Малое прекрасно. Экономика для человека. Карта для заблудившихся.

Различение между эпистемологией и онтологией, или между тем, что поддается нашему познанию и тем, что действительно существует, обретает смысл только при изучении более высоких Уровней Бытия. Возьмем в качестве примера феномен жизни. Мы в состоянии распознать жизнь, поэтому люди говорили о «витализме», о жизненной силе и утверждали, что «во всех живых существах присутствует внутренняя сила, — неуловимая, неописуемая и неизмеримая, — активирующая жизнь» [200]. Но эта здравая точка зрения неприемлема для предписательных наук. Утверждается, что Эрнест Нагель, философ науки, «положил конец витализму» в 1951 году, заявив, что вопрос с «жизненной силой» закрыт, «поскольку витализм оказался бесполезен в биологических исследованиях, а альтернативные подходы имеют большую эвристическую ценность» [201].

Примечательно, что в этом заявлении против витализма речь идет не о его истинности, но о его пользе. Смешение этих двух понятий — очень распространенная и вредоносная ошибка. Понятием «польза» — совершенно легитимным методологическим принципом — подменяют понятие истинности и раздувают из него теорию, претендующую на универсальную правдивость. Как отметил Карл Штерн, «метод становится менталитетом» [202].

Предположение считается ложным не потому, что оно не соответствует наблюдаемым нами фактам, а потому, что им нельзя руководствоваться в исследованиях и оно не имеет эвристической ценности. С другой стороны, как бы неправдоподобно ни выглядела теория с позиций здравого смысла, она считается истинной просто вследствие ее «высокой эвристической ценности».

Задача описательных наук — это описание. Ученые, занимающиеся этими науками, знают, что мир полон чудес, по сравнению с которыми все человеческие планы, теории и другие измышления кажутся детским лепетом. Поэтому многие из них обладают научной скромностью и, в отличие от Декарта, вовсе не считают своим призванием стать «хозяевами и властителями природы» [203]. Однако достоверное описание должно быть не только точным, но и доступным восприятию человеческим умом, а ум не может переварить бесконечное скопление фактов. Поэтому совершенно необходимы классификации, обобщения и объяснения, — другими словами, теории, предлагающие некоторые соображения касательно того, как «увязать воедино» факты. Такие теории не могут быть «научно доказаны». Чем шире охват теории в описательных науках, тем больше приходится принимать ее на веру.

Универсальные теории в описательных науках можно разделить на две категории: одни видят в описываемых фактах смысл и работу разума, другие — лишь игру случайности и необходимости. Ясно, что ни первое, ни второе нельзя «увидеть», то есть воспринять человеческими органами чувств. В Четвертой Сфере Познания мы наблюдаем лишь материальные явления, а стоящие за ними смысл и назначение, разум или случайность, свобода или необходимость, так же как жизнь, сознание и осознанность, недоступны восприятию органами чувств. Мы находим и видим лишь «знаки» и выбираем степень их значимости. Истолковывать эти знаки как случайность или необходимость так же «антинаучно», как и заявлять, что они — проявления сверхчеловеческого разума: первое является таким же актом веры, как и второе. Это не значит, что все объяснения знаков одинаково истинны или ложны при любой степени значимости или на любом Уровне Бытия; это лишь значит, что истинность или ложность таких объяснений определяется на основе не научного доказательства, но здравого смысла, который настолько же выше простой логики, насколько ум программиста выше компьютера.

Обсуждаемые различия имеют поистине глобальное историческое значение, когда речь заходит о, возможно, самом влиятельном современном учении, Учении об Эволюции. Понятно, что это учение никак не предписательное, а описательное. Поэтому встает вопрос: «Что же оно описывает?»

Джулиан Хаксли определяет эволюцию как «используемое в биологии универсальное понятие без четких границ, применяемое в отношении любого изменения, происходящего в строении животных и растений…» [204] То, что с течением времени физический облик животных и растений действительно менялся, подтверждается многочисленными находками их окаменевших останков в земной коре. При помощи радиоактивного датирования ученые очень точно определили возраст этих окаменелостей и расположили их в исторической последовательности. По этой и другим причинам можно считать, что эволюция, как обобщение в рамках описательной науки изменения форм жизни, установлена с полной достоверностью.

Однако Учение об Эволюции — совсем другое дело. Не желая ограничиваться системным описанием изменения форм жизни, оно будто бы доказывает и объясняет это изменение, словно речь идет о предписательной науке. Это философская ошибка с катастрофическими последствиями.

Нам говорят: «Дарвин сделал две вещи: показал, что эволюция действительно противоречит библейской легенде о творении мира и что причина эволюции, естественный отбор, действует автоматически и не оставляет места божественному промыслу» [205]. Каждому, кто способен к философскому мышлению, должно быть ясно, что научное наблюдение как таковое не в состоянии сделать эти «две вещи». «Творение» и «божественный промысел» никак не поддаются научному наблюдению. Любой селекционер знает наверняка, что отбор, включая «естественный отбор» приводит к изменению форм животных или растений. Поэтому с научной точки зрения корректно будет сказать, что «естественный отбор является одним из средств эволюционного изменения». Мы даже можем доказать это на практике. Но кто вправе заявлять, будто тем самым доказано, что «естественный отбор действует автоматически и не оставляет места божественному промыслу»? Можно доказать, что люди находят деньги на улице, но это вовсе не означает, что находки на улице составляют единственный источник доходов человека.

Все начинается с невинного объяснения изменений в строении живых существ; затем ни с того ни с сего утверждается, что это учение якобы также объясняет развитие сознания, осознанности, языка, общественных институтов и даже происхождение самой жизни. Нам внушают, будто «все биологи принимают существование процесса эволюции; они также признают, что причина ее — естественный отбор». Поскольку появление жизни считается «значительным эволюционным событием» [206], нам предлагается поверить в то, что даже неодушевленная материя — ловкий участник естественного отбора. Создается впечатление, что для Эволюционного Учения даже самая малая вероятность какого-либо события принимается как научное доказательство того, что это событие действительно произошло:

И на этом основании мы должны поверить в то, что живые существа возникли совершенно случайно и, появившись, смогли выжить во всеобщем хаосе: