Русская военно-промышленная политика 1914—1917

Наиболее крупному поставщику авиамоторов, «Русскому Рено», Подготовительная комиссия Особого совещания по обороне 2 февраля 1917 г. одобрила заказ на 1000 авиационных двигателей «автомобильного типа» для поставки с ноября 1917 по середину 1918 г. При этом «Русский Рено» выдвинул «ряд пожеланий о содействии ему Управления [военного воздушного флота] в получении материалов, топлива, машин, станков, магнето, рабочих рук и пр.». По предыдущему контракту на моторы того же типа (утвержденному 12 октября 1915 г.) ГВТУ также оказало «содействие заводу по получению готовых частей из Франции для сборки в России части заказанных моторов». В феврале 1917 г. Общество заявляло, что «обязуется изготовить моторы и запасные части на его русских заводах и из материалов русского происхождения» — с многозначительной оговоркой: «исключая тех, которые не представляется возможным найти на русском рынке». Со своей стороны, Управление аттестовало «Русский Рено» как «один из немногих русских моторных заводов, который, обладая достаточным оборудованием, техническими силами и преемственностью производства от такового же во Франции, в состоянии выполнить заказ в обусловленный срок на такое количество моторов и оказать действительное содействие в снабжении аэропланов моторами русского изделия»{641}.

В 1914–1916 гг. заводы, действовавшие в России, дали авиации треть нужных ей двигателей. За ноябрь 1915 — ноябрь 1916 г. было доставлено из Франции и Англии 1184 двигателя; с русских заводов — около 500. В момент наивысшего развития русская промышленность дала в 1916 г. 1769 самолетов (666 моторов){642}.^[164] В Германии в тот же год выпуск самолетов достиг 8182 (7823 двигателя), во Франции — 7549 самолетов и 16 875 моторов, в Великобритании — с июля 1915 по февраль 1917 г. — 7131; при этом треть моторов для английских самолетов поступала из Франции{643}. Но и такое сравнение хромает, поскольку в значительной части русские показатели и по моторам и по самолетам относятся к сборке из готовых деталей и узлов. Разработкой авиационных двигателей занимались в лабораториях и мастерских Кораблестроительного отделения Петроградского Политехнического института{644}, но оставалось в силе суждение М.В. Алексеева: «Главная причина слабого развития авиации у нас — это отсутствие двигателей. В этом отношении мы беспомощны. Корпуса аппаратов мы делаем, а “души” их — моторы — производить не можем»{645}.

В целом в 1912–1916 гг. русская авиапромышленность «сделала мощный скачок». Это было «большим достижением для страны с только начинавшей развиваться машиностроительной промышленностью». При этом она «оставалась несамодостаточной, однобокой. По сути, в России научились делать только планеры самолетов и пропеллеры. Собственной конструкторской школы по двигателям не сушествовало. Оставалось неосвоенным производство приборов, авиационного вооружения, электрооборудования, радиаторов», алюминиевого литья, специальных сталей. И все же за годы войны авиация получила 3761 самолет отечественного изготовления{646}. В свете приведенных Д.А. Соболевым данных о зависимости русского производства от поставок из Франции выглядит преувеличением его вывод о том, что хотя бы в снабжении самолетами истребительных авиаотрядов «в целом отечественные заводы справились с задачей», поскольку из России поступило «более половины» их парка{647}.

