Полынь и порох
Полынь и порох читать книгу онлайн
Россия, залитая огнем Гражданской войны, кровавая мясорубка на Дону, некогда прозванным Тихим…
Трое молодых парней, недавних гимназистов, сражаются против красных. В их душах любовь к тому миру, который рушится на глазах. В их сердцах ненависть к захлестнувшим родину бесовским ордам.
Как выжить в этом кошмаре и остаться людьми? Как победить предательство, пустившее корни в самом сердце белого казачества?
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Дмитрий Вернидуб
Полынь и порох
Глава 1
«…По приглашению атамана Каледина во дворец на утреннее экстренное заседание собрались члены Донского Правительства, прибывшие, кстати сказать, далеко не в полном составе.
Каледин в сжатой форме доложил обстановку.
– В моем распоряжении, – докладывал Атаман, – находится сто, самое большее – сто пятьдесят штыков, которые и сдерживают большевиков на Персиановском направлении. Перед вашим приходом я получил сведения от приехавшего помещика, что колонна красной кавалерии, по-видимому, обойдя Добровольческую армию, движется по направлению к станице Грушевской. От генерала Корнилова мною получена телеграмма. Корнилов извещает о своем намерении покинуть Ростов и настоятельно просит срочно отправить офицерский батальон с Персиановского фронта в его распоряжение. Как видите, дальнейшая борьба невозможна. Она приведет к бессмысленным жертвам и напрасно пролитой крови. Прихода большевиков в Новочеркасск можно ожидать с часу на час. Мое имя, как говорят, „одиозно”. Поэтому я решил сложить свои полномочия, что предлагаю сделать и Правительству. Прошу высказываться, но как можно короче. Разговоров и так было достаточно. Проговорили Россию…
Впервые за все время никто из членов парламента не протестовал. Слова Атамана и его решительный тон с одной стороны, с другой – безысходная, жуткая обстановка, угрожавшая их личной безопасности, – очевидно, произвели на присутствующих удручающее впечатление. Все быстро согласились с Калединым, сложили свои полномочия, решив передать власть Городской Думе и „демократическим организациям”. Предполагалось составить официальный акт о передаче власти к четырем часам пополудни. Но не успели последние члены Правительства покинуть дворец, как с быстротой молнии пронеслась весть, что Донской атаман Алексей Максимович Каледин выстрелом покончил счеты с жизнью…
В конце января – начале февраля 1918 года объединенные красногвардейские отряды, используя как плацдарм близлежащие, населенные шахтерами территории, повели наступление на донскую столицу. Падение Новочеркасска становилось неизбежным, и предчувствие неотвратимой катастрофы овладело всеобщим сознанием, сгущая нездоровую предгрозовую атмосферу. Страх и отчаяние, озлобление и разочарование, а вместе с ними преступная беспечность захватывали массы.
Новочеркасск, в сущности, был открыт и легко уязвим, и всякая мысль об ответной наступательной операции отпадала сама собой. Добровольческая армия Корнилова и Алексеева покинула город, сейчас она оставляла Ростов, а главный источник подпитки ополченческих частей (по аналогии с Отечественной войной 1812 года именовавшихся партизанскими отрядами) – юнкера, студенты, гимназисты и редкие, верные присяге офицеры и казаки – почти совсем прекратился».
Из дневников очевидца
Два человека, один в штатском, другой – в военной форме, стаяли посреди улицы на пронизывающем февральском ветру.
– Я сам видел, как полковник Федорин пересчитывал и принимал ящики! – поправляя пенсне, возбужденно шептал фотограф Ценципер. – Я даже снимок сделал! Вот, смотрите: в штатском – представитель Добрармии. Он в чине генерала. Я месяц назад его при всем параде… художественно… А это ваш полковник Смоляков, а это…
– Послушайте, маэстро, – перебил его казачий офицер в чине подъесаула, – то, что вы отменный портретист, весь Новочеркасск знает. А по мне, так лучше бы «физиономию» ящика предъявили, как говорится, анфас и профиль.
– Обижаете, Валерьян Николаевич. Я и так сильно рисковал. Шутка ли – два часа в пакгаузе сидеть. А если б они его проверили? Да и что, у меня труба подзорная вместо объектива, что ли?
– Ладно, ладно… Дальше.
– Как только ящики выгрузили – а они, замечу вам, хоть и невелики, но два казака еле тянут, – сам Походный атаман пожаловал. С бо-ольшой охраной!
Тут, пропуская мимо офицерский патруль, подъесаул Валерьян Николаевич Ступичев отвернулся и сделал вид, что прикуривает.
– А что же, полковник Смоляков с чинами отбыл?
– Да нет, – замотал головой фотограф, – с грузом.
– Вот это уже утешает, – собеседник Ценципера провожал взглядом ссутуленные холодом спины патрульных, выдерживая паузу.
– Итак, – продолжил он, подводя черту, – вы помните, что делать. Лошадей наймите получше, да не торгуйтесь. И матросов, и грузовик ждите у кладбища. Могилу выройте подальше и поглубже. Ясно?
– Да. Но зачем могилу?
– В одном из ящиков превосходные клише для печати немецких марок. Это имущество бывшего разведотдела Генерального штаба. Вы хотите стать миллионером, Ценципер?
– Очень хочу. Только вот… – Похожий на клетчатого грача фотограф замялся. – Сейчас денег дадите?
Офицер досадливо поморщился, сунул клетчатому пачку кредиток и, подняв воротник, зашагал прочь.
Собранный с миру по нитке отдел оперативной связи включал в себя нескольких штабных офицеров во главе с полковником Смоляковым, по совместительству вторым генерал-квартирмейстером, десяток штатских телеграфистов и взвод полевой связи численностью не более отделения, мотавшийся вокруг Новочеркасска на чихающем грузовике. Подъесаулу Ступичеву, поступившему на службу сравнительно недавно, было поручено составление ежедневной оперативной сводки на основе телефонных и телеграфных сообщений. Валерьян Николаевич, по документам – демобилизованный офицер, был исполнителен, аккуратен и у начальства нареканий не вызывал. В сложившейся обстановке, когда красные все туже сжимали петлю осады на горле агонизирующего города, такие качества были весьма похвальны.
После трагического самоубийства донского атамана Каледина мысли большинства офицеров штаба были направлены в основном на изобретение планов наиболее безопасного бегства. Об этом говорили открыто, не стесняясь. Тем более что на следующий день после рокового выстрела недосчитались нескольких высших чинов. Возник большой спрос на штатское платье, транспортные средства и накладные бороды. Градом посыпались рапорта о болезнях.
В этой обстановке вновь назначенный Походный атаман Попов и его начальник штаба полковник Федорин проявляли удивительную таинственность. Они только и делали, что созывали закрытые совещания. А их равнодушие и беспечность в отношении подчиненных вынуждали каждого заботиться о себе самостоятельно.
Казалось, в штабе остались только два самоотверженно работающих офицера – полковник Смоляков, назначенный исполнять обязанности «заболевшего» 2-го генерал-квартирмейстера, и подъесаул Ступичев.
Последний явно зачастил с визитами к хозяину фотоателье Ценциперу. Их пару раз видели за богато накрытым столом в ресторане гостиницы «Московская» в обществе фривольных дам, а также хорошо одетого, похожего на часовщика господина с акцентом.
А десятого числа Ценципер заявился прямо в штаб.
– Вы с ума сошли! – зашипел на него Ступичев. – Позвонить нельзя, что ли?
– Да бросьте уже, Валерьян Николаевич, не сегодня-завтра начнется такой драп… Сиверс уже вошел в Ростов! Сами знаете, что пора. Мне сообщили: матросы на подходе.
– Пора будет, когда побегут, – Ступичев схватил Ценципера под руку, увлекая в отдельную комнату. – Голубовцы заняли Бессергеневку – я никому не докладывал. Да и некому. Одно слово – бардак. Подождем «внезапного» штурма.
Всю ночь ружейная трескотня и пулеметные очереди сотрясали окраины Новочеркасска. Рабочие и уличный сброд неказачьего происхождения, вооруженные заводскими комитетами, нападали на патрули и принялись выбивать ополченские караулы из предместий.
Алешка Лиходедов и начальник караула старший урядник Угода то и дело осторожно выходили на улицу, вслушиваясь в хлопающую выстрелами темноту.
Где-то в районе вокзала настойчиво, длинными очередями лупил пулемет. Слева, судя по всему, в районе Барочной, и справа, у Петербургского спуска, шли ожесточенные перестрелки.
