Русская военно-промышленная политика 1914—1917

В расчете выгородить себя, удобных подставных фигур они нашли в лице вождей цензовой «общественности»: нужно было лишь вынудить их «не только критиковать, но и активно действовать», а для этого допустить «общественных деятелей», представителей легальной оппозиции к делам по снабжению армии. «Родзянко так много шумит, пусть же он теперь сам поработает, а участие его снимет у них возможность потом критиковать», — пояснял этот замысел Сухомлинову Янушкевич. «Надо все сделать, чтобы Родзянко и всем членам Думы казалось, что это новое и важное дело, и чтобы они сознавали свою ответственность… Будет польза политическая», — развивал ту же мысль Кривошеий при обсуждении в Совете министров вопроса о включении думцев в состав Особого совещания по обороне. «Это есть только совещание, собранное по соображениям тактического свойства или политического». Или, как сказал Горемыкин, «совещание при военном министре, у коего права, для [дезориентации] общественного мнения»{654}.

К снабжению армии были допущены Земский и Городской союзы, заводчикам разрешено создать независимые от власти военно-промышленные комитеты, депутаты Государственной думы, члены Государственного совета и Центрального военно-промышленного комитета включены в состав Особого совещания по обороне. В этой новой обстановке одним из направлений политической борьбы, правительственной пропаганды становилось разоблачение хищнического поведения предпринимателей, извлекавших — при содействии представителей «общественных организаций» в органах снабжения — невиданные в мирное время прибыли. Одновременно, в августе, в Военном министерстве началась оптимизация денежной отчетности, направленная на искусственное занижение фактических издержек по казенным заводам.

В предвоенные годы чины, занимавшиеся снабжением армии, при назначении цен на вооружение и боеприпасы добивались понижения расходов по заказам в частной промышленности, используя в качестве рычага ведомственные заводы: слишком алчный предприниматель мог не получить поставку, ее передавали в «наряд» казенному заводу. Государственная промышленность исстари, со времен Екатерины II, рассматривалась как «регулятор цен» по военным заказам.

В условиях, когда начались поиски виновников катастрофы, эта теория «регулятора» приобрела характер наступательного идеологического средства против оппозиционной «общественности». Петроградское охранное отделение сделало из агентурных донесений вывод и 23 октября 1915 г. доложило его правительству, что «основная идея тактики» умеренных кадетов — «систематическое дискредитирование деятельности правительственных органов постоянным противупоставлением образцовых действий общественных учреждений» и что кадеты испуганы слухами «о намерении правительства в самом близком будущем ограничить сферу деятельности и компетенцию» этих учреждений{655}. В тот же день «Новое время» поместило «письмо в редакцию» Маниковского, опровергавшего заслуги «общественных организаций» (зря себя нахваливают, еще не дали ни одного снаряда!). Оно было максимально использовано в дальнейшей пропаганде «органами рептильной печати» как неоспоримый аргумент, исходящий от самого компетентного и объективного лица, «заслуженного боевого генерала», создавало идеальный «предлог для открытия похода против военно-промышленных комитетов»{656}.^[167]

На одном из ближайших заседаний, 3 ноября 1915 г., Совет министров обсудил этот вопрос в связи с ассигнованием 300 тысяч рублей на организационные расходы Центрального военно-промышленного комитета. В деятельности военно-промышленных комитетов была отмечена «чрезмерная преувеличенность цен по передаваемым частной промышленности заказам». В журнале заседания Совета министров это подтверждалось сопоставлением тех цен, которые назначали частные заводы, с теми, по которым работали казенные заводы горного ведомства: «Так, цена на 3-дюймовые шрапнели, поставляемые горным ведомством, колеблется между 6 руб. 40 коп. и 8 руб. 50 коп., а последние заготовительные цены для частных заводов достигают 14 руб. 25 коп.; 3-дм гранаты поставляются горным ведомством по 6 руб. 90 коп…. а частными заводами — по 12 руб.». Далее были перечислены такие же расхождения цен, назначаемых казенными и частными заводами, по другим снарядам. Был приведен и «самый разительный, однако, пример непомерного подъема цен»: наиболее массовая 3-дм полевая пушка, изготовляемая казенными заводами «по нормальной цене 3750 руб.», обходилась при заказе частным заводам «в 7000 руб., 9000 руб. и даже 12 000 руб. за орудие». В этом обнаруживались признаки «нежелательного и вредного стремления объединившихся промышленников и посредников, пренебрегая благом общим и интересами государственными, извлекать из обстоятельств военного времени возможно большие выгоды». Совет министров, высоко оценив своевременное разоблачительное выступление Маниковского в «Новом времени», сожалел, что указания на «корыстные побуждения» в деятельности общественных организаций «лишь в единичных случаях проникали в повременную печать», она вообще чересчур «благожелательно» относится к «общественно-промышленным организациям». Такая односторонность печати «вводит в заблуждение общественное мнение, утверждая в нем превратное убеждение в безупречном и плодотворном функционировании [военно-промышленных] комитетов, противополагаемых оказавшимся будто бы несостоятельными правительственным органам», а это «роняет престиж» правительства. Совет министров сделал вывод, что освещение в печати «отрицательных сторон деятельности комитетов представляется существенно необходимым»{657}.^[168]

Решительный шаг в этом направлении был сделан, когда в феврале 1916 г. с трибуны Государственной думы вождь правых, Н.Е. Марков, не ссылаясь прямо на журнал Совета министров от 3 ноября, точно воспроизвел по этому документу сопоставления цен — «не для того, чтобы опорочить» военно-промышленные комитеты, язвительно пояснил он. Просто «нельзя так огульно хвалить только общественные организации и только порицать казенные», где вооружение изготовляется «примерно вдвое дешевле, чем патриотически настроенными общественными организациями и частными заводами»{658}.

Пока в Думе и в газетах развертывалось публичное разоблачение военно-промышленных комитетов, ведомства занимались дальнейшим накоплением материала. Первоначально разработку в этом направлении вопроса о ценах по контрактам с частной промышленностью Совет министров возложил на Министерство торговли и промышленности, но затем была создана комиссия во главе с начальником ГАУ (такую же работу провели чиновники МПС и Морского министерства). Итог усилий комиссии Маниковского выразился в виде сводки о соотношении цен частных и казенных заводов по разным типам артиллерийских снарядов. Смысл ее сводился к тому, что казенные предприятия всегда работали дешевле и на одних только снарядах дали государству экономию в размере миллиарда рублей.

Эту таблицу Маниковский привел в обоснование выдвинутой ГАУ в октябре 1916г. программы строительства около 40 новых казенных заводов (минимум на 600 млн. руб.), а в 1920 г. воспроизвел ее в своем труде «Боевое снабжение русской армии», пользовавшемся в дальнейшем большим успехом и дважды (в 1930 и 1937 гг.) переизданном в поучение советским артиллеристам. Яркость разоблачительных данных, их предельная конкретность и авторитетность источника навсегда привлекли к этой сводке внимание историков. В советской стране и в эмиграции{659}^,[169] они одинаково осуждали поведение дельцов, наживавшихся на народном бедствии. Сама таблица или извлеченные из нее показатели воспроизведены в десятках исторических сочинений{660}, не исключая новейшие. Актуальность этому вопросу придает заметная в современной литературе тенденция — показать преимущества государственного военно-промышленного производства над частным и, шире, раскрыть антинациональный, предательский характер деятельности всякой оппозиции и вообще любой независимой инициативы. Резкая критика по адресу ВПК и других «общественных» организаций и деятелей «неоднократно повторялась историками в Советском Союзе и на Западе, — отмечает Дж. Санборн, — и в данный момент она снова набирает популярность», подкрепляя более общие «ущербные интерпретации», порочащие русский либерализм. Вопрос, могли ли казенные учреждения справиться с теми же задачами лучше, — «вопрос интересный и важный, хотя я подозреваю, что ответ на него будет отрицательный»{661}.