Прочее: заокеанские подковы, шипы и сёдла

Моторизация армии, при всех ее успехах, не означала отказа от лошадиных сил. При этом снабжение фронта подковами и шипами представляло собой нелегкую задачу. В начале 1915 г. выяснилось, что получить от русской металлургии подковы «быть может и возможно», как выразился главный интендант, «но что касается шипов, то за перегруженностью специальных заводов нарядами военного ведомства, за недостаточностью… металла и необходимых оборудований» заготовить их внутри России не удается. «Большинством поступающих ныне предложений от разного рода мастерских, заводов и предпринимателей изъявляется согласие на заготовление лишь подков, но без шипов». «Наиболее крупный специальный завод Посселя» отказался от подряда на 60 млн. шипов из-за отсутствия материалов и недостаточности заводских помещений. Другой специальный завод, Оршанский, не имея материалов, не смог исполнить данный ему заказ на шипы. Прочим предприятиям потребовалось бы еще выписать из-за границы необходимое для изготовления шипов оборудование. Все это вынуждало интендантское ведомство продолжать заказывать шипы преимущественно на американских заводах{648}.^[165] Завод Посселя, входивший в военно-промышленную группу Русско-Азиатского банка, подобно Путиловскому и другим не справлявшимся с военными заданиями предприятиям группы, 9 ноября 1915 г. подвергся конфискации{649}, после чего именовался Петроградским военно-подковным заводом.

Заказами за границей ГАУ покрывало и другие потребности артиллерийского транспорта и кавалерии. Юго-Западный фронт в апреле 1915 г. требовал 25 тысяч вьючных сёдел, но оказалось, что российская промышленность может дать в течение ближайших 10 месяцев только 3900 и придется делать заграничный заказ. Действительно, во время войны сёдла, конскую амуницию доставляли из-за океана: в марте и мае 1916 г. из США двигались пароходы с 41 тысячью сёдел^[166]. (Едва ли поэтому прав эксперт, который, довершая средствами статистики «разрушение ангажированных идеологических стереотипов» советской историографии и пересматривая «сложившиеся догмы и перекосы практики изучения отечественной истории», полагает, что во время Первой мировой войны Россия «оказалась в полной изоляции»{650}, иначе говоря, не ввозила ничего.) Но и при таком размере ввоза потребность оставалась неудовлетворенной. Для формируемых новых дивизий, как говорил на совещании в Ставке 17 декабря 1916 г. Гурко, пулеметы имеются, «перевозочных же средств нет. Поэтому пулеметы надо ставить в двуколки, так как, чтобы выйти из создавшегося положения, другого средства нет». С двуколками тоже обнаружилась проблема: хотя пулеметов к концу 1916 г. было заготовлено по 32 на полк (24 «Максима» и 8 «Кольтов»), это «пулеметы без двуколок и упряжи, — подводил итог своей деятельности великий князь Сергей Михайлович. — …Полного снаряжения нельзя получить ни в 1917, ни в 18, ни в 19 году»; «все наши формирования рассчитаны на снабжение ими старых дивизий, но мы их дать им не можем вследствие недостатка [конской] амуниции». Брусилов считал, что формируемые для действий в 1917 г. дивизии следовало бы снабдить пулеметами «хотя бы на повозках». Также и орудиям не хватало транспорта: великий князь Сергей Михайлович признавал «невозможность перейти на четверочную запряжку в артиллерии» и предлагал «перейти на обывательские подводы»{651}.

5. ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННОЙ ПРОГРАММЫ ЦАРИЗМА

«Коммерческая тайна» артиллерийского снабжения

Побывав 9 мая 1915 г. в Ставке, Смысловский из «интимного, товарищеского характера» разговора с Янушкевичем вынес впечатление, что начальник штаба Верховного главнокомандующего «считал наше предстоящее отступление предрешенным вследствие недостатка снарядов»{652}. Верховный главнокомандующий великого князя Николай Николаевич вину за провал операций на себя не принимал и 26 апреля прямо предупредил великого князя Сергея Михайловича, что недостаток снабжения «ляжет на ответственность ГАУ». Тот признался, что надежд на скорое улучшение нет никаких{653}.

Резко обострившееся в связи с военными поражениями и людскими жертвами общественное недовольство заставило Романовых отбросить взаимные счеты и постараться совместными усилиями направить его в безопасное русло. Для того чтобы переложить ответственность за «кровавый» вопрос на оппозиционные круги, великие князья Николай Николаевич и Сергей Михайлович, возглавлявшие операции на фронте и артиллерийское снабжение в тылу, в мае 1915 г. предприняли крупный политический маневр.