Жил он один, жены у него никогда не было, А если не было жены, значит, не было и детей. Но детские голоса и смех часто звучали в его огромной квартире.

Викентий Федорович Смехов хоть и был мужчиной далеко не молодым, но любил ходить в спортивно-тренировочном костюме с белыми лампасами, в дорогих кроссовках, в спортивной куртке с капюшоном и серой бейсболке с длинным плотным козырьком. На плече, как правило, висела сумка с белым трилистником и надписью «Adidas». В нагрудном кармане белой куртки неизменно находилась трубка мобильного телефона.

Трубка завибрировала. Викентий Федорович быстро извлек трубку из кармана, прижал ее к уху и, подойдя к дереву, произнес:

– Слушаю вас, говорите.

– Здравствуйте, – услышал он приятный мужской голос.

– Ба, Александр Павлович! – радушно поприветствовал мужчину Смехов. – Сколько лет, сколько зим!

– Если мне, то не так уж и много, – услышал Смехов в ответ.

– Давненько я вас не слыхал.

– Был в отъезде, так сказать, за пределами нашей родины.

– Приятно слышать. Небось отдыхали где-нибудь на островах?